Сказочки для отчаянных

– А кто ж ещё.

– А я всегда это знала, – сообщила девочка.

– А когда мы с тобой снова встретимся, Жит, так они его сокращённо иногда называли.

– С тобой, мальчик, через энное количество лет. Ты выучишься на мыслителя, богослова–философа, женишься, будут у вас два сына и две дочери, у них тоже будут игрушечные зайцы и со временем свои дети. Дальше вы с супругой примети монашество и ты сан. Станешь Митрополитом Энской епархии и тебя в одной из этнически–бандитских перестрелок рядом с храмом, где ты будешь служить, подорвут вместе с твоими духовными чадами. Вот тогда мы и свидимся, но и в процессе жизни буду навещать вас обоих, как и сегодня, но редко–редко, всё–таки появление в чужом сне требует не малых сил, это как если рыбу из воды вынуть, так и нас из Рая в сны, задыхаемся. С тобой, девочка, примерно тоже будет, но нюансы позволь умолчу, тебе должно чуть по околице пройтись, прежде чем исповедницей да мученицей за Голос решиться стать. Горя всем придётся вёдрами хлебать, но тем слаще будет наша встреча, слаще меда и сота, ярче злата и топазия …

Блеснули глазки–пуговки зелёным огоньком, словно влажные и пропали во тьме. Утро на земле наступило, влажное, холодное, но радостное, летнее. Хотя и рано и не в школу, но проснулись все без будильника и не сговариваясь отправились в поселковую церковь. От содовых сообществ это в километре будет.

– А дальше.

– Спи уже, кончилась сказка.

– Ещё расскажи.

– У–ух! Про что?

– Про зайку.

– Так ведь умер уже зайка, всё, спи, в Раю райскую морковку грызёт.

– Расскажи.

– Ну, вырос мальчик. Закончил школу с отличием. Сходил в армию, отдал долг земному отечеству, ведь его где–то кто–то защищали и атеисты и мусульмане с буддистами, должен и он был всех их защищать. Женился. Нарожали они деток…

– А Зайка?

– Зайку своего вспоминал и в снах иногда с ним общался, когда и совета богословского спросит и про воспитание детей подокучает…

Всё, заснул. Уф! Пора эту сказку записать, а–то забуду.

12–13.10.2006

Вариант 2

Руки вымыли. Поели.

Посадили на качели.

– Расскажи мне сказку, папа.

– А про что, сыночек, надо?

– А про зайку и про волка.

– Только чтоб не очень долго.

Глазки, сына, закрывай

И быстрее засыпай.

– У одного мальчика…

– А мальчик был маленький?

– Да как ты, годика три ему было…

– А как его звали?

– Так же, как и тебя, Илаша.

– А Фева у него была?

– Была, была, у него сестрёнка…

– А где она?

– В садике спит, тихий час у них, ты слушай, а не спрашивай и засыпай. У мальчика был шитый игрушечный Зайка, прямо такой как этот, что у тебя в руках. Очень мальчик любил Зайку, им ещё мама его в детстве играла, опытный был Зайка, со стажем.

– С чем?!

– Со стажем, это когда много–много работают и становятся мудрецами–умельцами в чём–либо. Зайка вот был умельцем–игрушкой. И кушал мальчик с Зайкой и спал в кроватке и в «Страну мелодий» на компьютере играл и телевизор смотрел, особенно мультики про зайчиков любили оба. Только Зайка грустил, когда видел других зайцев по телевизору и немного им завидовал, они могли прыгать и бегать, резвиться в лесу, щипать травку. И плакал. Только слёз его не было видно, он же тряпочный и водички в нём, ну ни капельки, а чтобы были слёзы, нужна вода в организме. Плач от этого только горше, ибо так и остаётся внутри, не выносится слезами наружу и всё нутро покрывается кристалликами плача, а носитель их считается кристальным.

Ночами, когда все укладывались после вечерней молитвы и десяти земных поклонов и засыпали под вечернюю сказку папы или мамы, Зайка не спал и грустил все ночи напролёт под боком у хозяина–мальчика. Он не умел спать, глазки–то у него не закрывались, ведь глазками у него были пуговки, а пуговки, как известно, не способны ни моргать, ни закрываться. Так уже больше сорока лет Зайка пребывал во все–денно–нощном (вседенощном) бдении. И это открыло в нём такую способность, какой не было ни только у мальчика, но даже у его папы с мамой – он видел всё, что происходит ночью в спальне у мальчика и его сестры, когда они спят.

Впрочем, спящий человек это тоже замечает – всё, что ему сниться, это смутная тень, тусклый образ, бледный отблик[6 - Тоже что «отблеск» только «отблик».] того, что происходит в действительности. Хотя эту реальность не увидишь, если проснёшься. И если кто–нибудь будет сидеть рядом со спящим, то кроме шумов на улице и сопения почивающих он ничего не услышит и не увидит, если хотя бы лет тридцать–тридцать пять не сомкнёт глаз или не будет носителем кристалликов плача.

Зайка видел всё и знал, что происходит с каждым из проживающих в этой квартире.

Зайка наблюдал, как открываются Небо и Недры и в комнату прилетают Ангелы и заползают или выскакивают Аггелы, располагаясь через одного вокруг каждого спящего и ждут. Из Ниоткуда приходит Голос или Мелодия, Речь или Мысль, точнее не скажешь и кольцо из Ангелов и Аггелов начинает вращаться. Из вращения льётся как–будто песнь под эту как–будто Мелодию, где описывается проведённый день спящего, его речи, желания и поступки. Со временем Зайка нашёл этому название: ежедневный частный суд, где высказываются свидетели и частный ежедневный приговор, когда, соединяя события дня во едино, Голос–Судья ставит заключительный аккорд, то, что Сам сочтёт недостающим в этот день. Хотя выглядело это как вычёсывание репейника и прочей лесной шелухи из шкурки–одёжки, но – СУД, так было забавней. После приговора Голоса Ангелы и Аггелы как бы аплодировали Ему и начинали нашёптывать в оба уха спящего этот приговор. И спящий видел тот или иной сон. Сон мог, как испугать, так и порадовать, мог рассмешить, а мог навести тоску или скуку. Ангелы и Аггелы не обязательно свидетельствовали: Ангелы о хорошем, Аггелы о плохом, нет. Но вот нашёптывали они полярно друг другу: Ангелы о Радостях Рая и о плаче о грехах, Аггелы – о саможаленье, безысходности и чрезмерных плотских утешениях и забавах, особенно во время поста. Во сне это всё воплощалось в образах. Мальчику и девочке снились, например, то волки (это воплощался шёпот Ангелов о раскаянии в непослушании родителям) то феи (изображался шёпот Аггелов о пристрастии к незаслуженным удовольствиям). Впрочем, одни и те же образы могли быть воплощением разных шепчущих сторон. Волк мог означать страх, навеваемый Аггелами потерять то, что никогда не было твоим, т.е. всего, ибо всё здесь даётся Вечностью на время. Или фея – могла изобразить слова Ангелов о милостях и любви Создателя к Своим творениям. Судя по тому, как человеческое сердце отзывалось на эти сны, можно было определить, кто нашёптывал и о чём. Нашёптывания, или сны, как уже стало понятно, были неким продолжением бодрственного состояния, как разбежался днём, так и покатился ночью – кто, что сделал и помыслил то во сне и получил, к чему склонялся сокровенный сердца человек, то сокровище и выкапывал. Оно могло и перепугать и нечаянно обрадовать. И, как накапливал человек весь день для сновидения, так ежедневными сновидениями человек накапливает для Вечного Сна, приходящего со Смертью, что, собственно, одно и тоже. Поэтому правы те, что говорят о воздаянии за грехи, мол, что посеешь, то и пожнёшь. Но, вот ещё в чём загвоздка: сегодня порадовал сон, например, шоколадку в пост покушал (толи навыкся, толи возгордился, вот и смиряет) и понимал во сне, что плохо, но ел и наслаждался, то такая радость горечью отрыгнётся в итоговом сновидении, если её не перекроет/омоет самоукорение, если было, в том же сне и по пробуждении. Плохо не то, что ел шоколадку, но то, что нарушил договор, обязательство не есть. Раз уж договорились, то надо соблюдать, а не увиливать.

Ребёнок и вообще человек, слабо различающий кислое от солёного, когда оно замаскировано под сладкое или горькое, не в силах, пробудившись дать трезвую оценку своего солдата–разведчика. Ребёнок или взрослый не осознающий – только ликует или огорчается и только с возрастом–мудростью начинает улавливать тонкий обман и иносказание в примитивных картинках. Так и мальчика совсем не интересовало, почему ему снился волк, хотя он больше любит зайцев, он их просто боялся и всё. А проснувшись, плакал и мечтал о настоящем, живом кролике. Но в течении дня очень часто бывало, что не в пример кротости зайцев–кроликов, на которых все мы бываем похожи, когда безобидны и ласковы, не слушался старших и страшно ругался, оспаривая у сестры очередную машинку, до которой ему и дела–то никакого не было, пока сестра не стала играть забытой под диваном игрушкой. И сестра в ответ не уступала в рычании и потому им обоим снились волки, хотя они оба больше любили зайцев и хотя папа говорил им, что волки добрые и никого просто так не кусают, но как санитары леса чистят лес. А чтобы не попасть им в пасть нужно иметь любовь и волки это чуют, ведь у них нюх, и они радуются как щенки такому человеку. И напротив, если кто боится, ведь страх только у тех, кто в любви не совершенен , то подаёт волку сигнал к атаке. У травоядных животных этот страх пропадёт окончательно, когда его не станет у человека; у домашнего скота, когда хозяева будут любить, а не употреблять их в пищу, и тогда хищники тоже будут жевать траву и лев будет играть с ягнёнком, а кошка, собака и крыса будут лакать молоко из одной миски. Папа рассказывал им, что с его животными так уже было, когда он был маленьким, хотя и ему снились страшные сны, но то были Аггелы в собственном своём обличие, не прикрытые аллегорией, которая стала появляться с возрастом.

Вот и Зайка наблюдал из ночи в ночь всё без прикрас, буквально и как мог, поправлял мальчика днём ради грядущей ночи. Сонному волку всего–то надо было отдать на растерзание жадность и обзавестись щедростью и Зайка самое большее, что мог, это приносить себя на растерзание руками самого же мальчика. То голова оторвётся у любимой игрушки, то лапа. Зайку от него прячут, чтобы не растрепал совсем до поры, когда время появится зашить. Мальчик опечалится, но этим навыкает прощанию с любимыми вещами и друзьями. А тут родители снова найдут время и подошьют голову. Мальчик опять рад, но и привязанность возрождается с пущей силой. И шёпот о волках снова звучит по ночам. В конце одной такой ночи Зайка не выдержал и взмолился ко Голосу сделать его живым зайцем (не знал он ещё тогда, что мальчику в эту минуту снится кролик, прогоняющий волка без ругани, но протягивая ему морковку, волк схватил морковку и убежал). Отвечал Зайке Голос:

– Подумай вот над чем: пока ты тряпочный да ватный ты будешь жить долго. А став живым не проживёшь больше пяти–семи лет, да и–то с особого благословения. Тебе уже сорок три, живые зайцы столько не живут.

– И пусть. Хочу прыгать, щипать траву, дышать, спать. Не хочу видеть и слышать ваши ночные оркестры.

– А с мальчиком остаться хочешь?

– Теперь хочу ответить, что нет, но если бы у меня был выбор остаться или уйти, наверное, я бы выбрал остаться.

– Будь по–твоему, Зайка.

– Только ли по–моему, Голос? Мне бы хотелось, чтобы это и Твоя была воля.

– Если честно, то если бы ты сегодня не попросил меня об этом, я бы сам сегодня же предложил тебе тоже.