Исчезающий миг современности

Петух смачно клюнул через мешок его по темечку. —

– Во, понимает. Умная птица – и старичок любовно улыбнулся, показывая тёте Лузе гнилые зубы.

Подошёл дядя Гыба.

– Это он? – спросил дядя Гыба, указывая пальцем на старичка. —

– Он. – ответила тётя Луза.

– Наваждение какое-то – сказал дядя Гыба. – На всякий случай снял со старичка мешок и внимательно осмотрел его лысину. Там ничего не было кроме метки от клюва петуха.

– Пошёл вон со своим петухом! – крикнул дядя Гыба. – Хотя нет, дай-ка сюда своего петуха! – Но было поздно. Старичок дал такого стрекача, что ему позавидовал бы чемпион по бегу. Петух привязанный на верёвочке летел за ним следом, подражая самому настоящему Змею.

Парочка вошла во двор. Там по прежнему сидели дети. Но уже не плакали. Только грязные струйки на их личиках, показывали следы горьких слёз. Дядя Гыба подошёл к каждому, взял за подбородок, посмотрел в глаза, ощупал их худенькие плечики и сплошные рёбра, махнул рукой и отошёл. Это их спасло.

– Ладно, иди корми их. Хотя нет!.. Ну не мог же он как под землю провалиться. Он где-то здесь. Нужно идти искать.

– Уже темно, давай завтра. Я уверенна – найдётся. – плаксивым голосом заголосила тётя Луза

– Ничего – мы пойдём с факелами. Чуть передохнём и пойдём.

Янко сидел в куче соломы и дрожал. В конце концов силы его оставили и он уснул. Как не вовремя! Мальчик с собакой подождали пока всё уляжется и пошли на мост. Там они ждали Янко. Подождали час и ушли. Но мальчика томил какой-то зуд.

Он прошёл уже далеко. Постоял, что-то подумал и вернулся. Подождали ещё час. Начало темнеть. Мальчик то отходил метров на десять, то возвращался. В конце концов он махнул рукой и сказал —

– Значит кому-то не повезло. —

Когда они с собакой отошли метров на двести вдали показались два факела. Пёс остановился, взвизгнул, ещё раз взвизгнул и помчался обратно. Что с ним подумал мальчик? И побежал следом. Пёс подбежал к соломе и завизжал. Мальчик подошёл, разгрёб солому и обнаружил спящего Янко. Разбудил его.

Когда они с Янко отошли метров на сто на месте копны соломы взвилось пламя. Это дядя Гыба и тётя Луза подожгли убежище, где спал Янко, чтоб осветить окрестности.

Глава 4. Вторая встреча профессора и писателя

На этот раз профессор сидел в ресторане. Хотя рестораном эту бесконечность света и эфира можно назвать лишь условно. Через прозрачную твердь, что подразумевалась как пол, видны Миры в их разнообразии. Они то удалялись, то приближались. То появлялись, то исчезали, превращаясь в красивую галантность. И опять неудержимой волной летели вверх, играя россыпью света и цвета. То вдруг в тебя летит шар. Прямо на тебя. Он рос. Занял всё пространство от горизонта к горизонту. И вот уже города. И вот уже дома умопомрачительной фантазии. Возле домов своеобразные скверы, на них невидимые цветы. Всё пространство занял только один цветок. Он продолжает расти. И ты сам уже находишься внутри цветка. Видишь как по его магистралям течёт сок. Оказываешься в лаборатории цветка, вырабатывающей этот сок и видишь как не жизнь превращается в жизнь. Летишь ещё дальше и видишь как эта жизнь строится из отдельных осколков, отдельных кирпичиков. И ты уже в кирпичике и видишь, что и он не конечен, а состоит из бесконечных делений. Хочешь увидеть, посягнуть каждое отдельное деление, но и оно не конечно. Оно тоже состоит из мириадов миров и ты осознаёшь, что дальше Сам Бог и дальше двигаться нельзя. Табу!

Вдруг это все исчезает и под ногами плещется ласковое море, а на горизонте белеет парус. А стены – это не стены, а лишь голограмма миров, что были, что есть, и что ещё будут. И в каком-то мире, в какой-то туманности ты видишь самого себя красивого, удовлетворённого и даже не удивляешься такому волшебному зеркалу.

Профессор показал рукой на пустое место и предложил сесть. Не успел молодой писатель удивится пустому месту, как появился стул из какой-то колышущейся мутноватой, но приятной на вид жидкости. Когда писатель сел, все превратилось в мягкую твердь облегающую тело. И было приятно и уютно.

Профессор ел запечённые баклажаны в грибном соусе.

– Чёрт побери – сказал он – сколько прошло тысячелетий, сколько изменений эпох, сколько новых находок, а вот баклажаны как были приятно приспособлены к нашим желудкам и нашим вкусам – так и остались. Есть всё таки в мире незыблемая константа! И это не Бог! Нет – не Он! Меняются миры – меняются Боги, а баклажан остаётся баклажаном. Мы только можем до предела сократить время его развития. Сделать его мгновенным, или чтобы это было приятным и интересным кино. —

Он поднял руку и перед писателем на таком же эфирном столе появилась тарелка. Вдруг на тарелке появилось семечко, в мгновение ока оно дало ростки. Появились листья, стебель потянулся вверх, расцвел, из цветка появился один единственный баклажан. Он рос. Сначала был бледный, потом синел, синел до черноты. И когда вырос примерно до двадцати сантиметров, упал на тарелку. Ботва исчезла. Он оказался порезанным и появился приятный запах вкусной пищи.

И здесь писатель подумал о таком простом и таком сложном компоненте – как время. В каждом живом, (а писатель уже знал, что в Мире всё живое), у этого самого времени существует разная константа! Разная точка отсчёта и разная шкала измерения! Вот например микроб! Он живёт по измерению моего времени всего сорок секунд! За эти сорок секунд паскудный микроб, (дай ему бог здоровья, если он полезный!), успевает родиться, вырасти, несколько раз жениться и развестись с женой, если он двуполый, нарожать детей – таких же микробов, дождаться внуков, черт побери! и… умереть! Значит мои сорок секунд – время чисто условное. Чтобы мне проделать то, что успел микроб – нужно земных восемьдесят лет. Тогда оказывается, что сорок секунд и восемьдесят лет равны! Вот какая она загогулина!

Но, еда дымилась на столе.

– Пожалуйста, ешьте! – послышался голос профессора. – Вилка и нож лежат рядом. Кстати! – Вилка и нож тоже, чёрт побери, константа! Как бы мы не стремились вперёд, какими бы шагами не гнались, хоть сверх скорости света, что уже возможно, но от самих себя не можем уйти ни на шаг! Ни на шаг! А так, представляете, убежал от себя, сел на какой нибудь кочке и смотришь как ты сам ковыляешь по миру, как по ржавым шпалам, чтоб дойти до самого себя… И повторить тоже самое, или всё поменять! Но есть что-то не меняемое, лишь развивающееся! —

И профессор ткнул пальцем в свой лоб.

– Вот где я сам. Ни в каком органе, даже не в генах, а вот здесь, хотя это тоже имеет свой геном. – Мой единственный, не передаваемый. Личный! Клеймо моё. Мой сын не может мыслить так как я, его мысли могут быть подобные моим, но они другие – другой спектр, другая окраска!

– Профессор, но вы же только что отрицали единого Бога, сказали, что он в каждом мега-анклаве свой, или что-то подобное.

Профессор задумался, потом, как бы встряхнул из себя сон. —

– Кстати о Боге. – Да меня создал Бог. Через уйму там эволюций, но не будем об этом. Главное – Бог создал Мир. Не так ли?

– Да так, это мы усвоили ещё с молоком матери.

– Вот, вот! Если Бог создал Мир, значит он появился раньше Мира! – Логика!? Где логика!? – Если Мира ещё не было, а Бог уже был, то где он обитал вне Мира!? Кто ответит на этот вопрос?

– Но библия говорит, что был Хаос, что Бог из Хаоса создал и твердь и небеса и свет!

– И вы, молодой человек, полагаете, что из Хаоса могло появиться, что-то путное, вроде Бога? Нет, молодой человек, вот здесь табу! Стена! И не дай Бог, нам разрушить эту стену, и не то, что разрушить, а продвинуться хоть на йоту вглубь её! – Каюк! – и профессор задумался.

Писатель вынул из кармана исписанные листы и хотел их подать профессору. Но тот махнул рукой и сказал —

– Оставьте. Я их читал. —

Писатель посмотрел удивлённо и растерянно.

– Я их читал в самом зародыше. Ещё тогда, когда вы их черкали и переписывали вновь и вновь. Я читал их в вашем личном файле. Там есть всё. Даже, если б мне не было противно я смог бы заглянуть и в ваш туалет, и под вашу простынь. Но мне это ни к чему. А вот пишете вы не интересно и не логично. Я же просил вас поучиться у вашего прадеда, так нет. Опять за своё! —

– А в чём нет логики? – робко, почти пропищал писатель.

– Да во всём! – Что за странное поведение собаки, или хотя бы со старичком? От реальности ушло, а до мистики не дотянулось. Там у вас есть ещё не задействованные персонажи. Например нищенка с дорогим браслетом. Что она делает? Где она? … Ах, у вас ещё будет продолжение? Тогда вот что? – Выставьте то, что есть, если будут читать – продолжайте. Заходите, я буду рад…

Глава 5. Спасение Янко от дяди Гыбы и тёти Лузы

Мост был заблокирован. Там примостились дядя Гыба и тетя Луза в разных концах моста. Они чувствовали, что Янко где-то здесь. Тем более, что в поле зрения появился старичок с петухом, который что-то знает. Им так казалось. Для того, чтобы не уснуть тетя Луза каждые полчаса упрекала дядю Гыбу, в том, что он воспользовался ее обмороком, и при самом солнечном свете рассматривал ноги Тети Лузы выше колен. Пожалуй он и раньше их видел, но то было почти в полной темноте, или при тусклой свечке. А здесь при солнечном свете! Что бы могли подумать в приличном обществе? То-то!

Дядя Гыба в начале молчал, но когда тетя Луза повторила это третий раз, ожидая словесного восторга дяди Гыбы о её ногах, он не сдержался и чуть не крикнул

– Что ты старая карга гавкаешь! Да такой тошнотворной отравы, как твои ноги, я в жизни не видел! Мне всегда рвать хотелось при виде твоих ног. Если бы мне не нужен был Янко, я бы … – и он махнул рукой.

У тети Лузы в горле дыханье сперло. Она что-то хотела, то ли возразить, то ли упрекнуть в несправедливости, но с горла вылетело только клокотанье. Когда клокотанье перешло в кашель, потом в шипение, потом в какое—то междометие, и после, когда отдельные слоги постепенно начали превращаться в слова, тетя Луза, вся обливаясь справедливо гневными слезами сказала —

– Еще ни один мужчина в моей жизни, а я их повидала, ой сколько! Не посмел меня так оскорбить! Даже последний муж мой, чтоб он был прокл… ой, что это я? – Царство ему небесное!.. не посмел сказать ничего подобного о моих ногах! Пусть бы только попробовал! А ты дядя Гыба? Я же думала отдам тебе остаток своей драгоценной жизни… я же думала, когда продадим Янко, то заживем ой как! А ты все мои надежды… Ладно. раз ты так запел, то я умываю руки. Лови сам своего Янко… Тетя Луза кряхтя встала, плюнула в сторону дяди Гыбы, благо он был по ту сторону моста, и сделала несколько шагов в поле, по направлению к своему дому.

– А, ну-ка стоять, старая размазня! – Крикнул дядя Гыба – если упустим Янко, ты первая будешь болтаться на виселице. Ты еще не знаешь отпрыску какого великого и властного человека нужны его органы! Если я скажу, ты упадешь замертво и не встанешь! Чтоб ты не упала и могла продолжать поиски я промолчу. —

Здесь дядя Гыба, а скорее писатель, что-то перепутал. В этот отрезок времени о органах могли только мечтали фантасты. Ну ладно. Пойдём дальше. Я же написал, что это полуфантазия, хоть и списанная с натуры.

Тетя Луза встала как вкопанная и ее затрясло как в лихорадке. Она, где стояла, там и села. Через какое-то время дядя Гыба успокоился и уже мирным тоном спросил —