Под взглядом пристальным чудовищ

Мы почти исчезаем.
Ты поймешь это лучше, прости,
Чем иной обреченный,
Ведь тебе не пристало расти,
Будто лилии черной.

Горсть земли, чья межводная власть
Неделима отныне, —
Ты заветных времен дождалась,
Как и все остальные.
И теперь то, чем живы они
В этом мареве едком,
Достается, как в лучшие дни,
Не потомкам, а предкам.

Твоя тень все растет и растет,
Как шальные наценки,
Но твой плащ – он истреплен, истерт,
Он наброшен на церкви.
И сейчас нам понятен, как встарь,
Светлый ужас, в котором
Ты глядишь на далекий алтарь
Тициановым взором.

И подставленная бризу верфь,
И дворец с темным садом —
Все привыкло смотреть снизу вверх
на вознесшихся рядом,
На паром, что ползет поутру
Из лагуны неспоро,
Как фигурка, что взяли в игру
Из другого набора.

Ты идешь на знакомый вираж,
Для прыжка напружинясь.
Прежний мир был приземист, а наш
Оказался прижимист.
Да и город всегда был таков,
Щедрый лишь на осадки —
Рыбаков, как и учеников,
Не бывает в достатке.

Разбежался по тучам озон,
Львы на юг отлетели.
Наступает большой несезон,
Удлинняются тени.
Облетает ухоженный сад,
Не спеша и опрятно.
Ну а мы подрастем – и назад,
Подрастем – и обратно.

«В белом сне, в твоем покое мутном…»

В белом сне, в твоем покое мутном
зазвенит расшатанный металл.
Так щелястый дом похмельным утром
прогревает тот, кто первым встал.

Лязгает безжалостно заслонкой,
гулко снег сбивает о порог,
сыплет тут и там щепою ломкой,
жизни заготавливая впрок.

У гостей оттаивают лица,
темный день сгорает, обречен.
Хочется укрыться, разделиться
и уже не думать ни о чем.

Встать под вечер, вывалиться в сени,
ощущая, тошноте сродни,
как душа от странных сотрясений
крошится на мелкие огни,

будто бы, готовя к ночи тело,
кто-то безучастный, но благой,
дожигая все, что не сгорело,
разбивает угли кочергой.

«Лес опадает, одновременно знакомый…»

Лес опадает, одновременно знакомый
и равнодушный, будто дальняя родня,
в земле купается потерянной подковой
и прорастает понемногу сквозь меня.
И вместе с ним по этим косточкам, по жилам
весь мир крадется, как давно заведено,
ползет в желании своем неудержимом
соединить неисчислимое в одно.

В лесу осеннем, где нежданно пахнет вишней,