Войсковые разведчики в Афгане. Записки начальника разведки дивизии

К большому сожалению, документальных материалов о деятельности войсковой разведки нашей 201 мсд в период 1980–1985 годов в военных архивах практически не имеется. Условия того периода, когда даже в историческом формуляре дивизии не упоминается о ведении боевых действий, наложили свой отпечаток и на историю самой дивизии.

Написать эту книгу меня побудило желание восполнить «белые пятна» в боевой истории 201 мсд и рассказать о войсковых разведчиках в Афганской войне.

В мемуарной и художественной литературе про Афганскую войну почему-то пишут в основном о спецназе и десантниках, как будто только они и боролись с моджахедами. Не умаляя их роли, в своей книге мне хотелось рассказать о «чернорабочих войны»: солдатах, сержантах, прапорщиках, офицерах тактического звена разведки – войсковой. Разведки дивизий, бригад, полков, батальонов.

Особенно если у этих существовавших или существующих ныне людей было в жизни приключений столько, сколько не наберется и в приключенческом сериале. Ценность в том, что это реальные люди, многие из которых погибли, плюс реальные события, а не выдумка писателей, которые в своем большинстве не видели в своей жизни ничего такого, о чем пишут.

Нездоровая фантазия, глупые истории, не имеющие ничего общего с реальностью, действительными судьбами людей. А ведь сколько подлинных историй человеческой красоты и подлости пришлось увидеть за годы войны в Афганистане!

Светлой памяти войсковых разведчиков Афганистана, павших и живых, я посвящаю эту книгу!

Афганистан. Первое знакомство

Вот, наконец, и место назначения – г. Кизыл-Арват (красная девушка – по-туркменски) Туркменской ССР. Приехали мы туда, выпускники Военной академии бронетанковых войск им. Р.Я. Малиновского 1979 года, в первых числах сентября. Мы – это я и мой однокашник Юрий Корсаков, которым выпало «счастье» служить в Центральных Каракумах.

Надо сказать, что настроение было не особенно бодрым, так как ехали в очередной раз в богом забытый угол. Больше всего угнетало чувство несправедливости: ведь мы поступали в академию тоже из дальних гарнизонов: я из Забайкалья, Юра с Дальнего Востока. Однако по распределению при выпуске получилось как всегда: «лохматые» – кто из Германии, тот в Белоруссию, кто из Украины, тот в Чехословакию, а наш брат – из Забайкалья и Дальнего Востока в Туркестан, а из Туркестана – в Забайкалье.

Однако ничего не поделаешь, тогда мы все были воспитаны в духе неукоснительного выполнения приказа, и не было даже в самой критической ситуации мысли об увольнении из армии, как это делается сейчас: чуть чем недоволен – хлоп рапорт на стол!

Успокаивали себя тем, что, мол, не на всю же жизнь едем туда. Однако реально сознавали, что, видимо, как раз на всю оставшуюся жизнь. Ведь я из Забайкалья «выскочил» только благодаря тому, что поступил в академию БТВ, а теперь было маловероятно, что поступлю в ВА ГШ им. Ворошилова. Туда поступали только единицы из десятков тысяч офицеров. А другого способа вырваться из Туркестана тогда не было.

Семью свою я отправил к родителям жены в Белоруссию, с условием, что как только устроюсь, сразу их вызову. Мой товарищ ехал всей семьей, так как ему и отправить-то их было некуда: он и жена были родом с острова Сахалин.

Несколько суток в поезде «Москва – Ашхабад» мы видели в окно сначала степи, потом пески. В вагоне почти одни туркмены, каждый со своими чайниками и пиалами. В фирменном поезде хорошая вентиляция и особой жары не чувствуется. Приехали в Ашхабад, ночь провели на вокзале, а утром пересели на местный поезд «Ашхабад – Красноводск» и к обеду были на месте.

Первое впечатление о городе, конечно, было тягостное. Пыль, жара, глинобитные дувалы (заборы), узенькие улочки, чахлая растительность, везде ишаки и верблюды. Правда, когда подъехали на дежурном «Урале» к военному городку, несколько стало легче на душе. Современные пятиэтажные дома, много зелени, система полива, фонтаны, бассейны, короче – цивилизация.

Новое четырехэтажное здание штаба дивизии, где мне предстояло служить, радовало глаз своей ухоженностью. Везде чувствовалась хозяйская рука и основательность.

Командир дивизии Леонтий Алексеевич Робул, молодой полковник, молдаванин по национальности, принял нас в кабинете обоих сразу. Посадил за стол и обстоятельно поговорил с нами. Он лет 10 назад закончил нашу академию, помнил многих преподавателей и ему были интересны академические новости.

Представился заместителю командира дивизии подполковнику Валерию Ивановичу Миронову, тоже коротко побеседовали.

Далее я пошел представляться своим непосредственным начальникам: начальнику штаба дивизии подполковнику Владимиру Михайловичу Журбенко и начальнику оперативного отделения штаба подполковнику Вениамину Александровичу Черкашину. Они ввели меня в курс дела, Черкашин показал мне мой кабинет, познакомил с офицерами-операторами.

Их было двое: майор Виктор Любецкий и капитан Николай Артюхин. Надо сказать, что прослужили мы в этом составе недолго, всего год, но сработались и сдружились, как будто знали друг друга долгие годы. Мой новый начальник тоже недавно в дивизии – прибыл из Самарканда, где был начальником оперативного отделения штаба 114 мсд кадра (т. е. основательно сокращенной дивизии). Офицеры отделения служили здесь уже 5–6 лет и были опытными туркестанцами.

Хочу подробнее рассказать о начальнике штаба дивизии – подполковнике Журбенко, наиболее старом туркестанце и ветеране нашей 58 дивизии, прослужившем в Каракумах более 10 лет после окончания Военной академии им. М.В. Фрунзе.

Сначала командир батальона в 162 мсп, потом заместитель начальника оперативного отделения штаба дивизии, далее начальник этого отделения, командир 101 мсп в п. Иолотань 5 гв. мсд, а с 1978 года – начальник штаба опять 58 дивизии.

В 1980 году поступил в ВА ГШ им. Ворошилова, после ее окончания был начальником оперативного управления в Южной группе войск (Венгрия), потом начальником оперативного управления Ставки Юго-Западного направления в Кишиневе. После ее расформирования стал заместителем начальника Генерального штаба ВС России, генерал-полковником. С 1995 года в отставке. Умер в 2006 году в возрасте 66 лет, похоронен в Москве.

Коротко расскажу о дивизии, в которой мне предстояло служить.

58 мотострелковая Рославльская дивизия была одним из старейших соединений ТуркВО. Сформированная в конце 1941 года под Куйбышевом (ст. Барыш) из частей пограничных войск и НКВД, она прошла всю войну и закончила ее в Вене. Сразу после войны ее передислоцировали в Ашхабад.

В 1949 году после страшного землетрясения в городе, когда в дивизии погибло более 300 человек, она была передислоцирована в г. Кизыл-Арват, районный центр в 200 км западнее Ашхабада, где находилась до самого ее расформирования в 1992 году.

Части дивизии были растянуты на 250 км вдоль единственной в Каракумах железной дороги и стояли в трех гарнизонах: Кизыл-Арват – управление дивизии, 162 мсп, артиллерийский и зенитно-артиллерийские полки, части дивизионного комплекта; Казанджик – 231 тп, 160 мсп; Небит-Даг – 161 мсп.

58 мсд была когда-то горно-стрелковой и до настоящего времени сохраняла некоторые ее элементы: в мотострелковых полках вместо танковых батальонов были отдельные танковые роты, кроме полковых артдивизионов, были еще и батареи 76-мм горных пушек, в батальонах – батареи 82-мм переносных минометов.

Развернутыми почти до полного штата были лишь 162 мсп на БМП-1 и 231 тп на танках Т-55, остальные части – сокращенного состава. Техника и вооружение мотострелковых полков, кроме 162 мсп – самая допотопная. Так, 161 мсп имел на вооружении бронетранспортеры БТР-40, произведенные в 50-х годах, а в реактивно-минометном дивизионе дивизии были на вооружении 160-мм минометы этого же возраста.

Предназначение дивизии – прикрытие границы с Ираном на Закаспийском участке – почти 400 км. Других соединений Сухопутных войск в Центральных Каракумах не было.

Проблемы с бытом для меня решены были практически моментально. Буквально через неделю я получил хорошую трехкомнатную квартиру на первом этаже (что особо ценно в условиях Туркестана). В этом преимущество забытых богом гарнизонов.

Что же, нет худа без добра, дал телеграмму жене, чтобы выезжала с детьми, и занялся косметическим ремонтом. Вернее не я, а солдаты из комендантской роты.

Я же с начальником штаба дивизии впервые поехал в Каракумы на рекогносцировку полковых учений. Особенно нового там, правда, я ничего не увидел, ведь в 1975 году я почти 3 месяца находился в командировке в пустыне Гоби (Монголия).

Тогда там происходил первый эксперимент в Советской армии по созданию дивизий двойного базирования, по примеру американцев в Европе.

Смысл его состоял в том, что вся бронетанковая техника дивизии ставилась на хранение в пустыне Гоби в 200 км от монголо-китайской границы. Личный состав нашей 92 мсд, дислоцированной в 40 км от Иркутска в поселке Чистые Ключи, должен быть переброшен туда самолетами прямо на полевой аэродром, расположенный в 700–800 м от самой базы хранения. Колесная техника прибывала своим ходом.

Не буду описывать эти 3 месяца в пустыне в самый жаркий период (июнь – август). Но страдали мы там не столько от жары, сколько от инфекционных болезней. Чуть не половина полка оказалась в санитарной зоне: инфекционных палатках, развернутых метров за 500 от лагеря. А кто будет ставить танки на хранение? Ведь лишних людей нет – только офицеры и механики-водители.

Все независимо от звания и должности работали на технике с раннего утра до поздней ночи, ходили грязные и злые, но объем необходимых работ выполнили в срок.

Поселок Мандал-Гоби, около которого строилась наша база, – центр аймака (района), маленький в две улицы, в центре несколько одноэтажных кирпичных зданий: администрация, почта, магазин, школа. Все остальное – юрты. Вот и вся Монголия, увиденная мной.

В конечном счете оказалось, что идея двойного базирования не оправдала себя. Наша дивизия была сокращенного состава, и прибывшие в Монголию самолетами офицеры, механики-водители танков и БМП должны были там сидеть в одиночестве, ожидая приписной состав, который мог начать прибывать не ранее чем через 3 суток.

А Китай – вот он рядом, и случись какая заваруха, их вооруженные силы не стали бы ждать прибытия нашего личного состава и приведения дивизии в боеспособное состояние.

Это поняли, наконец, даже в Генеральном штабе СССР. Весной 1979 года на территории СССР нашу дивизию укомплектовали до полного штата и ввели в Монголию, но не в Мандал-Гоби, где мы 4 года назад поставили свою технику, а в 230 км севернее на железнодорожной станции Чойр. Все-таки не решились полнокровную дивизию численностью более 12,5 тыс. человек поставить в голой пустыне и возить туда за 230 км каждый гвоздь и каждое бревно.

Я же участия в этом переселении избежал, так как с 1976 по 1979 год учился в Академии бронетанковых войск имени Р.Я. Малиновского в Москве, но, как увидите, в дальнейшем, тоже от пустыни не ушел.

Что бы я хотел отметить, сравнив эти две огромные пустыни и познакомившись с их природными феноменами?

Пустыня Каракумы отличалась от Гоби прежде всего своим климатом.

Гоби – северная пустыня и климат в ней довольно суров, лето жаркое, но ночи холодные. Зимой там вообще температура доходит до 40 градусов мороза с сильными ветрами. Снега практически нет.

Каракумы – южная пустыня с очень жарким климатом летом и мягкой зимой. Летом температура достигает 45 градусов жары, температура почвы до 70 градусов. Часты песчаные бури. Зимой дожди, иногда снег, температура от минус 3–5 до плюс 8—10. Самое приятное время года.

Внешне пустыня Гоби больше похожа на степь, Каракумы – барханные пески, такыры и связанные с ними миражи.

Такыры, это – ровные, эллипсообразные площади с твердыми, лишеными растительности поверхностями, располагающимися иногда изолированно, иногда целыми группами. Глинистый покров такыров настолько тверд, что при движении по нему раздается далеко разносящийся стук.

Глинисто-солонцовая поверхность такыра непроницаема для воды, поэтому когда после весенних и редких осенних дождей образуются небольшие дождевые озера и лужи, то они обычно долгое время сохраняются как водоснабжающие источники. При этом следует помнить, что стоит проехать по ней на машине, как через несколько часов из такой ямы вода исчезает. Это объясняется тем, что продавливается размякший слой глины, открывая воде выход к песку. Такыры обычно окружены со всех сторон песками. На них сходится множество троп, пересекающих пустыню в разных направлениях.

Миражи – порождение такыров. Выходишь на бархан, и перед тобой разлито огромное озеро с легкой дымкой над поверхностью воды. Подъезжаешь – воды нет, это такыр. Его поверхность отсвечивает на солнце, создавая иллюзию воды. Несмотря на кажущуюся однообразность и какое-то безмолвие, в пустыне есть тоже своя красота и неповторимость, особенно утром.

Бич обеих пустынь – песчаные бури. Конечно, действуя на технике, особенно танках и БМП, ничего нет страшного. Надо остановить колонну, машины вплотную подогнать одну к одной, предупредить людей о том, чтобы не отходили от машин, и ждать окончания бури.