Войсковые разведчики в Афгане. Записки начальника разведки дивизии

Ведь уже в 1995 году, в новом государстве – России с началом Чеченской войны появилось много трудностей с комплектованием офицерским составом частей в зоне боевых действий. Начиная от самого высшего командования до младших офицеров, многие открыто отказывались служить там, обосновывая это кто семейными обстоятельствами, кто состоянием здоровья, кто нежеланием вообще служить в армии. Современные офицеры охотно идут лишь в миротворческие контингенты, где риск невелик и платят хорошо.

Так что перестройка и развал СССР не прошли даром для Вооруженных сил. Никто не хотел отдавать жизнь за новых хозяев, неизвестно откуда взявшихся.

Не знаю, будет ли это когда-нибудь исправлено, но, по моему мнению – таких офицеров и такой армии, какой была Советская армия, ни России, ни Украине, ни другим государствам СНГ больше не видать.

Но это сейчас, а тогда, в 1982-м, я не сомневался и принял все как должное.

О том, что я могу погибнуть или стать инвалидом, я как-то не думал. Считал, что если выбрал профессию военного, то она имеет и свои негативные стороны. И почему-то искренне верил в счастливую судьбу, которую мне предсказала цыганка-гадалка когда-то, еще в ранней юности. Согласитесь, что риск – это постоянное состояние военного человека.

Все это я сообщил жене по приходу домой. Конечно, она не обрадовалась этой новости, но я постарался ее убедить в необходимости и целесообразности этого поступка и дал твердое обещание не погибать.

Надо сказать, что в СССР в те годы неохотно говорили о нашем контингенте в Афганистане. Хотя наша страна вела там настоящую войну уже несколько лет, народу не говорили правду. Даже гробы, которые периодически оттуда приходили, хоронили без особой огласки и запрещали указывать на постаментах, что человек погиб в Афганистане.

Поэтому советский народ не очень правильно понимал – что же происходит в Афганистане. Ведь пресса и телевидение показывали и рассказывали об успехах строительства социализма в стране, наших солдатах и офицерах, сажающих деревья и помогающих благодарным афганцам в строительстве домов. Идиллия, да и только!

А что там идут тяжелые бои, знали только сведущие, в том числе и я. Ведь мы в Кушке видели все своими глазами и слышали рассказы очевидцев. Стихи безвестного поэта-афганца опубликованы будут позднее только через добрый десяток лет:

На Родине тихо, смеются там дети.
Безоблачно небо. Леса там стройны.
Кукушка кукует. Нет счастья на свете
Превыше, чем жить и не видеть войны.
А в это же время горели в машинах,
Взрывали себя, чтоб не сдаться живым,
Спасали друзей, подрывались на минах
Советские парни… Их память почтим!

Проводы в Афган устроил скромные, было всего несколько человек: мой друг Алексей Урсатий – заместитель начопера дивизии, командир 260 разведбата Виктор Алексеенко и его начальник штаба Эргаш Алимухамедов.

Поездом доехал до Ташкента, там, в разведуправлении я прошел у начальника 1-го отдела полковника В.А. Сапожника необходимый инструктаж, получил документы и в 3.00 31 декабря с военного аэродрома «Тузель» в Ташкенте вылетел в Афганистан.

В 201-й дивизии

«ИЛ-18» плывет за облаками в полной темноте. Потом наступил слабенький рассвет. Я посмотрел на часы – мы в полете почти три часа, пора уже снижаться, но самолет вроде и не собирается это делать.

Салон полупустой, нас человек 30, в основном офицеры и прапорщики, возвращающиеся из отпусков. По замене нас летит всего двое: я и замполит мотострелковой роты из Кушки лейтенант Ращупкин. По существующему тогда положению, с ноября по февраль включительно, замена в Афганистан не производилась и таких как мы, исключение из общих правил, называли «декабристами».

Они обычно переслуживали свой срок, так как замена начиналась только с февраля – марта. Об этом мне любезно сообщили сразу же в самолете. Но я на это не отреагировал: служить все равно немало – 2 года, какая разница – парой месяцев больше, парой месяцев меньше?

Забегая вперед, скажу, что Игорь Ращупкин погиб ровно через 10 месяцев. Он служил в 395 мсп нашей дивизии замполитом 8 мотострелковой роты, в одной из операций их подразделение попало в засаду, где он, получив тяжелое ранение в живот, через несколько дней умер в госпитале.

Наконец в проходе между кресел появился капитан из экипажа самолета и сообщил, что по всему Афганистану низкая облачность, туман и все аэродромы, кроме Кандагара, закрыты. Значит, летим в Кандагар. Через полчаса снижаемся, совершаем посадку в аэропорту «Ариана». Все. Приплыли. Спускаюсь по трапу и уже второй раз ступаю на землю Афганистана.

Вокруг пусто, никого нет, только ветер свистит. Бетонное здание аэровокзала пустое. Там ходят несколько часовых-афганцев. Никто нас не встречает, никому нет до нас дела.

Надо что-то предпринимать. Офицеры-авиаторы, летевшие в нашей группе, предлагают ехать в вертолетный полк, находившийся рядом с аэродромом.

На попутной машине вместе с техниками вертолетов едем в полк. Я как старший по званию иду к командиру полка, представляюсь, объясняю ситуацию. Он говорит, что всех 30 человек ему разместить в полку будет трудновато, дает машину, человек 15–20 отправляет в 70 гв. мотострелковую бригаду, дислоцированную километрах в пяти. Нас, оставшихся 10 человек, размещают в ленинской комнате казармы батальона обеспечения, ведут в столовую для технического состава, где мы завтракаем.

Ситуация такая: сегодня 31 декабря, на все новогодние праздники до 3 января включительно плановые полеты авиации прекращены, так что улететь в Кабул до этого времени не на чем. Получается, что суток трое будем куковать здесь. Ну что, торопиться некуда, все мы из Союза летели встречать Новый год, значит – «затарены» под самую завязку.

Новый 1983 год встретили весело: с шампанским и пальбой из пулемета ДШК, расположенного в огневой точке вблизи штаба полка. Из чего я сделал вывод, что известная поговорка про то, что там, где начинается военная авиация, кончается воинский порядок, абсолютно верна.

Утром 2 января прилетел заместитель командующего 40А генерал Крянга (в будущем первый министр обороны независимой Молдовы) и с ним несколько офицеров. Я подошел к нему, представился, попросил взять с собой в Кабул. Он мне говорит: «Вон твой начальник, иди, представляйся ему».

Смотрю, стоит маленького роста полковник, в солдатском бушлате, с солдатскими погонами, на которых полковничьи звезды. На голове солдатская шапка со звездой. На плече автомат. Я смекнул, что это и есть начальник разведки армии полковник В.Д. Власенков, подтянулся, подошел к нему строевым шагом и представился.

Тот пожал мне руку, назвал себя и говорит: «Иди в самолет, побудешь в штабе армии пару дней, я введу тебя в курс дела». Через час самолет-ретранслятор АН-26, на котором они прилетели, взлетел и взял курс на Кабул.

Минут через 40 самолет пошел на снижение. Серый Кабул в громадной чаше среди высоких гор. Сверху домики показались маленькими, приплюснутыми, а где же люди живут? Круг над городом и АН-26 приземляется, подруливает к зданию аэропорта.

На аэродроме мы перешли в вертолет МИ-8, который нас доставил прямо в штаб армии. Власенков мне приказал завтра с утра прибыть в разведотдел, потом вызвал офицера и поручил ему пристроить меня на жилье и питание. Ночевал в общежитии в комнате разведчиков на свободной кровати.

Следующих два дня я работал с документами в разведотделе: изучал приказы, сводки, карты, требования по отчетности, формы документов и т. д. В штабе встретил своих однокурсников по Академии БТВ, подполковников Виталия Покровского и Юрия Черноусова, служивших в оперативном отделе.

Познакомился с заместителем начальника разведки полковником И.П. Иваненковым, офицерами отдела В. Лебедевым, Кузнецовым, Суздалевым, Машкиным, Ю. Смирновым, Э. Пятласом и другими, они тоже рассказали мне о кое-каких нюансах нашей работы.

Хочу подробнее рассказать о Юрии Ивановиче Смирнове, старшем лейтенанте в ту пору. Так уж получилось, что в следующий раз мы встретились с ним только в 1988 году, в штабе Киевского военного округа, где он был в составе опергруппы по ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС. Позже, в 1989–1991 годах он, преподаватель кафедры разведки КВОКУ, был приписан к разведотделу нашего округа и на всех учениях действовал с нами.

Тогда же, в далеком 1983 году, он служил в разведотделе 40А. До этого больше года был помощником начальника разведки 201 мсд по фотодешифрированию. В 1982 году его перевели в штаб армии вместо погибшего на операции офицера разведотдела майора Б. Сивицкого.

С 1992-го и до моего увольнения из армии в 1997 году мы служили вместе уже в ВС Украины. В 1995 году он стал моим заместителем, а после моего увольнения – начальником отдела. В 2006 году уволился в запас, работал в Государственном комитете по делам ветеранов и других ветеранских организациях. Часто с ним встречаемся и дружим.

Вернемся, однако, в январь 1983 года. Пора было отправляться в дивизию, а это оказалось не так просто и не так быстро.

Надо было ехать на пересыльный пункт, расположенный в районе Кабульского аэропорта, встать на учет, получить предписание в свою часть, определиться в очередь на отправку самолетом. На все это у меня ушло 2 дня и 8 января я, наконец, прибыл в свою дивизию, ставшую мне почти на два года родным домом и семьей.

Немного об истории дивизии.

201 мотострелковая Гатчинская дважды Краснознаменная дивизия ведет свою историю от дивизий РККА, сформированных перед Великой Отечественной войной. Всего имела два формирования.

201 сд первого формирования была создана в марте 1941 года. Принимала участие в битве под Москвой, боевых действиях на Северо-Западном фронте. В октябре 1942-го она была переформирована в 43 гв. Латышскую сд и вся ее дальнейшая история проходила под этим наименованием.

201 сд второго формирования была сформирована на Ленинградском фронте 1 июня 1943 года из отдельных бригад, участвовавших в обороне Ленинграда.

Основу дивизии составили:

– 122 стрелковый полк из 27 пограничной бригады НКВД;

– 92 стрелковый полк из 13 бригады оперативных войск НКВД;

– 191 стрелковый полк – из частей береговой обороны Балтийского флота.

Дивизия участвует в прорыве блокады Ленинграда, освобождает города Гатчину и Лугу, за что в 1944 году получает почетное наименование «Гатчинская» и награждается орденом Красного Знамени. На заключительном этапе ВОВ участвует в разгроме фашистских войск в Прибалтике.

После окончания ВОВ дивизия передислоцируется в Таджикистан (Душанбе, Куляб, Курган-Тюбе), и вся ее последующая история непосредственно связана со Средней Азией.

В 1947 году дивизия переформировывается в 325 огсбр, а в 1948 году вновь развертывается в 201 горно-стрелковую дивизию.