Земля – Харриот: колонизация. Проект «Кибернетический человек»

Земля – Харриот: колонизация. Проект «Кибернетический человек»
Николай Лелюк

Для человечества настало время искать в глубинах необъятного космоса новый дом. Земля на грани экологической катастрофы. Мировое сообщество озабочено вопросом колонизации потенциально пригодных для жизни планет. Межпланетные перелеты возможны, но скорости космических кораблей малы. Чтобы добраться до ближайших звездных систем понадобятся тысячи лет. Как человечество решит проблемы, встающие у них на пути к спасению человеческой расы, записано в этой книге.

Земля – Харриот: колонизация

Проект «Кибернетический человек»

Николай Лелюк

Дизайнер обложки Анастасия Кузьмина

© Николай Лелюк, 2018

© Анастасия Кузьмина, дизайн обложки, 2018

ISBN 978-5-4493-5298-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ОТ АВТОРА

Нам, в человеческом обличье, возможно ощутить лишь толику прекраснейшего мира, в котором мы имеем место быть…

ГЛАВА I. НЕ… ДОБРОЕ УТРО

«Какое все-таки восхитительно паршивое утро», – поспешил заметить я, лениво поднимая голову с подушки. На экране терминала «Умного дома» высветилось уведомление от властей промышленно-ядовитого города Че с просьбой оплатить ресурсное обеспечение крошечной квартиры студии, где я жил.

– Умный дом! Команда: «Оплатить все счета!» – послышался мой голос.

– Недостаточно средств для оплаты всех счетов, – ответил компьютер.

Язык сам собой изрек какое-то проклятье, потом я продолжил:

– Умный дом! Команда: «Оплатить на неделю вперед налоги на воздух, недвижимость, холодную воду и электричество согласно тарифу принятому в районе промышленной зоны. Оплатить налог на воздух и разрешение на присутствие и работу в „Оперном театре“ в элитной зоне города на десять часов.»

– Есть! – ответил голос из терминала. – У вас осталось восемь кредитных единиц.

– Умный дом! Команда: «Пожертвуй остаток средств в фонд восстановления экологии планеты.»

– Есть! Шумовой экран и отопление квартиры будут отключены через час. Горячего водоснабжения оплачено еще на тридцать литров. Доступ к любому транспорту неоплаченных зон города для вас будет запрещен.

– Пройдусь пешком! – ответил я, после чего у меня случился приступ утреннего кашля, благодаря которому организм избавлялся от серой макроты, на которой оседала токсичная городская взвесь.

В серой квартире, где приходилось проводить ночное время, сразу у входа стояла вешалка с одеждой, за ней дверь в санузел и душевую. В комнате едва умещалась кухонная зона и диван, который одновременно служил для меня спальным местом. Через грязное окно вдалеке виднелись старые закоптившиеся трубы завода города Че, ежедневно выпускавшего в атмосферу тонны мерзопакостных газов и токсинов, отравляющих окружающую действительность. Оттого окна, постоянно серые с грязевыми подтеками, редко открываются для проветривания. Изредка в мою душную, бедно обставленную комнатенку через испускаемую заводами пакость пробивались утренние солнечные лучи. Но сегодня, в этой унылой негостеприимной местности, моросил грязный дождь, который совместно с расстроенным небом довершал и без того мрачную картину не доброго утра.

Я усилием воли отогнал прочь навалившуюся хандру, поднялся с постели, и пошел приводить в порядок свое истощенное тело. Первым делом поставил на огонь чайник. Пока вода в нем грелась, почистил зубы, успел принять душ, заправил кровать… в общем, сделал все то, что делал уже механически каждое утро. Затем, наконец, выпил чая, принял комплекс витаминов и синтетических заменителей пищи, и с заметным неудовольствием выдвинулся в направлении театра.

Город был разбит на районы, которые отличались качеством жизни и благоустройством. В самом грязном (промышленном) районе было наиболее дешевое жилье, низкие налоги, зато смерть тут была в порядке вещей. Умерших здесь не хоронили, а просто сжигали специальные роботы утилизаторы, порою даже прямо на улицах. Люди здесь жили в основном бедные и нищие, приехавшие из других поселений в погоне за счастьем и с надеждой добиться лучшей жизни. В основном они жили в квартирах подобных моей по несколько человек, спали в четыре смены на одной койке, и все ради того, чтобы только выжить – наскрести себе кредитных единиц на еще один день возможности жить и работать в городе.

Экология на планете была доведена до плачевного состояния. Заводы и свалки токсичных отходов заполонили ее. Были целые города, где люди жили среди мусора. Огромные территории в различных местах Земли были объявлены зонами отчуждения. Природа уже не успевала восстанавливаться после пагубных последствий антропогенной деятельности. Большая часть людей не доживала до тридцати лет. Повысилось количество патологий, мертворождение стало нормой. Онкологические заболевания вступили в фазу активнейшего действия. Наравне со всем выше перечисленным, богатейшие сословия скрывались от прочего вымирающего мира за высокими заборами, в эко бункерах, под колпаками с искусственно воссозданным благоприятным микроклиматом внутри. Однако это не мешало им продолжать истощать народ, тянуть из планеты последние соки. На стороне власть имущих было оружие и технологии.

Район, где я жил, отличался отвратительной экологией, грязь и вонь повсюду. Я же был весьма чистоплотен, хоть и жил в этом мерзком зловонном районе, где вольготно себя чувствовали разве что крысы да канализационные слизни, а жил здесь только затем, чтобы сэкономить деньги на любимые увлечения. Мне нравилась классическая музыка: Бах, Гендель, Бетховен, Моцарт, Вагнер, Чайковский, Мусоргский… наверное поэтому в моей квартире была хорошая акустическая система, в магазинах района высокого достатка я покупал любимые музыкальные композиции, нотные сборники и музыкальные инструменты… и потому устроился работать в «Оперный театр» в элитном районе. Моя душа стремилась к прекрасному.

Я не всегда жил в этом Богом забытом месте. Отец мой – уважаемый врач, работающий в элитной клинике. Мать – бухгалтер в преуспевающей компании по продаже очищенного воздуха. Один брат – юрист и адвокат, другой – предприниматель, занимающийся утилизацией вредных химических и радиоактивных отходов. Сестры получили медицинское образование и работают в научно-исследовательском институте. Я же инженер промышленного и гражданского строительства, устроился на работу машинистом сцены в «Оперный театр». Отец, мягко говоря, не одобрил мой выбор, и мне пришлось покинуть отчий дом. Я пустился в свободное плавание, но карман мой не был обременен лишними деньгами, того, что из жалости дал отец, хватило только на покупку квартиры в промышленном районе.

На встречи с друзьями и знакомыми почти не оставалось времени, поэтому мое ночное обиталище не отличалось гостеприимством и образцово-показательной чистотой. Связь с семьей я поддерживал регулярно: навещал мать, встречался со старшими братьями и сестрами. От родителей они унаследовали регулярную плодовитость, поэтому в отчем доме был «детский сад», и «цветы жизни» продолжали приживаться и укореняться в этом саду.

Но вернемся к нашей серой реальности.

Обычно люди, идущие в театр, испытывают позитивный спектр чувств, но окажись они на моем месте энтузиазма от такого похода поубавилось бы. Для начала, мне необходимо было пересечь не менее трех автоматизированных контрольно-пропускных пунктов разных районов, на каждом из которых личность проверяли с помощью биометрических сканеров, запрашивали в информационной базе города разрешение на нахождение и работу в элитной зоне, и лишь получив ответ, пропускали дальше. Затем, в театре меня ждали не моменты созерцания театрального действа, а монтаж декораций к спектаклю, ведение с перестановками и манипуляциями, связанными с машинерией театра, а поздним вечером – демонтаж. Но все это забывалось в те чудные мгновения, когда начинал звучать симфонический оркестр. Тогда я поднимался на вершину блаженства, ведь осознавал, что ради этого стоит жить в этом городе и работать в театре. Машинистам сцены не платили много, зато я имел возможность общаться с интересующими меня людьми, видеть их неподдельные сущности, настоящие, живые, не прикрытые публичными масками.

По пути на службу меня то и дело подстерегали неприятности: то я спотыкался или поскальзывался на ровном месте, то шнурок на ботинке неожиданно развязывался, то грязный дождь спешил испачкать кепку, или увесисто-жирная черная крыса, словно по волшебству, спешила легкой грациозной походкой перебежать дорогу. В промышленном районе нередко можно было наблюдать уличную драку, а порою даже и поучаствовать в таковой. Вообще, ходить тут в чистой одежде и без монтировки я бы не советовал. Поэтому, в жилой зоне среднего достатка, я арендовал шкафчик в одной прачечной, где стирал одежду и переодевался на полпути от дома к работе и обратно. В шкафчике я хранил сменную одежду и монтировку, которую оставлял там по пути в элитный район, и забирал по пути домой. Дорога в одну сторону занимала около часа.

Родные не понимали моего образа жизни. По их мнению я мог бы довольно хорошо зарабатывать и пользоваться всеми (иссякающими) благами цивилизации. «Ты любишь театр? – говорили они мне. – Хорошо! Работай инженером в престижной фирме, покупай билеты на любые спектакли!» Они не разделяли моего стремления не просто увидеть готовый продукт искусства, а узреть, услышать, ощутить и поучаствовать в его рождении! Ради этого я так жил.

Сегодня я вышел из квартиры в грязном сером костюме, спустился с последнего этажа высотного здания, и направился вдоль грязно-слякотных улиц по направлению к первому КПП. Вокруг были лишь бетонные серые высотные дома, в воздухе воняло смесью канализационных и выхлопных запахов, а с неба сыпалась маслянистая черная дождевая взвесь. Рабочие унылой вереницей брели в направлении заводов. И лишь я шел против движения толпы, в сторону контрольно-пропускного пункта. Один изможденный работяга упал на грязную дорогу, к нему никто не подошел. Из шумных пабов только в эти утренние часы не доносились дикие крики адовых посиделок и пьяных драк.

Через пять минут бодрого шага я достиг первого КПП. Зашел в крохотную пристройку к высокому забору с колючей проволокой, где подвергся полному сканированию, через пару мгновений автоматическая дверь за спиной закрылась, а передо мной открылась другая, впуская в жилой район низшего достатка. Монтировку я проносил как рабочий инструмент, а потому с ней проблем на этих КПП не возникало.

Тут картина мира была чуть жизнерадостней. Люди были гораздо бодрее, на улицах появлялись магазины и рыночные ряды.

В жилой зоне среднего достатка можно было встретить даже растительность в виде кустов и газона, в редких скверах гуляли дети со своими родителями.

Район высокого достатка, где жили мои родители, окружал элитный район города. Тут были и деревья, которые росли вдоль улиц, и большие торгово-развлекательные парки и центры, скверы с прудами.

В элитной зоне было собрано все для развлечения и жизни привилегированного сословия. У богачей имелись дорогие виллы и коттеджи, транспортные средства. Весь элитный район располагался под огромным куполом, где создавался пригодный для здоровой жизни микроклимат. Тут я имел счастье служить в «Оперном театре».

В предпремьерные дни (а сегодня такой день) служащие театра чересчур раздражительны. Они не замечают вокруг себя любую вещь, не способную помочь в трудных делах или которой не могут найти достойного применения для решения рабочих проблем.

Я прошел мимо погруженных в рутину сотрудников администрации. Традиционно остановился у двери рекламной службы, где, среди прочих работников, каждое утро наблюдал миловидную девушку, приветливую и гостеприимную. Меня восхищали ее голубые, с иссиня-серой окантовкой, глаза. Взгляд источал заботу, будто обволакивал теплым одеялом, защищая от агрессивного мира.

Прошу простить мое пристрастие к описанию глаз и взглядов, которые часто встречаются в книге, просто нахожу сей орган и действия, связанные с ним, привлекательными.

– Здравствуйте, Николай Борисович! – приветствовала «синеглазка» (так я называл ее мысленно).

– Доброго здоровья, Лидия Евгеньевна!

– Не желаете ли испить кофе? – спросила Лидия скорее из вежливости.

– Благодарю! Не смею задерживать!

Иные служащие театра, располагая собственным временем, соглашались отнять его у этого доброго человека, а потому Лидия оставалась на работе до позднего вечера, доделывая накопившиеся за день дела.

Наконец я пришел в прокуренный машинно-декорационный цех, где меня ждал заведующий постановочной частью – коренастый, лысеющий мужичок Батян с сигаретой во рту. Мы молча обменялись рукопожатием. Грязный электрический чайник испускал струю пара. Батян налил кипяток в почерневшую изнутри от заварки кружку, сделал глоток крепкого черного чая и сказал:

– Садись. Перекури. Через пять минут пойдем работать.

Ждать больше было некого. В этом театре так было устроено, что монтировщики приходят к разному времени и монтируют спектакль по частям на своих участках.