Разменная монета

Разменная монета
Алексей Макеев

Николай Иванович Леонов

Полковник Гуров
Оборотень – это не зверь. Он гораздо страшнее зверя. И след его всегда пахнет кровью… Знаменитый сыщик Лев Гуров не подозревал, что старый его друг и напарник Стас Крячко однажды станет «оборотнем». И окажется в тюремной камере по обвинению в убийстве молодой девушки. Хорошо зная Стаса, просто невозможно поверить в то, что он способен совершить такое. Распутывая по ниточке грязный клубок этого дела, Гуров приходит к выводу, что Крячко дьявольски изощренно подставили. А причина, конечно, – месть. Значит, надо искать того, кто затаил на Стаса обиду. Фигуранта одного из прежних уголовных дел, который недавно вышел на свободу…

Николай Леонов, Алексей Макеев

Разменная монета

Пролог

Дверь следственного изолятора бесшумно открылась, и к седовласому капитану, мирно дремавшему за столом, подошел молоденький прапорщик Коробец.

– Олег Леонидович, – осторожно окликнул он спящего.

Капитан быстро поднял голову, которая всего секунду назад беспомощно лежала на его запястьях, и часто заморгал глазами, пытаясь прогнать остатки сна.

– Чего тебе? – немного недовольно спросил офицер.

– Там какой-то мужик в штатском, – негромко произнес Коробец. – Рвется к подозреваемому. Я его не пустил.

– Кто он? Кем представился? – спросил капитан.

Он поднялся из-за стола, слегка одернув китель, поправил галстук и уставился на фуражку.

– Гуров, говорит. Лев Иванович. Пришел к полковнику, подозреваемому в убийстве. Я говорю ему: «Вы знаете, сколько времени?» А он говорит: «Знаю. Два часа ночи». И все. Он там, у турникета. Требует, чтобы я вызвал старшего… Ну, то есть вас.

Капитан больше ни разу не посмотрел на прапорщика, надел фуражку, заломив ее на затылок, и не спеша вынул из кармана грохочущую связку ключей. Затем достал сигарету из помятой пачки, сунул ее в зубы и пошел на проходную, едва заметно прихрамывая. Прапорщик оказался на голову ниже своего начальника. Он вздохнул, подозревая что-то недоброе для себя лично во всей этой нештатной ситуации, и последовал за капитаном.

Когда капитан с опухшими глазами, густыми седыми усами и воспаленными белками глаз вышел к ночному гостю, произошло совершенно неожиданное для молодого прапорщика. Капитан подошел к незнакомому коренастому человеку, крепко пожал ему руку и негромко сказал:

– Приветствую вас, Лев Иванович…

– Привет, – недобро и немного укоризненно буркнул Гуров, поглядев на капитана исподлобья, как он обычно смотрел на человека, который в чем-то провинился.

– Ну что вы на меня так глядите? – сконфуженно спросил капитан. – Я, что ли, его сюда привез, Лев Иванович? Привезли, сунули в камеру… А я хожу приглядываю. У меня работа такая. Пойдемте, я проведу, – буднично и несколько уныло предложил капитан, увлекая за собой Гурова.

Они прошли мимо прапорщика так, словно его не было при этом разговоре, и потому тот отдал Гурову честь без особой охоты. После чего капитан бросил на подчиненного крысиный взгляд, сказав с явной безнадегой в голосе:

– Запомните, товарищ прапорщик, этого человека. Руководителей, начальников и оперов нужно знать в лицо.

Гуров бросил на прапорщика понимающий взгляд. Такой, как если бы новичок ошибся с именем-отчеством большого руководителя. После этого они с капитаном загрохотали в пустом коридоре решетчатыми стальными дверями.

– А пропуск оформлять? – крикнул им вслед прапорщик Коробец.

– А если он за ночь девять раз придет, пять раз один и четыре с адвокатом? – спросил у него Олег Леонидович и, не дожидаясь ответа на свой риторический вопрос, пошел дальше по коридору вслед за фигурой неведомого Коробцу Гурова, которого здесь, выходит, все знали и уважали так, что хоть фуражку ломай перед ним.

– Новичок, – спокойно сказал капитан, не углубляясь в анализ поведения своего подчиненного.

Прапорщик молча выслушал наставления капитана, кивнул и задумался.

– Вы что? Не показывали ему удостоверение? – спросил капитан Гурова.

– Он даже не спросил его у меня, – строго и безразлично ответил Гуров, подойдя к крайней камере, той, где обычно держали задержанных сотрудников правоохранительных органов.

– Но ведь ночь, товарищ капитан. Условия повышенной бдительности, – не унимался Коробец.

– Хватит орать! Спать охота! – крикнул кто-то из камеры. – Разорались…

– Ночь? – переспросил капитан, сообразив, что Коробец так и не понял, кто такой Гуров. – Вот и приготовь им кофейку да принеси по две чашки. Чтобы завтра не вылететь с работы, – он пожитейски подмигнул своему подчиненному. – В двадцатой камере.

Последнее высказывание было адресовано Гурову. Полковник кивнул. Звякнул запор.

– Есть! – без особого энтузиазма буркнул прапорщик и пошел запирать двери проходной, а также готовить кофе и, если потребуют, бутерброды. А если еще сильнее потребуют, он и в магазин побежит за тем, за чем послан будет.

Крячко не спал. Он, прикрыв глаза и вытянув ноги на нарах, мучился одним единственным вопросом. Кто? Кто так ловко его подставил?

Капитан пропустил Гурова в камеру, посмотрел на часы и хрипло сказал:

– Давайте в темпе, мужики. Все-таки, если разобраться, это я нарушаю устав, а не мой прапор.

После этого он замкнул камеру на замок.

Гуров подошел к лежавшему на спине Крячко. Станислав открыл глаза. Гуров заглянул в них и увидел то глубокое чувство безнадежности, которое переполняло сердце его товарища, все понял, и они просто молча пожали друг другу руки. Гуров постоял еще немного подле неподвижно лежавшего в депрессии друга и соратника, а потом перешел к противоположным пустующим нарам и сел, устало скрестив между собой пальцы рук. Говорить было трудно, поэтому оба молча глядели друг на друга. Так прошла минута или даже чуть больше. Подниматься Крячко не хотел, но все же сел. Волосы на его голове были растрепаны и сбились на правый бок.

Гуров, осмотрев помещение, с щемящей грустью подметил:

– Телевизор бы сюда.

Он вроде бы пошутил, но тут же почувствовал, что невинная на первый взгляд реплика пришлась явно не к месту и не ко времени.

Стас потер лоб, с досадой добавив:

– Да, хорошо бы. А еще вина и балеринку.

Оба немного посмеялись.

– Ловко они меня, – сказал Крячко. – Чисто. Не подкопаешься.

Гуров тем временем вспоминал их дела за последнюю пару лет. Как известно, дыма без огня не бывает. Следовательно, где-то должен был отыскаться и тот, кому могло быть выгодно нынешнее плачевное положение, в котором оказался полковник Крячко.

– Кто это? – в тон товарищу спросил он. – Как ты думаешь?

– Что тут думать? – вздохнул Станислав. – Кто-нибудь из отсидевших из-за меня припомнил. Или какой-нибудь свежий человек постарался, с которым я должен был столкнуться со дня на день.

Гуров достал сигареты, зажигалку и бросил их на табуретку. Они закурили. Лев Иванович поднялся, отошел к окну. За решеткой стояла темная осенняя ночь. Вновь потянулись напряженные минуты молчания и раздумий.