Смерть в прямом эфире

– Я буду говорить долго.

– Значит, сказать нечего.

– Не мой курятник, не разборка среди авторитетов.

– Не разбегайся, прыгай! – довольно грубо сказал Орлов. Обычно он в подобном тоне с Гуровым при посторонних не разговаривал.

Но сыщик лишь улыбнулся, точнее, оскалился, прищурил голубые глаза:

– Существует несколько взаимоисключающих факторов. Стреляли из «вальтера» с глушителем. В помещении таким оружием пользуются профессионалы. Расстояние примерно девять с половиной метров и точно в висок, считай, в десятку. Профессионально. Все остальное – чушь собачья, работа дилетанта. Проход по коридору никак не регламентируется, в любой момент может открыться соседняя дверь. Ясно, убийство совершено без подготовки. Кто станет готовить убийство в таком людном месте? А пистолет профессиональный. Даже бандит не таскает в кармане такое оружие повсюду.

Гуров сделал паузу, затем продолжал:

– Убит диктор. Не комментатор, который может сказать нечто опасное, убит человек, по бумажке читающий чужой текст. Преступника могли схватить на месте. Как ни мало он знал, но что-то убийца знал. До заказчика мы бы не дотянулись, однако направление поисков определить сумели бы. Некто рисковал. А из-за чего рисковал – непонятно.

– Задавать вопросы умеет каждый, – перебил Орлов. – Разводить руками я тоже могу. Что-нибудь конкретное у вас имеется?

– Следует изучить текст, который не озвучил Леонид Голуб. Убежден, поспешность преступления…

– Глупости! – перебил Орлов. Генерала сегодня словно подменили. Он дал слово Гурову, хотя предпочитал, чтобы тот говорил последним, обобщая и анализируя; но обрывал его, разговаривал грубо.

Неожиданно вмешался Станислав Крячко. Он лениво поднялся и сказал:

– Господин генерал, разрешите выйти?

– Коли приспичило, деваться некуда, а иначе сиди, – хмуро ответил Орлов.

– У меня человек вызван, – Станислав смотрел куда-то в угол, было ясно – он врет.

– Сиди, лгать грешно, – Орлов взглянул строго.

– Тогда я по коридору пройдусь, нужен буду – Верочка позовет, – как-то очень по-домашнему произнес Станислав. – Неудобно получается, господин генерал: вы моего непосредственного начальника ругаете, замечу, ни за что. До меня доберетесь – дым пойдет. Я нервничаю, у меня остатки мыслей выветриваются.

– Сиди, болтун, – уже миролюбиво ответил Орлов. – Когда ты меня по званию величаешь, я тоже неважно себя чувствую. Вы, ребята, хотя бы прокуратуры постеснялись. Пользуетесь многолетней дружбой, превращаете оперативное совещание в посиделки… Убили человека – вам начхать. Так вот сообщаю: по тому, как безразлично со мной разговаривал заместитель министра, ясно, что нас готовы принести в жертву общественному мнению. Десятки заказных убийств не раскрыты, никто не понес за это наказания. С подобной практикой пора кончать. В газетах напечатают, по телевидению объявят, что за халатное отношение к своим служебным обязанностям освобождены от занимаемых должностей… – он поднял взгляд на следователя прокуратуры. – И тебя, Игорь Федорович, за компанию, тем более что, согласно нашему замшелому законодательству, именно следователь прокуратуры возглавляет группу по расследованию убийства. Каким образом следователь способен руководить розыском убийцы, известно только Господу Богу.

– Какой дали срок? – спросил Гойда.

– А какой тебе по закону положен, такой и дали. У нас розыскные дела практически срока давности не имеют. Вас удивляет, что я шибко сердитый. А вы не обратили внимания, впервые громкое дело не взято под контроль. Никем. Понятно? Когда начнется рубка голов, под топором ни одна высокопоставленная не окажется. И ФСБ нам не пристегнули, никакой штаб не создали, видимо, и «свободной» прессе сказали: «Кыш!» В приемной никто не толкается. И вообще… – Орлов махнул рукой и не очень внятно закончил: – Я согласен, пора уходить, но ведь кое-что мы в ментовке сделали?

– Не буду размахивать шашкой, еще поборемся. Ты, Петр Николаевич, отдохни, а мы перейдем в свой кабинет, – сказал Гуров, поднимаясь и кивая коллегам на дверь.

В приемной он подмигнул притихшей секретарше, сказал:

– Верочка, напиши в трех экземплярах шапку плана оперативных мероприятий по розыску преступника, совершившего убийство… Далее ты все знаешь. А мы сейчас поработаем над планом, Станислав тебе принесет. Сегодня, как никогда, все бумаги должны быть в ажуре.

– Лев Иванович, – Верочка даже не обратила внимание на юркнувшую по щеке слезинку. – А мне сообщили, что вас всех уже уволили.

– Люди торопятся, потому ошибаются, – Гуров вновь подмигнул, прошел в свой кабинет.

– Прокуратура, давай, у тебя глаз не так замылен, выкладывай. – Он открыл форточку и закурил, жестом показал Станиславу, мол, записывай.

– Торопливость и неподготовленность, – сказал Гойда. – Таковы два качества, отличающих это преступление…

– Торопливый, неподготовленный человек держит в кармане пистолет с глушителем, – усмехнулся Станислав. – И стреляет чуть ли не на глазах у изумленной публики.

– Они должны были заткнуть Леониду рот, не дать ему сказать то, что он собирался сказать, – ответил Гойда. – Если мы выясним, что собирался сказать диктор, мы узнаем, кто организовал преступление. Этот человек не занимает на ОРТ высокой должности, иначе он бы нашел предлог и просто отстранил диктора от эфира.

– Ты умен и достаточно наивен, Игорь, – вмешался Гуров. – Человек, нанявший киллера, может не работать на ОРТ и не иметь к телевидению никакого отношения. Но это вряд ли, я так, немного остудить тебя. Что может добавить к своему тексту диктор? Фразу, интонацию, не более того. Тут нечто иное, друзья. Мне чудится здесь такое: паны дерутся, у холопов чубы летят, в конкретном случае головы. Наши первоначальные действия простые. Убийца не сотрудник телевидения, пришел не по пожарной лестнице, а по заказанному пропуску. На проверку мы направим наших друзей Нестеренко и Котова.

– Их надо снимать из охранного бюро, компенсировать зарплату, откуда дровишки, сэр? – спросил Станислав.

– А мы обнаглеем, – Гуров снял телефонную трубку, набрал номер, когда ему ответили, сказал: – Здравствуй, Капустин, ты не надорвался в своем офисе? Гуров тебя беспокоит.

– Здравия желаю, Лев Иванович, работу подыскиваешь? – ответил начальник охранной фирмы, где работали нужные Гурову люди.

– Если мне понадобится, наверное, я найду начальника рангом повыше.

– Шучу, шучу, слухи дошли тревожные, – Капустин сразу сменил тон.

– Слухи – это хорошо, люди просто так не звонят. Дерьмовые у тебя приятели, я тебе скажу. Для них самая большая радость, если человеку глаз выбьют, а лучше голову проломят.

– Ну, Лев Иванович, извини, сказал не подумавши.

– Ладно, сочтемся. Я вот по какому делу. Хочу на время забрать Нестеренко и Котова.

– Лучших берешь.

– Мне другие не нужны, – Гуров говорил резким, слегка хамоватым тоном. – И в этот раз, Капустин, ты ребят с оклада не снимай, у меня денег нет.

– Интересно, – Капустин снова начал набирать голос. – Я людям плачу, а они на тебя пашут?

– Не очень справедливо, но иного выхода сейчас не вижу. Так что передай, завтра к восьми прошу их в мой кабинет. А тебе советую со мною не ссориться. В жизни всякое может случиться, Капустин. Дома привет передай, – и положил трубку.

– Ты на него чего имеешь? – поинтересовался Станислав.

– Ничего, но он хам и трус, – равнодушно сказал Гуров. – Ты чего молчишь? Ты должен был выяснить все по телефонному звонку, который вызвал гримершу из гримерной.

Крячко, не желая оправдываться, ответил агрессивно:

– Господин полковник, если было что-либо интересное, я бы доложил мгновенно. Девицу зовут Зинаида Франтикова. Работает на телевидении около пятнадцати лет, рекомендуется как прекрасный мастер, любит коньяк и брюнетов. Душа компании, заводила, можно сказать, вполне современный человечек. Что еще? Лишних денег не бывает, постоянно в долгах. В одиннадцать тридцать к ней в кресло сел Леонид Голуб, попросил «поправить» лицо и причесать. В прошлом они были близки, расстались мирно, после находились в нормальных товарищеских отношениях. Зина уже припудривала «звезду», когда ее позвали в соседнюю комнату к телефону. Позвала молоденькая девица, помощник редактора, данные ее имеются. Со слов Зинаиды, она извинилась перед Голубом, сказала, мол, ждет важного звонка и сию минуту вернется. Когда она взяла трубку, то услышала частые гудки. Они раздались после того, как Зина сказала: «Слушаю». Она не сомневается: трубку на том конце повесили после ее ответа, а не до. Показания гримерши подтверждают три девушки, находившиеся в комнате, где стоит телефон. Я, к сожалению, беседовал с девушками одновременно, а не порознь, но считаю, они говорят правду. Следователь может всех допросить, – Станислав протянул Гойде листок с записями. – Телефоном пользуются все, многим постоянно звонят. Труп обнаружила, как известно, не Зинаида, а помощник режиссера, которая пришла за Голубом, боясь, что он явится в последнюю минуту.

– Я допрошу всех девиц, – сказал Гойда. – Одна из них теоретически вполне может оказаться соучастницей. Ведь кто-то назвал имя гримерши, Зина не одна там работает. Чтобы позвать к телефону, нужно точно знать, кто сейчас работает в гримерной. Наверняка убийца прошелся несколько раз по коридору, дверь открывается постоянно, он мог видеть мастера, но вряд ли может знать ее по имени. Или может? Конечно, поверхностный допрос конкретных результатов не дает, но почувствовать я могу.

– Я думал об этом, потому разговаривал с девочками чуть небрежно, чтобы соучастница не готовилась к допросу, успокоилась. – Станислав вздохнул, взглянул на Гурова.

– С чего-то начинать надо, начнем традиционно. Хотя убежден: если мы хоть что-нибудь в деле раскопаем, выяснится: здесь все не традиционно, – ответил Гуров.

– Да уж, одно место преступления чего стоит, – Гойда поднялся, прошелся по кабинету. – Интересно, кто и за что меня к такой могилке пристроил? Вроде у меня врагов в прокуратуре нет. Я, Лев Иванович, вашим характером не обладаю, заслуг особых не имею, завистники с кирпичами за углом не стоят.