Фабрика отклонений

Он быстро сделал петлю, забрался на шведскую стенку, которая осталась в их квартире со времен далекого школьного детства, и на верхней перекладине закрепил шнур. Потом, напрягая мышцы, стискивая зубы, он втащил тело наверх, просунул голову покойника в петлю и отпустил. Постояв с минуту, он прошел на кухню, взял нож и перерезал веревку. Тело с противным стуком упало на пол.

Потом он так же хладнокровно набрал номер на мобильнике и сообщил, что по такому-то адресу сейчас находятся женщина без сознания и повесившийся мужчина. Потом сын стал приводить мать в чувство.

Она сильно кричала, когда узнала о том, что произошло. Сын успокаивал ее, как мог, убеждал, что ее так называемый муж повесился, пока он бегал за «Скорой». Мать была в таком состоянии, что, наверное, и не сообразила, что сейчас никуда никто не бегает, чтобы вызвать «Скорую». Теперь у каждого человека телефон в кармане.

Он до сих пор не знает, поверила мама в это самоубийство или нет. Они просто не говорят об этом. А восьмого марта он приходит рано утром, чтобы в такой ужасный для нее день мама не оставалась одна.

Они делают вид, что несколько лет назад ничего особенного не случилось. Один мужчина с нездоровой психикой вдруг ударил ее во время ссоры, а потом увидел, что женщина не шевелится, и покончил с собой. У психопатов такое бывает.

Что он испытывал все эти годы, вспоминая тот день? Ощущение мерзости на руках и удовлетворение одновременно. Он раздавил гадину, убил ее. Ужасно, что это произошло почти на глазах матери. Она может подозревать сына в этом убийстве.

Страшно так, что руки начинают трястись. Да, жутко, но хорошо. Мир стал чище. Постепенно исчезала вина перед женой и неродившейся дочерью.

Глава 2

Гуров вышел из машины, махнул водителю и первым делом посмотрел на окна своей квартиры. Это вошло в привычку за долгие годы. Спит Мария или нет? Один взгляд, а сколько эмоций!

Понять полковника Гурова мог только оперативник, лишь тот человек, который большую часть своей жизни возвращался домой после двенадцати ночи. Свет в окне всегда означает многое. Прежде всего то, что тебя ждут, беспокоятся о тебе, в ущерб сну хотят, чтобы ты хорошенько поужинал, и обязательно горячим.

Только самый близкий человек знает, что тебе после трудного дня нужно немного тепла, короткая разрядка, переход из мира зла, насилия, преступников и сильных мужиков, твоих коллег-оперативников, в мир тепла, уюта и доброты. Требуется плавный переход, иначе все это напряжение ворвется в дом, нарушит баланс эмоций. А если у мужчины и в доме будет напряженная атмосфера, то зачем ему такая жена?

Но у этой, извините, медали есть и вторая сторона – невольное чувство вины за то, что близкий человек не спит из-за тебя. У него тоже есть работа, он устает не меньше тебя, но остается на посту.

Потом появляется третье ощущение – покоя. Как же это хорошо, когда в семье каждый стоит на своем посту, оба охраняют свой маленький, но такой большой мир. Каждый по-своему, ежедневно, ежечасно, любым поступком, словом, иногда и просто взглядом.

Лев Иванович знал, что он сейчас поднимется в квартиру. Они с Марией обменяются несколькими малозначительными фразами, но очень даже серьезными взглядами. Их будет достаточно для того, чтобы понять, что у другого все хорошо, он жив и здоров.

Можно, как уже заведено годами, сесть на кухне под абажуром, налить чаю и тихо пошептаться ни о чем. О Лельке, которая опоздала к началу спектакля, и вся труппа выкручивалась в первом акте. Благо играли не классику, которую каждый зритель знает наизусть.

О Марине Владимировне с первого этажа, которая привела себе мужика и теперь ходит, гордо задрав голову, хотя все злые языки в подъезде знают, что он женат и живет на соседней улице.

Про Петра Орлова, который постоянно передает Маше приветы. Генерал давным-давно обещает ей наконец-то прийти на какую-нибудь премьеру.

В квартире было тихо. Гуров включил свет, разулся, прислушался, а потом быстрым шагом пересек прихожую и буквально ворвался в гостиную. Маша сидела с ногами в кресле, закутавшись в плед. Глаза ее были закрыты, а лицо искривила гримаса притихшей боли. Лев Иванович сразу же отметил, что грудь жены под пледом мерно поднимается и опускается. Значит, она просто задремала, у нее что-то заболело, но уже прошло.

Маша вдруг открыла глаза и улыбнулась одними уголками губ:

– Прости, я сейчас. Просто что-то… или желудок, или сердце прихватило.

– Маша! – Лев Иванович схватил жену за руку, ощутил, что она теплая, что пульс под большим пальцем трепещет, как птичий хвостик. – Милая, я вызову «Скорую». Не нравится мне это все. Ты ведь второй день хандришь. А вдруг что-то серьезное? Не дай бог, ты инфаркт на ногах переносишь!

– Это ты загнул. – Маша попыталась улыбнуться. – Инфаркты, они, знаешь ли…

– Они всякие бывают, – строго отрезал Гуров. – Так, давай-ка мы реализуем другую идейку, которая немного получше. Я сейчас Жорке позвоню.

– Кто такой Жорка? Я не слышала о нем от тебя.

– Сердечных дел мастер, – проворчал Гуров, роясь в «записной книжке» своего мобильного телефона. – Где-то он у меня тут был. Очень хороший врач-кардиолог. Я его знаю сто лет, а вот пару недель назад случайно встретились, телефончиками обменялись. Так, вот он! Правда, время – почти час ночи. – Гуров поморщился, глядя на настенные часы, ободряюще посмотрел на жену и набрал номер.

К его огромному удивлению, ответили ему сразу. Мужской голос был отнюдь не заспанным или недовольным поздним звонком. Или очень ранним. Это уж кому как.

– Да, слушаю. – В ответе читались деловые интонации.

При этом слышны были и другие мужские голоса.

– Георгий Николаевич! – на всякий случай вежливо начал Лев Иванович. – Ничего, что так поздно? Это Гуров.

– Лев! Ешкин кот! Ты чего не спишь? Вот уж не ожидал услышать тебя в такое время.

– Жора, ты извини, но у меня дело важное. Я не разбудил тебя?

– Я в клинике на дежурстве, Лева. На посту, так сказать. А что случилось?

– Понимаешь, Жора, у жены проблемы. Второй день уже прихварывает. Ей не лучше, а даже хуже. Я беспокоюсь, что это по твоей линии.

– Сердечко? Ну-ка, изложи внятно, с примерами, подробными описаниями и жалобами жены.

Гуров стал рассказывать, как он все это видел со стороны. Маша сердилась, несколько раз пыталась вмешаться. Но вскоре она успокоилась и решила помогать, стала шепотом подсказывать свои ощущения. Потом все замолчали, и секунд тридцать стояла тишина.

– Ты «Скорую» решил вызывать? – наконец-то спросил кардиолог.

– Собирался. Сам понимаешь, что страшно пускать такое дело на самотек.

– На самотек не стоит. Вот что, Лев, супругу твою надо осмотреть. И чем скорее, тем лучше. Признаки и симптомы, которые я от тебя услышал, могут, конечно, не говорить ни о чем, но обследоваться в любом случае надо, даже если ничего страшного и нет. Давай так, я вышлю к вам машину со специалистом…

– У вас есть своя «Скорая помощь»? – удивился Гуров.

– Конечно. Я представляю серьезную частную клинику. Мы оказываем полный спектр услуг в области кардиологии. А ты… все еще полковник, да?

– Полковник, а что? Ниже чем к генералу у вас «Скорая» не ездит?

– Ездит ко всем. Понимаешь, Лев, я ведь тут не хозяин и бесплатно сделать этого не могу. А цены у нас…

– Да понял я все, не волнуйся. – Гуров даже попытался рассмеяться. – Нет проблем.

Машина пришла через пятьдесят минут. В квартиру вошел молодой улыбчивый врач в очках в сопровождении очень серьезной грузной медсестры. Они какое-то время колдовали с переносным кардиографом, еще с какими-то приборами.

Гуров сидел на кухне и уныло смотрел в окно на ночной город.

«Вот, – думал он, – приходит такое время, когда, кажется, все бы отдал за то, чтобы не случилось несчастья. Чтобы проблема оказалась мыльным пузырем. Ведь человеку для полного счастья нужно очень мало – чтобы близкие, родные люди были живы и здоровы, чтобы ничего не менялось в жизни в плохую сторону. А еще надо понять и то, как мало нужно для ощущения несчастья. Вот лишь намек на болезнь, а ты уже нарисовал в голове такие мрачные картины, готов молиться, чтобы все обошлось».

– Лев Иванович! – раздался бодрый голос доктора.

Гуров сорвался со стула и кинулся в гостиную. Маша грустно улыбалась, поправляя халат, доктор складывал ленточку электрокардиограммы.

– Лев Иванович, Иноземцев велел мне вашу супругу забирать к нам.

– Что-то серьезное? – насторожился Гуров.