– Прямо наваждение какое-то. Проснулся я, посмотрел на часы, а на них пять тридцать восемь. Я, конечно, удивился сильно, что заснул, да еще так надолго. Ну, и пошел обход делать. Во-первых, положено, а во-вторых, за Лизкой все проверить нужно. Рассеянная она. Ну, дошел до приемной, а там дверь настежь. Я, конечно, поматерил Лизку про себя... Захожу, а там!.. Дверь в директорский кабинет тоже открыта была. В общем, увидел я Юрия Юрьевича во всей красе. Испугался. Все, думаю, пропал я. Буду свой век в тюрьме доживать. Ну а потом на вахту побежал, вам звонить. Вы уж меня не сажайте. Я ж чего, понимаю, что виноват. Не засни я, может, убийца чего и побоялся бы... Не сажайте. Умереть хочется по-человечески, в своей постели, не в казенной. – Глаза старика наполнились слезами, и он с мольбой смотрел на Крячко.
– Ты, отец, ступай, позови Лизу. И не переживай. Поймаем мы преступника, все в порядке будет. – Крячко почувствовал жалость к сторожу, но внешне вида не показал.
– Да, и не уходите далеко. – Гуров остановил сторожа в дверях и для самого себя неожиданно мягко добавил: – Поможете осмотреть нам здание, после того как мы допросим уборщицу.
– Сентиментальными мы, Лева, становимся с возрастом, – вздохнув, сказал Крячко, когда они с Гуровым остались одни, и с иронией уточнил: – Мешать это будет нашей работе.
– Можно? – войдя, спросила Лиза.
За то время, пока сыщики беседовали со сторожем, она успела прийти в себя и теперь выглядела гораздо лучше. Припухлость с лица исчезла, и оно было уже не таким бледным. Лиза успела накрасить губы и слегка подвести глаза. Вела она себя более уверенно и даже как будто демонстрировала это.
– Даже нужно, – ответил Крячко и вытянул руку в направлении дивана, указывая место, где ей сесть, хотя других вариантов, в общем-то, и не было.
– Как ваше имя-отчество? Кем вы работаете в театре? – задал он вопрос Лизе, когда та села.
– Елизавета Евгеньевна Пеленева. Уборщица.
– Что вы делали вчера ночью в театре? – Гуров видел, как после его вопроса девушка начала еле заметно постукивать указательным пальцем по коленке.
– Как чего делала? Убирала! – Лиза явно нервничала, но старалась казаться спокойной и независимой.
– Почему ночью? У вас есть договор с дирекцией? – вопросы Гуров задавал быстро и монотонно, глядя в глаза молодой женщине.
– Ночью мне удобнее! А начальству какая разница? Главное, чтоб чисто было, – раздраженно почти прокричала она.
– То, что вы находились ночью в театре без ведома руководства – грубое нарушение трудовой дисциплины. – Гуров заметил, что Лиза уже не может скрывать своего волнения. Ее щеки покраснели, в глазах появился детский испуг, а руки она сжала в крепкий замок так, что пальцы побелели. Сыщик решил надавить на нее посильнее. – Помните, что за дачу ложных показаний вы понесете наказание. Изложите все, что вчера происходило в театре с момента вашего появления на работе.
– Да ничего не происходило, – во время рассказа у Лизы дрожали губы, она часто дышала и некоторые слова повторяла дважды. – Я пришла в одиннадцать, провела уборку, а около часа ушла домой. Я плохо себя почувствовала, не все сделать успела, поэтому сегодня утром доубираться пришла.
– Где был сторож, когда вы уходили? – в голосе Гурова появились металлические нотки.
– Дядя Вася вот на этом диванчике спал. Я переоделась и ушла потихоньку, – она произнесла это как само собой разумеющееся.
– Значит, некому подтвердить время вашего ухода?
– Значит, некому подтвердить, – обреченно повторила за Гуровым Лиза.
– Кто приходил в театр за время вашего пребывания на работе? – еще жестче спросил Гуров.
– Никто не приходил, никого не было, – испуганно затараторила Лиза.
– Вы убирали в кабинете директора? Как вы узнали о его гибели? – напирал сыщик.
– Я в кабинете не убирала! Я вообще в то крыло не заходила! – оправдывалась уборщица. – А что Юрия Юрьевича убили, я сегодня узнала, когда на работу пришла. Мне заведующая костюмерным цехом, Наталья Петровна, сказала.
– Странно. Мне помнится, мы объявлений с этой информацией не развешивали, – съязвил Крячко.
– Это же театр, – с усмешкой ответила Лиза. – Слухи молниеносно распространяются. Это еще хорошо, что понедельник. У актеров выходной, людей в театре мало. Если бы это в другой день случилось, сейчас бы здесь такой шум стоял. Актеры – люди эмоциональные, несдержанные и нередко завистливые. Они бы друг друга подозревать стали и обвинять начали...
– Почему вы не сказали, что пили чай со сторожем? – неожиданным вопросом Крячко застал Лизу врасплох.
– Я не знала... Я не думала... – начала она сбивчиво. – Мне показалось это не важным.
– В данной ситуации мы решаем, что важно, а что нет, – Крячко даже изменился в лице. До этого излучающее добродушие, теперь оно выражало строгость и непреклонность. – Может быть, вы еще умолчали о каких-нибудь фактах, которые посчитали незначительными?
– Нет! Нет, я все рассказала! – уборщица так кричала, как будто ей зачитали смертный приговор. – Я ничего не видела! Ничего больше не было!
– Здравствуйте! Прошу прощения! Я спешил, но на дорогах жуткие пробки! Я выехал сразу, как только мне позвонили!
В дверь ворвался невысокий полный мужчина лет пятидесяти. На нем был светло-коричневый, очевидно, очень дорогой, замшевый пиджак, который плотно облегал его фигуру и еле сходился на талии, от чего мужчина казался еще полнее. У него были светлые жидкие волосы, и на макушке просвечивала еле заметная лысина. Темно-синие джины чересчур сильно обтягивали короткие ноги. А завершал наряд шелковый ярко-синий шейный платок.
– Ради бога, извините! Никак не мог раньше! От меня ничего не зависит! Я в шоке! Такое несчастье! Трагедия! Ужас! Варварство! Бедный Юра! – громко причитал он, задыхаясь, выпучив глаза и без остановки размахивая руками, отчего выглядел очень комично.
– Вы кто? – наконец-то удалось задать вопрос Гурову, когда толстяк на секунду замолчал.
– Кто я? – мужчина шумно сделал вдох и немного помолчал. Достав из нагрудного внутреннего кармана пиджака кипенно-белый, отделанный по краю изящной узкой кружевной лентой носовой платок, он протер лоб, на котором из-за чрезмерного возбуждения у него выступили капельки пота, и убрал платок обратно. Гордо подняв голову, с пафосом представился: – Виктор Максимович Михайлов, первый заместитель директора театра. По организационным вопросам.
– Превосходно. Мы очень рады. Только вы вот что, выйдите пока за дверь и подождите в коридоре. – Поняв, что толстяк хочет возразить, Гуров, повысив тон, добавил: – Мы вас вызовем, когда сочтем нужным.
Высокомерие замдиректора тут же улетучилось, и он, опустив голову, вышел из кабинета.
– Елизавета Евгеньевна, на сегодня у нас к вам больше вопросов нет, – обратился Гуров к уборщице. – Убедительная просьба: за пределы города пока не выезжать. Идет расследование. Мы вызовем вас для беседы, если понадобится. И не переживайте, это стандартная процедура, – и, когда Лиза уже стояла у двери, добавил: – Да, и скажите, чтоб замдиректора зашел минут через пять.
– Мутная она какая-то, – оценил поведение уборщицы Крячко, когда та вышла из комнаты. – Чего-то боится, чего-то недоговаривает. Нутром чую, неспроста. Не так здесь что-то. Ты не находишь, Лева?
– Я всегда доверял твоей интуиции, Стас. Поэтому возьми чаек. Отдадим на всякий случай в лабораторию, пусть анализ сделают, – попросил напарника Гуров.
– Да я прямо сейчас оперативникам и отдам. Они, скорее всего, еще здесь. Им все равно в лабораторию нужно. Вот наш чаек и захватят.
Крячко вынул один пакетик из коробки и приготовился положить его в карман.
– Нет, Стас! – остановил его Гуров. – Всю пачку надо брать, мало ли что.
– Да ладно. И одного пакетика хватит. Ну, куда я тебе всю пачку дену? – Крячко вытянул руки и покрутил ладонями, демонстрируя, что у него ничего нет, куда бы он смог спрятать пачку.
– Нет, надо брать все. Ты же нутром чуешь, вот и бери все. Чтобы наверняка, – Гуров расплылся в довольной улыбке.
– Ладно, возьму! – Крячко с укором посмотрел на напарника, расстегнул «молнию» на куртке, положил за пазуху пачку чая и наглухо застегнулся. – Доволен?
В дверь робко постучали, затем она со скрипом приоткрылась, и в дверном проеме появилось круглое лицо замдиректора.
– Разрешите? – спросил он неуверенно и, не дожидаясь ответа, зашел в комнату. Со скромным видом остановился в дверях. – Позвольте вам предложить продолжить наше общение у меня в кабинете. Уверяю вас, там гораздо комфортнее.
– Как вы относитесь к перемене места, Лев Иванович? – немного передразнивая толстяка, обратился Крячко к Гурову.
– Я отношусь положительно, – в тон полковнику ответил тот.
Оба сыщика покинули каморку сторожа и в сопровождении Михайлова двинулись по коридорам театра.