Закулисные интриги

Геннадий Афанасьевич не на шутку распалился. Он подался вперед и навис всем корпусом над столом. Он не заметил, как Аркадий Михайлович встал из-за стола и снова стал расхаживать по кабинету.

– Так, так, – подбадривал министр Реджаковского.

Он курсировал по комнате из одного угла в другой вдоль стенки. Услышав голос Брызгунова у себя за спиной, Геннадий Афанасьевич вздрогнул и посмотрел назад.

– Продолжайте, – повторил министр. – По какой причине Равец, как вы говорите, не разрешал вам приступить к спектаклю? Смета была оформлена правильно? Проекты договоров на режиссера, композитора?..

– Все документы были в порядке. Вернее, как?.. Всегда можно найти, к чему придраться. Смета была. Экспликацию я тоже предоставил. Сначала урезали почти наполовину смету...

– Простите, что прерываю, но какая сумма у вас там была?

– Около семисот тысяч...

– Ну, это немалые деньги! – живо отреагировал Брызгунов.

– Я Юрию Юрьевичу сразу назвал несколько пунктов, по которым можно было подвинуться, – начал оправдываться Реджаковский. – Декорации минимальные, часть реквизита из подборки... Да что там говорить теперь!

– В конечном счете, насколько мне известно, в театре начали репетировать Булгакова, – Аркадий Михайлович подошел к своему рабочему столу и снял с телефонного аппарата трубку.

– Да, действительно начали. Две недели назад. Но с приглашенным из другого театра режиссером и в несколько ином актерском составе...

– Лада, пригласите мне Олега Павловича в кабинет, пожалуйста... Да, прямо сейчас, – сказал министр в трубку и снова обратился к собеседнику: – Насколько мне известно, Юрий Юрьевич вел переговоры с одним очень интересным режиссером из провинции. Это тот самый человек?

– Ну, интересным его действительно можно назвать. Он поставил потрясающее шоу с обнаженными актерами по пьесе Шекспира в одном из театров... не помню, где точно. В роли Джульетты у него выходила немолодая особа...

– Я прошу прощения, но давайте не будем удаляться от темы. У меня еще две встречи перед совещанием в правительстве, – поторопил Реджаковского министр.

– Я только хочу сказать, что задумка этого режиссера в отношении нового спектакля не имела никакого отношения к творческому направлению театра. И я даже рад, что в конечном итоге репетиции отменили.

– Я, Геннадий Афанасьевич, вас услышал. И по-прежнему остаюсь убежденным в том, что Равец был человеком с прекрасным деловым чутьем. Его профессиональное актерское образование давало основание в полной мере полагаться и на его, так сказать, понимание вашей творческой концепции. Но не будем сейчас вдаваться в подробности творческого процесса. Я должен еще раз вас предупредить, что сейчас, после убийства Равца, и к театру, и к министерству будут проявлять повышенное внимание. На вас ложится вся ответственность за дисциплину. То есть фактически за все, что происходит в коллективе. В театре дисциплина, как говорил Станиславский, – это главное. Так?

Реджаковский безмолвно кивнул.

– Да, и по Уставу театра, как вы, наверное, помните... – начал министр, но его речь прервал тихий стук в дверь.

В кабинет заглянул седовласый мужчина в очках.

– А, вот и Олег Павлович. Проходите, проходите. Вы как раз вовремя. Поприсутствуйте при нашем разговоре.

Меньшинский, первый заместитель министра, коренастый мужчина лет пятидесяти, молча прошел в кабинет. Проходя мимо Геннадия Афанасьевича, он слегка склонил голову, выражая соболезнование и приветствие одновременно.

– Так. На чем мы остановились? За климат в коллективе несет ответственность художественный руководитель... Это так, Олег Павлович?

Меньшинский, занимая место напротив Реджаковского, кивнул.

– Конечно, за творческую обстановку всегда ответственен художественный руководитель, – сказал он. – И насколько я помню, Геннадий Афанасьевич озвучивал нам на недавнем ежегодном слете работников культуры какие-то свои творческие проекты. Так что коллективу есть чем заняться.

– Кстати, – прервал своего заместителя Брызгунов. – Геннадий Афанасьевич, какие у вас на ближайший месяц в отношении творческой работы планы?

– Я бы хотел заняться одним из сложных проектов, который, кстати, и по мнению Равца, должен был принести еще и деньги. Я хотел на базе театра открыть специализированный театральный курс для обучения иностранцев сценическому искусству. Есть готовые сметы этого проекта...

– Это все тема другого разговора. Я еще раз повторю, – продолжил Брызгунов. – Я не намерен расставаться с людьми, проверенными за многие годы работы, просто так, если на то не будет веских причин. Я подчеркиваю, что заинтересован в том, чтобы оставить все, как есть. Но для этого от вас потребуется предельная концентрация сил. Один только промах может стать для театра и для министерства роковым! Вы не думайте, Геннадий Афанасьевич, что я только с вами говорю на эту тему. Теперь подобный разговор состоится с каждым руководителем, потому что министерству никто больше не простит никаких, даже самых мелких, ошибок!

Министр встал и прошелся по кабинету за спиной у Реджаковского, а затем, поравнявшись с художественным руководителем, остановился в полуметре от его стула.

– Олег Павлович, жизнь не стоит на месте, и нам с вами все равно придется решать насущные проблемы. Пока представитель театра здесь, в министерстве, давайте обсудим возможные варианты, так сказать, на пост директора театра.

– Вы, Аркадий Михайлович, хотите, чтобы Геннадий Афанасьевич тоже принял участие в обсуждении? – переспросил Меньшинский.

– Конечно, Геннадий Афанасьевич может сказать свое слово по поводу назначения директора.

– Я бы предложил Виктора Максимовича Михайлова. Очень перспективный руководитель. Давно занимает пост заместителя Равца. Театр знает, как никто лучше.

– А вы что скажете, Геннадий Афанасьевич? – Брызгунов вернулся за свой стол и сел в кресло, свободно откинувшись на спинку.

– Ну, в общем... Виктор Максимович действительно человек опытный, по-моему, грамотный... Я бы не стал возражать.

– Какие у вас с ним отношения? – уточнил министр.

– Деловые. Мы нормально общаемся. Думаю, могли бы найти общий язык.

– Хорошо. Геннадий Афанасьевич, я еще раз прошу вас отнестись с вниманием к моим словам и принять все, о чем мы здесь сегодня говорили, на заметку. Сейчас можете быть свободны, а мы с Олегом Павловичем еще обсудим кое-какие дела.

Реджаковский с облегчением вздохнул, поднялся со стула и, попрощавшись, вышел из кабинета.

– Лада, налейте-ка нам по чашечке кофе, – Брызгунов набрал номер внутренней связи своей секретарши сразу, как только художественный руководитель покинул кабинет. – Вы же не откажетесь от чашечки, Олег Павлович? И сядьте поближе.

– Спасибо, с удовольствием, – ответил Меньшинский и пересел на стул, который стоял вплотную к столу министра.

– Ну, что вы думаете по поводу сложившейся ситуации? – напрямик спросил своего зама Брызгунов.

– Да уж! Равец, что ни говори, был человек опытный. Но я честно скажу вам, Аркадий Михайлович, мне кажется, Михайлов – перспективный кадр. У него должно получиться. Справится, я думаю.

Брызгунов открыто улыбнулся.

Глава 3

– Как тебе сказать, Лева? – Мария театрально развела руки в стороны и тут же вновь сложила их на манер примерной первоклассницы. – Я – актриса. Понимаешь, что это значит?

– Не совсем, – признался Гуров. – Поясни.

Он видел, что супруга чувствует себя крайне неловко, сидя с ним за одним обеденным столом лицом к лицу. И догадывался почему. В подобной ипостаси Мария Строева наблюдала своего мужа впервые. Любящий, внимательный и обходительный, он никогда не делился с ней своими проблемами на работе. Даже в те моменты, когда был особо загружен и пребывал в мрачном настроении. А теперь его работа невольно соприкоснулась с ее. И Мария видела перед собой сыщика. Серьезного, делового и сосредоточенного на интересующем его вопросе. Профессионала до мозга костей.

– Я хочу сказать, что я – человек творческий. И в первую очередь меня интересует именно творчество. Я не соприкасаюсь ни с административными, ни с хозяйственными, ни с какими-либо еще делами театра. Вот если бы ты попросил меня рассказать о ком-нибудь из актеров, например, или о режиссерах – это один вопрос... Даже о Реджаковском...

– Кто это? – прервал жену Гуров.

– Реджаковский? Это наш художественный руководитель. Будем так говорить, второй по значимости человек в театре. После Равца. На нем держится вся творческая часть...