Темная сторона закона (сборник)

Чистякова продиктовала Гурову все данные на бывшего любовника и начала рассказывать:

– Я провела практически бессонную ночь, была очень расстроена всем произошедшим, а тут еще невероятно скверная дорога. Я ехала медленно, ужасно устала, и единственное желание было: принять ванну, немного выпить, поделиться с подругами своим горем, а потом лечь спать. Я оставила машину в подземном паркинге нашего дома и оттуда на лифте поднялась к себе на этаж. Знаете, когда до цели остается совсем чуть-чуть, человек невольно расслабляется. Это сейчас я вспоминаю, что наружная дверь была закрыта только на один замок, хотя я всегда запираю на один, а бойфренд на два.

– Простите, что перебиваю, в вашей квартире есть охранная сигнализация? – спросил Гуров. – И если есть, то какая?

– Конечно, есть, – кивнула она. – Самая обыкновенная. Володя мне объяснил, что так надежнее, и я, уходя, всегда сдаю квартиру на пульт.

– Ваш бойфренд знал пароль?

– Нет, – усмехнулась Антонина Николаевна. – Даже моя глупость все-таки имеет предел. Он в этой квартире не был ни разу – я, знаете ли, дорожу своим именем, мы встречались только на даче. Так вот, едва я открыла дверь, как меня словно вихрем в коридор внесло, и больше я ничего не помню. Когда очнулась, оказалось, что лежу на полу там же в коридоре, голова ужасно болела, но я все-таки встала и прошла в комнату. Там творилось нечто невообразимое! Разбросано было все! Я немедленно вызвала полицию, потом «Скорую помощь» и позвонила дочери, чтобы она приехала, но она с мужем живет за городом, поэтому добиралась довольно долго. Врачи приехали быстро, хотели меня тут же забрать в больницу, но мы должны были сначала дождаться полицию. Прибывшие два мальчика не внушали мне ни малейшего доверия, и я не рискнула оставить квартиру на них, а медработники не могли ждать бесконечно и уехали. Наконец прибыли настоящие полицейские, а вскоре и моя дочь. Она снова вызвала «Скорую» и осталась там с полицейскими, а меня привезли сюда. Конечно, можно было бы и в частную клинику поехать, но «склифу» в подобных случаях я доверяю больше.

– Насколько мне известно, у вас ничего не похищено?

– Да, все деньги и драгоценности я держу только в сейфе, а они, видимо, не смогли его открыть – там очень сложный замок, да и шифр непростой. Я заглянула туда, все оказалось на месте.

– Оказалось или показалось? – уточнил Гуров.

– У меня не было сил проверять, я просто глянула, по крайней мере, все лежало на своих местах. Особо ценного антиквариата у меня нет, библиотека без раритетов. Так что прийти могли или за деньгами, или за драгоценностями.

Тут у Овчинникова зазвонил сотовый. Извинившись, он отошел в сторону, поговорил, а вернувшись, сказал:

– Тонечка! Прости, но мне надо бежать. Поправляйся, моя хорошая.

Поцеловав ее в щеку и простившись с Гуровым, адвокат ушел, а Лев, когда за ним закрылась дверь, недоуменно заметил:

– Простите за бестактность, но мне кажется, что Владимир Николаевич, который к вам так хорошо относится, подошел бы на роль близкого друга гораздо лучше кого-нибудь другого. Может быть, вы напрасно отвергли его ухаживания?

– Лев Иванович! Я могу ответить, но вы после этого будете дурно обо мне думать, – засмеялась Чистякова.

– Никогда! – заверил ее Лев.

– Со святыми скучно! – тихо произнесла она.

– Святых нет! – заговорщицким тоном прошептал Гуров.

– Есть! И вы только что с одним из них познакомились!

– Знаете, если бы было время, я бы с удовольствием пообщался с ним поближе, но, увы, дела не позволяют. А как вы сами с ним познакомились, если не секрет?

– Нас познакомила Валя, жена профессора Потапова – он их в свое время очень выручил, когда их балбес связался с одной приехавшей покорять столицу провинциалкой. Девица была совершенно не нашего круга, без образования, но хваткая, алчная, умная, знала, чего хочет в жизни, и в средствах не стеснялась. Вот их «пентюх домашнего производства» и показался ей легкой добычей. Не представляю себе, как бы они от нее отбились, если бы не Володя. Он выяснил всю ее подноготную, и мальчишка, как ни был влюблен, узнав все, порвал с ней – там было тако-о-е прошлое! А когда у меня самой встал вопрос о разводе, Валя и посоветовала обратиться к Володе.

– Инициатором развода были вы?

– Да! Сил терпеть больше не было, а транквилизаторы уже не помогали. Кстати, я ведь тоже из провинции, приехала в Москву после нашего филфака учиться в Литинститут. В это сейчас трудно поверить, но я в молодости писала очень неплохие стихи, должно быть, по наследству перешло – мой папа был очень известным в нашем регионе поэтом. Я потому и фамилию менять не стала. А Стефанов к тому времени был уже известным писателем и находился в свободном полете, ограниченном размером комнаты в коммуналке, доставшейся ему после развода. Влюбилась я в него, как последняя дуреха! Поженились, и дальнейшая учеба побоку, потому что, один за другим, двое детей. Коммунальный быт, пеленки, готовка и все прочее. Мужа творческие муки терзали, и я по несколько раз одну и ту же рукопись перепечатывала, потому что на машинистку у нас денег не было. Потом мои родители нам помогли, выстроили кооператив в Москве, жизнь стала налаживаться, дети подросли, только время мое уже ушло. Если и была во мне искра божья, то я ее сама утопила в корыте с грязной водой. Муж по стране разъезжал, встречался с читателями, в доме постоянные гости, застолья, хорошо хоть пил в меру. То, что он мне изменять начал, я сразу поняла, но молчала – куда я с двумя детьми и без работы? Тем более что денег хватало не только на необходимое – его же все время издавали и переиздавали. И вдруг все поменялось с точностью до наоборот! Романы на производственные темы и о руководящей роли партии стали никому не нужны, супруг мой запил, а я хлопотала вокруг него клушей-наседкой и не дала спиться, как случилось со многими другими. Ему посоветовали переключиться на детективы, и ведь получилось! Щелкал их один за другим, как на станке штамповал, у него даже план был: одна рукопись в месяц. И тут заметила я, что у моего супруга словно крылья выросли! Ходит радостно-оживленный, новые вещи себе покупает, и денег стало значительно меньше, хотя его тиражи постоянно росли – уж я-то в этом разбираюсь. На то, что он до этого иногда дома не ночевал, а оставался якобы у друзей, я внимания не обращала – бывает. Но тут он стал по неделе пропадать. Я поняла, что появилась новая любовница, а это дело затратное не только в плане денег, но и времени. То есть у старой музы крылышки пообвисли, внешность поблекла, а молодая муза уже колотит лирой в дверь, готовая подхватить знамя, выпавшее из рук предшественницы. После всего, что я для него сделала, я сочла это предательством.

– Полностью с вами согласен, – совершенно серьезно заявил Гуров. – Это действительно самое настоящее предательство!

– Посмотрела я вокруг, – продолжала Чистякова, – на себя, постаревшую от литературно-бытовых коллизий, и поняла, что пора наконец и о себе, любимой, позаботиться, тем более что дети выросли и своими семьями живут. Вот тогда-то меня Володя и выручил! Я объяснила ему ситуацию и написала доверенность на ведение дел. Я не вникала в то, что он делал, а получила готовый результат – мой бывший супруг без звука дал мне развод и вышел из квартиры только с двумя чемоданами. Его дальнейшей судьбой я не интересовалась. Знаю, что продолжает писать, потому что отчисления на мой счет поступают регулярно.

– К вопросу о святости, услуги Владимира Николаевича вам дорого обошлись?

– Да, я выплатила ему некоторую сумму, но после, – подчеркнула она, – а не в качестве аванса, который кто-то другой мог бы и не отработать. К тому же, если бы не он, еще неизвестно, что бы мне досталось. Во всяком случае, того, что он для меня добился, я бы точно не получила. С тех пор я всем рекомендую к нему обращаться, и он еще никого не разочаровал.

– Странно, что он при такой хватке не ведет бракоразводные процессы олигархов, – удивился Лев. – Озолотился бы, право слово!

– А ему этого не надо! Потому я и сказала, что он святой. У него адвокатское агентство, он помогает всем, кто к нему обращается, и никого, как липку, не обдирает, а малоимущим – вообще бесплатно. Я не очень хорошо знаю, как это агентство работает, но он мне говорил, что набирает после юрфака дельных, хватких парней, но без малейшей перспективы хорошо устроиться, и натаскивает их сначала на мелочовке, а потом поручает и более ответственные дела.

– Знаете, Антонина Николаевна, мне почему-то кажется, что у него должно быть немало врагов в лице тех, кого он пригнул, как вашего мужа, – задумчиво произнес Лев. – И как он не боится так рисковать? Хоть с охраной ездит?

– Враги есть у каждого. Вот у вас, например, при вашей работе наверняка немало врагов, но вы же не ездите с охраной, – возразила она.

– Не надо нас сравнивать. Я – подготовленный, тренированный человек, в любой момент готовый отразить нападение, да и оружие всегда при мне. – Лев продемонстрировал ей пистолет в наплечной кобуре. – А вот Владимир Николаевич, простите, таковым не выглядит. Даже если у него есть при себе оружие, то нужно еще иметь мужество выстрелить в человека. К тому же это оружие могут просто выбить из рук, и тогда ситуация обернется уже не в пользу господина адвоката, потому что тот, кто это сделает, сам-то выстрелить не побоится.

– У каждого свое оружие, – парировала Чистякова. – У него, например, мозги.

– Дорогая Антонина Николаевна! – тяжело вздохнул Лев. – Не хочется о грустном, но я за годы своей службы видел на асфальте столько мозгов, причем умнейших людей, что это, поверьте, не аргумент.

– Лев Иванович, – усмехнулась она. – Если враг предупрежден о том, что в результате такого мозгоразбрасывания по асфальту ему станет намного хуже, чем сейчас, он рисковать не будет. Самому дороже обойдется.

– Давайте сменим тему, а то мне уже самому тоскливо, – взмолился Гуров. – Скажите лучше, вы ничего больше не вспомнили о том дне?

– Да нет, – пожала она плечами. – Рывок, боль, темнота, и все.

– Негусто, – вздохнул Лев. – Ну, что же, будем надеяться, что, сравнив показания всех потерпевших, мы все-таки за что-то зацепимся. Но, если вдруг что-нибудь вспомните, позвоните, пожалуйста. – Он протянул ей свою визитку, поднялся, отнес на место стул, а потом, повернувшись к ней, азартно предложил: – Антонина Николаевна, а почему бы вам самой не начать писать? У вас такой хороший литературный язык, стиль, обороты речи…

– Ле-е-ев Иванович, – невесело рассмеялась она. – Вы имеете хотя бы малейшее представление о том, что такое издательское дело и какие законы там царят? А вот я это в подробностях знаю. Будь мне сейчас двадцать два года, я бы еще попробовала пробиться, но в моем возрасте…

– И все-таки подумайте об этом, – посоветовал он. – Я уверен, что у вас получится! Для начала поработаете рецензентом, потом, глядишь, редактировать начнете, а там и сами что-нибудь напишете. Вернетесь в привычный круг литераторов, старые знакомства восстановите.

– Упаси бог! – воскликнула она. – Только не это! Я на них уже во всех видах насмотрелась! А вот поработать?.. Это было бы интересно.

– Тогда не будем откладывать это дело в долгий ящик, – сказал Гуров.

Он тут же позвонил одному своему «должнику», совладельцу не самого захудалого издательства – впрочем, где только у Льва не было должников? – и обрисовал ему ситуацию, подчеркнув, чья дочь и бывшая жена Антонина Николаевна. Фамилия провинциального поэта его собеседнику ничего не сказала, а вот про Стефанова он не знать не мог.

– Это та, которая его догола раздела? – воскликнул он. – И между прочим, правильно сделала! Тот еще кобель! Странно, что она так долго терпела! В деньгах, как я понимаю, она не слишком нуждается, потому что за рецензии мы платим негусто.

– Ей, главное, к творчеству вернуться, пусть пока в такой форме, а потом вы уж сами определяйтесь. Антонина Николаевна сейчас рядом со мной, я ей дам твой номер телефона, и общайтесь дальше напрямую. Она сейчас немного приболела, но дня через два-три тебе позвонит.

Чистякова, сама не веря своему счастью, записала номер издателя и посмотрела на Гурова таким благодарным взглядом, что Лев почувствовал себя неловко.

– Поправляйтесь, Антонина Николаевна! – пожелал он ей. – Если же этот паршивец, – он ткнул пальцем в сторону лежавшего на тумбочке сотового, – будет финтить, немедленно звоните мне – я его выпорю!

Провожаемый ее искренними заверениями в совершеннейшем почтении и глубочайшей благодарности, Гуров вышел из палаты и пошел по коридору, чуть не приплясывая от радости – он узнал намного больше, чем рассчитывал. А идею насчет работы подкинул Антонине Николаевне специально, чтобы она начала думать уже в этом направлении, а не анализировать то, что рассказала ему – не дай бог, поймет, что проговорилась. И путь его лежал прямиком в райуправление – должны же были они хоть что-то нарыть!

То, что новой информации до обидного мало, Лев понял сразу же, как только увидел две кислые физиономии, на которых легко читалось, что, если легкомысленная мечта поглумиться над ним давно и бесследно испарилась, то перспектива получения «звездюлей» от родимого начальства приближалась с неумолимостью окончательной победы мирового капитализма.

– Внемлю, – сказал он, легкомысленно усаживаясь на край стола.