Наши забавники. Юмористические рассказы

Двадцать шестого августа. На Царицыном лугу обычное народное гулянье – качели, столбы, бег под ведром, пиво в громадных бочках, но есть и новинка: продают виноградное вино по десять копеек за кружку. Разумеется, достоинство товара по деньгам.

Два мужика выпили по кружке и плюют.

– Вот те и господское пойло! И как это только господа такое зелье пьют? Совсем скулу на сторону воротит, – говорит первый мужик.

– Так ведь то господа, – откликается второй. – Им что чуднее, то лучше. Топерича их еда: люди бросают, а они едят. У нас, в Новгородской губернии, мужик на раков-то и не взглянет, а у них первое угощение. А устрицы?.. Лягух жрут. У меня земляк есть, шестнадцать верст от нас, в кухонных мужиках он, так сказывал, что господа огурцы с купоросным маслом едят. «Как возьмешь, – говорит, – в рот, так тебя и обожжет, а им любо».

– От богатства все это, – соглашается первый. – Сыты, нейдет настоящая-то еда в утробу, ну, давай ненастоящую. Под ведром-то бегать будем? – спрашивает он.

– Не… ни в жизнь! – машет рукой второй мужик. – Довольно, благодарим… Учен уж… To есть скажи сейчас: «Митрофан, вот тебе три целковых…» – и то не польщусь. Бегал я в прошлом году. Дали это мне палку, чтоб в дырку попасть. Поехал, руки дрожат, хотел в дырку, да вместо дырки-то как ткну околоточному в картуз, да и сшиб ему картуз-то…

– Ну?

– Что нукаешь-то! Известно, что после этого бывает. В кутузке и ночевал! А наутро при солдате и с книжкой по городу… И как только он подвернулся, и посейчас ума приложить не могу! Нет, брат, теперь я от ведра подальше.

На каруселях, сидя боком на лебеде, вертится горничная в цветном платочке на голове. Ее поджидают мастеровой в кафтане со сборами и солдат, стоя около карусели.

– Радостно себя чувствуете? – кричит ей солдат.

– В таком разе как бы от польки трамблян… – успевает ответить горничная и проносится мимо. – Иван Меркулыч, садитесь и вы! – приглашает она его при втором круге.

Солдат отрицательно машет головой.

– Поди, и не на таких скотах катался? – относится к нему мастеровой.

– Былое дело. В Ташкенте и на мерблюдах ездили, и на слонах.

– На живых?

– А то на мертвых, что ли? Там у нас страна такая, что скотов не разбирают. Прикажет, бывало, генерал Черняев, так и на собаке поедешь, и на лебеде полетишь.

– Да ведь лебедю человека не поднять?

– Одному не поднять, это точно, а у нас по десяти лебедей вместе связывали. Там, брат, такие горы, что окромя как на птицах и не подняться.

– Скажи на милость, как это все начальством благоустроено! – дивится мастеровой. – Ну, лебедь – тварь невинная, а как же на мерблюде-то? Ведь у мерблюда на хвосте стрела, и он ею жалит?

– И вовсе даже без стрелы. Мерблюд – такой смирный зверь, что все равно что кот. Ты к нему подходишь, а он перед тобой на колени ложится, – рассказывает солдат. – Там на них все больше купцы со своим караваном ездили. Лошадей боятся – ну, на мерблюдах… А со стрелой на хвосте – это крокодил. На тех мы не ездили. У них и изо рта огонь… Еще чего, боже упаси, казенное имущество сжечь можно.

К разговору прислушивается не то купец, не то артельщик с биржи.

– Простите, кавалер, дозвольте опрос сделать, – вмешивается он в разговор. – Вы говорите: купец на мер-блюде. Православный купец?

– Нет, мухоеданский. Там православных купцов нет. Православный купец в сибирке только до Уральских гор водится, а там халат и чалма.

– То-то. А то православному купцу – и вдруг на поганом мерблюде, как будто неловко… Конечно, в хмельном образе мы по грехам нашим всякие беззакония делаем, но зато потом и святим себя, а то ежели кажинный день на мерблюде ездить, так и на молебны не хватит.

– Да ведь там и купцы-то беззаконные, – поясняет солдат. – Почитай, все они живой бабой торгуют, ну а наши их за эту мануфактуру с женской живностью – ловят.

– Оптом или в розницу у них больше торговля? – допытывается купец.

– Продают и по штуке, и по паре, а то так и стадом.

– И хорошая добротная баба?

– Разная есть… – уклончиво ответил солдат и крикнул горничной: – Марфа Тимофеевна, скоро вы?

Купец продолжал бормотать:

– Такому мухоеданскому беззаконнику что! Он бабу продал, кобылятинкой закусил и поезжай на каком хочешь звере, ну а православному купцу несподручно.

В это время с карусельского лебедя соскочила горничная и, шатаясь, ухватилась за солдата.

– Совсем голова кругом идет, – говорила она. – Вижу носы и бороды, а лиц настоящих не вижу. В глазах мелькание и даже мутит.

– Зато своим собственным удовольствием насытились, – любезно отвечал солдат и поддержал ее.

Купец потряс головой.

– Не женская эта музыка-то – карусели, – произнес он. – Вырезать бы хорошую орясину!..

– Чего-с? – сверкнул глазами солдат.

– Ничего, проехали!

– То-то. Орясину-то эту ты для себя прибереги, а нашу даму не тронь!

Купец закусил губу и, ворча под нос, отошел прочь.

Заговорщик

По одной из улиц Песков бродит купец в сизой, мучного цвета сибирке. Голова его обвязана пестрым платком, а поверх платка надет картуз козырем набок. Купец держит руками за скулу и по временам стонет. Его сопровождает жена в шелковой, туго повязанной косынке на голове и в ковровом платке на плечах. Она смотрит по сторонам, взглядывает в окна деревянных домиков, ищет чего-то на воротах.

– Господи, что ж это такое! – в отчаянии говорит она. – Ищем-ищем, а найти не можем. Вон золотой крендель у булочной висит, вон и обруч над воротами, и сапога этого самого, как было сказано, не видать над калиткой. Куда идти?

– А ты поспрашивай, – откликается купец. – Дома у тебя этого звону хоть отбавляй, а здесь и замолкла, словно кукушка после Петрова дня. Пусти в ход свое язычество-то, вот и найдешь. Видишь, мне самому не до того.

– Сильно ломит скулу-то? – с участием спрашивает она.

– То есть так, что вот взял бы да треснул и сейчас до затылку! Ну, чего зеваешь? Вон городовой стоит.

Купец и купчиха подошли к городовому.

– Скажите, пожалуйста, господин служивый, где здесь заговорщик живет? Заговорщика бы нам надо, – обратилась к нему купчиха.

– Заговорщика? – переспросил городовой, с ног до головы осматривая купца и купчиху. – Да вы сами-то кто такие будете?

– А мы извозчики. Муж вот четырнадцать легковых закладок держит да две кареты. Только мы не тутошные, а из Ямской. Ищем-ищем, просто хоть волком взвыть!..