Супруги, робко ступая, вошли в сад. Пристав пригласил садиться, познакомил с женой. Пристав и приставша завели разговор, но гости молчали или отвечали «да» да «нет». Семижилов еще два раза упомянул, что, дескать, «вы наши, а мы ваши». Жена его перебирала бахрому мантильи. Муж и жена сидели как на иголках.
– А у нас вчера в участке преинтересный случай… – начал пристав. – Приводят одного купца для составления протокола о нарушении…
Но тут Семижилов вскочил с места как ужаленный и стал прощаться.
– Куда ж вы? Посидите. Сейчас кофий подадут. У нас сливки отличные, – останавливал пристав, но гость отказался наотрез.
– Нет, пора, ваше высокоблагородие! Нам сегодня еще в четыре места, – говорил он, блуждая взором. – Даже на крестины в одно место взяли… Потом панихида… Прощайте, впредь не обидьте.
Пристав недоумевал и смотрел на него во все глаза. Семижилов уронил стул, сказал: «Пардон-с», пропихнул жену в калитку и, выбежав на двор, стал садиться в шарабан.
– Да что с вами? Не потеряли ли вы чего на дороге? – спросил пристав.
– Нет, ничего-с. Прощенья просим, ваше высокоблагородие! – отвечал Семижилов и стегнул лошадь. – Ну, слава богу, все обошлось благополучно! – сказал он со вздохом, когда они отъехали от дачи пристава, и, взяв вожжи в левую руку, перекрестился правой. – A заметила ты, как он насчет купца-то с составлением протокола ввернул? – обратился он к жене.
– Ну что? Ведь говорила я тебе! – воскликнула та.
Семижилов покачал головой.
– Нет, уж теперь он меня и калачом к себе в гости не заманит! – бормотал он. – Кум, кум, а все-таки пристав, так лучше нашему брату от него подальше!
Бойкая шведка, учащенно перебирая ногами, несла Семижиловых обратно домой.
Дачные соседи
Черная речка. Пять часов после полудня. Молодой супруг Треножников, держа портфель под мышкою и пощипывая рукой реденькую бородку, спешит домой обедать. Ему то и дело приходится соскакивать с мостков в пыль, чтобы дать дорогу встречным. То нянька везет колясочку, то группы дам загораживают ему дорогу. Два раза задели его зонтиком по шляпе. Некоторые дамы, осмотрев его при встрече с ног до головы, останавливаются и смотрят ему вслед. Это его нисколько не смущает. Сначала он думает, в порядке ли у него костюм, и осматривает себя, но оказывается, что все застегнуто, все чисто и на месте. Время от времени до него доносятся следующие возгласы:
– Говорят, что он красив! Ничуть! Во-первых, нос утюгом, а во-вторых, походка вприпрыжку.
Раз в одном из палисадников кто-то крикнул:
– Глаша, Глаша! Смотри! Новожен Треножников идет! В январе только повенчался!
Это его сердит. Он ускоряет шаг и слышит в то же время за собой ускоренные шаги.
– К пирогу с сигом, сосед, спешите? – раздается над его ухом бас.
Он оборачивается и видит перед собой пожилого толстого господина.
– Да… Мое почтение. А вы почем знаете, что к пирогу? – спрашивает он, раскланиваясь.
– Я ваш сосед. Рекомендуюсь: отставной лесничий Пупков. Давеча с балкона мы видели, как ваша супруга у рыбака сига покупала. Потом у зеленщика лук брали. За сига сорок копеек заплатили. Видите, мы все знаем! Позвольте узнать ваше имя и отчество? Николай Михайлыч, кажется?
– Нет, Иван Иваныч.
– Ну и прекрасно. Будемте знакомы. Меня зовут Степан Степанов. Помните – Стакан Стаканов и не забудете. Стакан – в хозяйстве вещь необходимая. Вот мы и пришли. До свидания! У вас пирог с сигом, а у меня сегодня ботвинья с тешкой. Лососина-то дорога, канальство. Еще раз прощайте, Петр Сергеевич! – переврал толстяк имя своего нового знакомого и скрылся в калитку палисадника.
Вошел и Треножников к себе в сад.
– Ах, Ваничка, друг мой! Здравствуй! – крикнула с балкона молодая хорошенькая супруга и, соскочив со ступенек, хотела броситься ему на шею.
– Тише, тише! Потом! – отстранил ее от себя муж и стал озираться, смотря на соседние балконы.
– Что с тобой? – недоумевала жена и надула губки.
– Потом, потом, мой друг. Мы в комнате поцелуемся, – шептал он, кивая по сторонам.
С верхних балконов выглядывали сквозь парусинную драпировку женские лица. Одна дама смотрела даже в бинокль, в щель невысокого забора виднелась чья-то усатая физиономия.
– Все видят, все слышат. Здесь просто какое-то шпионское место, – прибавил молодой муж, входя в комнату и трижды поцеловав жену.
– Можно у вас попросить на полчаса кофейную мельницу? В кухне не дают, – раздался женский голос.
В палисаднике перед открытым окном стояла соседская кухарка.
– Можно, можно! – крикнул Треножников. – Господи! И здесь-то даже! – возопиял он. – Вот думал, что теперь нахожусь глаз на глаз с тобой, ан оказывается, что нет!
– Да ведь, друг мой, мы ничего дурного не делали, – утешала его жена.
– Все это так, но, однако, ангел мой, что же это за жизнь, ежели не можешь даже и поцеловать жену без свидетелей? Надо будет зеленым коленкором окна завесить! Все знают, что у нас дома делается. Третьего дня у меня в животе урчало, и посылал я Дарью в аптеку; наутро еду в должность, сидит против меня незнакомая дама и говорит: «А мы уж вчера за вас боялись, думали, не тиф ли, что вы в аптеку посылали». Тьфу!
Треножников плюнул и сел на балконе обедать. На соседней даче кто-то так и наяривал ученическими перстами на фортепьяно гаммы и экзерсисы. Поели пирога с сигом.
– Ляжешь спать после обеда? – спросила жена. – Ведь ты вчера до четвертого часа утра работал.
– И лег бы, да вот эти каторжные фортепьяны, – отвечал муж. – И всякий раз в это время. Уж хоть бы утро избрала эта девчонка себе для урока, что ли. Гаммы еще мне ничего, а вот ужо как начнет наяривать эти самые «Мечты» Генделя, ну точь-в-точь собака визжит, которой лапу отдавили! Нет, я не усну. Она у меня все жилы вытянет. Лучше я с тобой побеседую. Ведь месяца через четыре ты будешь мамашей. Поговорим о нашем ребенке.
Пообедали. Треножников не хотел говорить о таком важном предмете, как будущий ребенок, на балконе под тем предлогом, что верхние жильцы из окон могут слышать.
– Знаешь ли что? – сказал он. – Я нашел одно прелестное уединенное местечко у забора, в кустиках. С другой стороны только зады конюшен и навозная яма, и нас там никто не услышит.
Действительно, Треножников привел жену в укромненькое местечко у забора. Поставили два стула, столик и начали пить кофе. Он обнял ее, поцеловал и сказал:
– Ну, теперь нужно будет и о приданом для нашего ребеночка подумать. Как ты полагаешь, когда можно ждать?
За забором кто-то сопел и фыркал. Муж вздрогнул.
– Нет, это лошади в конюшне, – успокоила его жена и начала: – Да вот видишь ли, с точностию определить трудно, но полагаю, что в конце сентября или…
– С точностию, почтенный Семен Федорович, этот предмет никогда определить невозможно, – раздался за забором бас, – поверьте опытному человеку! Я третий раз женат…
– Кто тут? Как вы смеете! – крикнул Треножников и вскочил с места, сжав кулаки.
– Это я-с. Ваш сосед, лесничий. Не извольте беспокоиться! – был ответ. – Я червей в навозе для рыбной ловли копаю. С точностию, говорю, нельзя определить… Когда у меня жена была первым сыном тяжела…
– Боже мой! Да что ж это такое! – крикнул муж и схватился за голову.
– Что с вами? Об шиповник укололись, что ли? – слышалось из-за забора. – Послушайте, Федор Петрович… Так, кажется, я вас называю?