– Вот надо узнать у доктора, чем Биарриц славится, и тоже купить для воспоминания.
– Купим, – проговорил супруг, отошел от окна и нос с носом столкнулся с рыжебородым человеком в белом фланелевом костюме и серой шляпе, воскликнув: – Валерьян Семеныч!
Это был тот самый петербургский купец-лесник Оглотков, которого он уже видел сегодня утром из окна своей гостиницы. Оглотков остановился и проговорил:
– Гора с горой не сходится, а человек с человеком сойдется. Какими судьбами здесь?
– Приехали из Петербурга сюда себя показать и людей посмотреть.
– Вот и мы то же самое. Когда вы приехали?
– Вчера. Вот позвольте вас познакомить с моей супругой: Глафира Семеновна, мосье Оглотков.
Рукопожатие.
– И я здесь с супругой, – сказал Оглотков. – Но мы здесь уже больше двух недель мотаемся и через недельку сбираемся уезжать.
– Где же жена-то?
– Утром купалась, после завтрака раскисла и теперь дома в дезабилье отдыхает. А я бегу теперь голубей стрелять.
– То есть как это голубей стрелять? – удивился Николай Иванович.
– А здесь у нас уже такая английская затея. Голубей стреляем. Пари держим, – отвечал Оглотков и погладил рыжую бороду.
– Да вы-то разве англичанин? Ведь вы, кажется, ярославского происхождения-то.
– Да, наш папашенька действительно славянин с берегов Волги, но мы-то уж здесь живем совсем по-английски. Впрочем, в нашем обществе не одни англичане. У нас князь Халюстин, граф Жолкевич, генерал Топтыгин… Есть даже принц немецкий… Вот уж фамилию-то я его не могу выговорить… Гау-Гау-Альт… Вот так что-то… Фамилия какая-то трехэтажная… Ну и много другой аристократии. У нас все аристократы.
– Так… Стало быть, здесь в аристократы записался? – спросил Николай Иванович.
– Нельзя. У нас общество такое… Мы остановились в такой гостинице… У нас и обед даже не в семь часов, а в восемь, и выходим мы к столу во фраках и белых галстуках. Перед обедом у нас «файф-о-клок», – рассказывал Оглотков.
– Это что же такое? – спросил Николай Иванович.
– Переодеваемся в смокинг и пьем чай. Нам в это время делают визиты.
– Фю-фю-фю!..
– Что же тут свистеть-то? Вечером мы в казино. Там у нас иногда концерты, иногда игра. В баккара все больше играем. Дамы в лошадки…
– Это, стало быть, как в Ницце… такое же казино?
– Вот-вот… Вы еще не записались членами? Советую записаться, – сказал Оглотков.
– Это куда? Чтобы во фраках и в белых галстуках обедать? Благодарю покорно, – отвечал Николай Иванович. – Я рад-радехонек, что нашел такую гостиницу, где этого не водится.
– Нет-нет. Я говорю про казино. В казино записаться членом. Вы и ваша супруга. Вот там и будем встречаться. Там познакомим и наших жен друг с другом.
– Ах, в казино-то записаться! Пожалуй… Впрочем, ведь можно и так ходить, гостями.
– Дороже… И опять же шик не тот. Тону такого нет. А мы если, стало быть, теперича члены с супругой, то входим туда как хозяева… Иногда по два, по три раза в день ходим. Вот, например, сегодня… Сегодня у нас там в три с половиной часа дня концерт классической музыки. Исполнена будет оратория… Вот уж какая оратория, я забыл, а только оратория… Жена знает. Приходите.
– Да ведь это я знаю… – сказал Николай Иванович. – Это ведь на скрипицах душу вытягивать начнут.
Оглотков пожал плечами.
– Правильно… что говорить! – произнес он. – Но зато модно… На аристократический манер… Все здешнее высшее общество там увидите. Одних княгинь разных будет штук пять-шесть.
– Нет, уж мы лучше вечером придем. Придем в лошадки поиграть.
– Конечно же, лучше вечером, – поддакнула мужу Глафира Семеновна.
– Мы с женой и вечером будем. Вот там, мадам, я вас и познакомлю с своей супругой. А теперь до приятного… – раскланялся Оглотков. – Побегу голубей стрелять. Итак уж опоздал.
Он пожал руки супругам и ускоренным шагом пошел по тротуару, помахивая тростью с серебряным набалдашником в виде шара.
Николай Иванович посмотрел ему вслед, кивнул и сказал супруге:
– Каков английский аристократ! А еще года три тому назад, когда его отец-покойник был жив, так за обедом все они из одной чашки щи хлебали, а за фрак-то тятенька выволочку бы дал, если бы во фраке его увидел.
– Цивилизация… – отвечала Глафира Семеновна.
XVI
Оставшись на улице одни, супруги почувствовали какое-то сиротство. Они взглянули друг на друга, и Николай Иванович спросил жену:
– Куда ж мы теперь?..
– Да пойдем дальше по этой улице. Доктор Потрашов давеча говорил, что и весь Биарриц-то состоит из одной улицы.
Они, шаг за шагом и останавливаясь у окон магазинов, кондитерских и парикмахерских, прошли всю улицу Мэрии и продолжение ее – улицу Мазагран, свернули в рынок, где продавались съестные припасы, побывали на почте, находящейся против рынка, и уперлись в берег моря, где уже кончалась улица Мазагран. Перед ними была бухточка Порт Вье с зданием теплых ванн у самой воды. Здесь они спустились к воде. В тихой бухточке со стеклянной синей поверхностью, совершенно без всякого прибоя, купались двое мужчин. Никто на них не смотрел, да и никого на берегу не было. Только старуха-прислужница из теплых ванн развешивала для просушки купальное белье на веревку.
– Вот оно, скромное-то купальное место, про которое говорил доктор Потрашов, – заметил Николай Иванович. – Сюда купаться завтра и приду.
– А ты слышал, что нам нужно прежде приучить себя к морской воде теплыми ваннами? – отвечала супруга.
Супруги свернули направо и пошли по хорошо обделанной камнем набережной, висящей над морем. У берега виднелись скалы самой причудливой формы, выставившиеся из воды и обливаемые наскакивающими на них пенистыми волнами. Вот Rocher de la Vierge, дальше других скал выдавшаяся в море островком и соединенная со скалистым берегом мостиком. На вершине скалы стояла статуя Девы Марии, и к ней вела высеченная в камне лестница с перилами.
– Надо зайти посмотреть, – сказал Николай Иванович, и они стали перебираться на скалу.
Вид со скалы на город был восхитительный. Глафира Семеновна, запасшаяся биноклем, тотчас же стала любоваться видом. Вокруг плескались волны. Насмотревшись на город, расположенный по берегу террасами, стали смотреть в необозримую даль океана. Николай Иванович тотчас же произнес:
– Вот откуда бы хорошо написать письмо в Петербург свояку Петру Васильевичу, чтобы похвастаться перед ним. «Стоя на скале в Атлантическом океане, приветствуем тебя и Марью Семеновну! Вокруг нас бушуют дикие волны, и над нашими головами слышен зловещий крик чаек…»
– Ну довольно, довольно… – прервала его импровизацию супруга. – Чаек-то как раз и нет.
– Нет, я все-таки уж вечером дома напишу. «Вдали виднеется парус погибающего в волнах судна. Киты, чуя добычу, играют в необозримом пространстве… – продолжал он импровизовать. – Глафира Семеновна, ухватившись за меня…»