Мир как осуществление красоты. Основы эстетики

Все видел я, и все одно лишь было, —
Один лишь образ женской красоты…
Безмерное в его размер входило, —
Передо мной, во мне – одна лишь ты.

О, лучезарная! Тобой я не обманут!
Я всю тебя в пустыне увидал…
В моей душе те розы не завянут,
Куда бы ни умчал житейский вал.

И в самом деле, система, разработка которой наполнила всю жизнь Соловьева, по мнению многих исследователей, может быть названа “философией Вечной женственности”.

Величайшие греческие философы Платон и Плотин, восходя к высшему царству бытия, подобно Соловьеву, не только путем мышления, но и с помощью мистического опыта, характеризуют его как область совершенной красоты. В диалоге “Пир” Сократ передает то, что ему сообщила Диотима о прекрасном: “Что мы подумали бы, если бы кому случилось увидеть само прекрасное ясным, как солнце, чистым, не смешанным, не наполненным человеческой плотью, со всеми ее красками и многой другой смертною суетою, но если бы ему возможно было увидеть само божественное прекрасное единообразным? Как ты думаешь, была ли бы плохою жизнь человека, смотрящего туда, видящего постоянно это прекрасное и пребывающего с ним? Сообрази, что только там, видя прекрасное тем органом, каким его видеть можно, он будет в состоянии рождать не призрак добродетели, но – так как он соприкасается не с призраком – истинную добродетель, – так как он соприкасается с истиною”[11 - Перевод Жебелева, изд. Academia.].

В диалоге “Государство” (VII книга) Сократ говорит: “В области познаваемого идея добра есть высшее и едва доступное созерцанию; но усмотрев ее, нельзя не заключить, что она есть причина всего правого и прекрасного, порождающая в царстве видимого свет и источник света, а в царстве умопостигаемого она господствует, обеспечивая истину и постижение”. Свою мысль он поясняет мифом о пещере, в которой находятся скованные люди, могущие видеть на стене пещеры только тени вещей, проносимых за их спиною перед костром; кому-нибудь из них удается, высвободившись из цепей, выйти из пещеры и он, когда глаза его привыкнут к свету, видит солнце и освещенную им живую богатую содержанием, подлинную действительность. В этом мифе высшее сверхмировое начало, идея Добра, сравнивается с солнцем, а царство совершенных умопостигаемых идей с предметами, освещенными солнцем. Московский философ Владимир Эри, автор замечательной книги “Борьба за Логос” (сборник его статей, изданный в 1911 г.), начал печатать в 1917 г. статью, в которой задался целью показать, что “солнечное постижение” Платона было высшей ступенью его духовного опыта[12 - Эрн, Верховное постижение Платона, Вопр. филос. и псих., 1917, кн. 137–138.]. Вероятно, в этой статье он пришел бы к мысли, что платоновское царство умопостигаемого соответствует христианскому представлению о Царстве Божнем. К сожалению, Эрн умер, не закончив печатание своей статьи.

В философии Плотина над земною действительностью стоят три высшие начала: Единое, Дух и Мировая душа. Во главе всего стоит Единое, которое соответствует платоновской идее Добра. Оно невыразимо в понятиях (предмет отрицательного богословия), и потому, когда Плотин хочет выражаться вполне точно, он называет его Сверхъединым, также Сверхдобрым. Из него происходит Царство Духа, состоящее из идей, которые суть живые существа, и, наконец, третью ступень занимает Мировая душа. Как у Платона идея Добра есть “причина всего правого и прекрасного”, так и у Плотина Единое есть “источник и первооснова прекрасного”*. Идеал прекрасного осуществлен в Царстве Духа, умопостигаемую красоту которого Плотин, между прочим, характеризует такими чертами: в этом царстве “всякое существо имеет в себе весь (духовный) мир и созерцает его целиком во всяком другом существе, так что повсюду находится все, и все есть все, и каждое есть все, и беспределен блеск этого мира”. '''Здесь”, т. е. у нас на земле, “всякая часть исходит из другой, и остается только частью, там же всякая часть происходит из целого, причем целое и часть совпадают. Кажется частью, а для острого глаза, как у мифического Линкея, который видел внутренность земли, открывается как целое”[13 - Эннеады, V, 8, 4.].

В своей книге “Мир как органическое целое” <М., 1917> (гл. VI) я стараюсь показать, что Царство Духа в системе Плотина соответствует христианскому пониманию Царства Божия как царства любви. Таким образом, и в христианском представлении о мире, и в учении Плотина, завершающем собою все древнегреческое мышление, так как философия Плотина есть синтез систем Платона и Аристотеля[14 - См. об этом книгу Лосева «Античный космос и современная наука», <М„> 1927.], Царство Божие рассматривается как область, где осуществлен идеал красоты.

Глава 2

Состав совершенной красоты

1. Чувственная воплощенность

Опыт о Царстве Божием, достигаемый в видениях святых и мистиков, заключает в себе данные чувственной, интеллектуальной и мистической интуиции в неразрывном сочетании. Во всех этих трех своих сторонах он представляет собою непосредственное созерцание человеком самого бытия. Однако в человеческом сознании это созерцание слишком мало дифференцировано: очень многие данные этого опыта только сознаны, но не опознаны, т. е. не выражены в понятии. Это одно из глубоких отличий нашей земной интуиции от интуиции, свойственной Божественному всеведению. В Божественном разуме интуиция, как говорит об этом от. П. Флоренский, сочетает дискурсивную расчлененность (дифференцированность) до бесконечности с интуитивною интегрированностью до единства[15 - Флоренский. Столп и утверждение истины, <М., 1914>, стр. 43.].

Чтобы поднять на большую высоту знание о Царстве Божием, получаемое в видениях, нужно дополнить его умозрительными выводами, вытекающими из знания основ Царства Божия, именно из того, что оно есть царство личностей, любящих Бога больше себя и все остальные существа, как себя. Единодушие членов Царства Божия освобождает их от всех несовершенств нашего психо-материального царства и, отдавая себе отчет в том, какие отсюда получаются следствия, мы будем в состоянии выразить в понятиях различные аспекты добротности этого Царства, а следовательно, и аспекты, необходимо присущие идеалу красоты.

Красота, как уже сказано, всегда есть духовное или душевное бытие, чувственно воплощенное, т. е. неразрывно спаянное с телесною жизнью. Словом “телесность” я обозначаю всю совокупность пространственных процессов, производимых каким-либо существом: отталкивания и притяжения, возникающий отсюда относительно непроницаемый объем, движения, чувственные качества света, звука, тепла, запаха, вкуса и всевозможные органические ощущения. Во избежание недоразумений надо помнить, что словом “тело” я обозначаю два глубоко отличные друг от друга понятия: во-первых, тело какого-либо субстанциального деятеля есть совокупность всех субстанциальных деятелей, подчинившихся cmi/ для совместной жизни; во-вторых, тело того же деятеля есть совокупность всех пространственных процессов, производимых им вместе с его союзниками. Путаницы от этого не может произойти, потому что из контекста в большинстве случаев сразу видно, в каком смысле употреблено слово “тело”.

В психо-материальном царстве тела всех существ материальны, т. е. суть относительно непроницаемые объемы, представляющие собою действия взаимного отталкивания этих существ. Отталкивания возникают между ними как следствие их себялюбия. В Царстве Божием ни одно существо не преследует никаких эгоистических целей, они любят все другие существа, как самих себя, и, следовательно, не производят никаких отталкиваний. Отсюда вытекает, что члены Царства Божия не имеют материальных тел. Значит ли это, что они бесплотные духи? Нет, никоим образом. Материальных тел у них нет, но они обладают преображенными телами, т. е. телами, состоящими из пространственных процессов света, звука, тепла, аромата, органических ощущений. От материальных тел преображенные тела глубоко отличаются тем, что они взаимно проницаемы, и тем, что материальные преграды для них не существуют.

В психо-материальном царстве телесная жизнь, состоящая из чувственных переживаний и чувственных качеств, есть необходимая составная часть богатства и содержательности бытия. Высокую ценность имеют бесчисленные органические ощущения, например ощущения насыщения и нормального питания всего тела, ощущения телесного благополучия, бодрости и свежести, телесной жизнерадостности, кинэстетические ощущения, половая жизнь в том ее аспекте, который связан с телесностью, также все ощущения, входящие в состав эмоций. Не меньшую ценность имеют чувственные качества и переживания света, звука, тепла, запахов, вкуса, осязательных ощущений. Все эти телесные проявления имеют ценность не только сами по себе, как цветение жизни, но еще и ту ценность, что они служат выражением душевной жизни: явным образом такой характер имеют улыбка, смех, плач, бледнение, краснение, различные виды взгляда, вообще мимика, жесты и т. п. Но и все другие чувственные состояния, все звуки, тепло, холод, вкусы, запахи, органические ощущения голода, сытости, жажды, бодрости, усталости и т. п., суть телесные выражения духовной, душевной или, по крайней мере, психоидной жизни если не самого такого субъекта, как человеческое Я, то по крайней мере тех союзников, например клеток тела, которые ему подчинены.

Тесная связь духовной и душевной жизни с телесною станет очевидною, если принять во внимание следующее соображение. Попробуем мысленно вычесть из жизни все перечисленные чувственно-телесные состояния: то, что останется, окажется абстрактною душевностью и духовностью, столь бледной и лишенной теплоты, что ее нельзя будет считать вполне действительною: осуществленное бытие, заслуживающее названия реальности, есть воплощенная духовность и воплощенная душевность; разделение этих двух сторон действительности может быть произведено только мысленно и дает в результате две сами по себе безжизненные абстракции.

Согласно учению, изложенному мною, чувственные качества света, звука, тепла и т. п., а также вообще все органические ощущения голода, сытости, бледнения, краснения, удушья, освежающего дыхания чистым воздухом, сокращения мышц, переживание движений и т. п., если отвлечь от них наши интенциональные акты воспринимают их, т. е. иметь в виду не акт ощущения, а само ощущаемое содержание, имеют пространственно-временную форму и, следовательно, суть не психические состояния, а телесные. К области психического относятся лишь те процессы, которые имеют только временную форму без всякой пространственности: таковы, например, чувства, настроения, стремления, влечения, хотения, интенциональные акты воспринимания, обсуждения и т. п.

Психические состояния всегда интимно сплетены с телесными, например чувства печали, радости, страха, гнева и т. п. почти всегда суть не просто чувства, а эмоции или аффекты, состоящие в том, что чувство дополняется сложным комплексом телесных переживаний изменения в биении сердца, дыхания, состояния сосудодвигательной системы и т. п. Поэтому многие психологи не отличают телесной стороны от душевной. Так, например, в конце прошлого века появилась теория эмоций Джемса – Ланге, согласно которой эмоция есть только комплекс органических ощущений[16 - См. критику таких теорий в моей книге «Основные учения психологии с точки зрения волюнтаризма» <Спб., 1903>, а также мою статью «Психология человеческого Я и психология человеческого тела». Зап. Русск. Научн. Инст. в Белграде <1941 >, вып. 17.]. Многие психологи даже отрицают существование интенциональных актов внимания, воспринимания, воспоминания, стремления и т. п.; они наблюдают только различия ясности и отчетливости предметов внимания, наблюдают только само воспринимаемое, вспоминаемое, служащее предметом стремления, а не психические акты субъекта, направленные на эти состояния или эти данные.

Кто ясно различает психические, т. е. только временные состояния, и телесные, т. е. пространственно-временные, тот вместе с тем легко усмотрит, что все телесные состояния творятся деятелями всегда на основе их психических или психоидных переживаний; поэтому всякое чувственное, телесное переживание, взятое в конкретной полной форме, есть психо-телесное или, по крайней мере, психоидно-телесное состояние. В нашем царстве бытия телесность имеет материальный характер: сущность ее сводится к действиям взаимного отталкивания и притяжения, в связи с которыми возникают механические движения; субстанциальные деятели производят такие акты целестремительно, т. е. руководясь своими стремлениями к той или иной цели. Следовательно, даже и механические телесные процессы не чисто телесны: все они суть психо-механические или психоидно-механические явления[17 - См. мою статью «Формальная разумность мира», Зап. Русск. Научн. Инст. в Белграде <1938>, вып. 15.].

В нашем психо-материалъном царстве бытия жизнь каждого деятеля в каждом из его проявлений не вполне гармонична вследствие лежащего в ее основе себялюбия: каждый деятель более или менее раздвоен внутри самого себя, потому что основное его стремление к идеалу абсолютной полноты бытия не может быть удовлетворено никакими действиями, содержащими в себе примесь эгоизма; также и в отношении к другим деятелям всякое эгоистическое существо, по крайней мере отчасти, находится в разладе с ними[18 - См. подробно об этом в моих книгах «Условия абсолютного добра» (по-словацки и по-французски «Les conditions de la morale absolue» и «Достоевский и его христианское миропонимание» (по-словацки).]. Поэтому и все чувственные качества и чувственные переживания, творимые деятелями психо-материального царства, всегда не вполне гармоничны; они создаются деятелями в сочетании с другими существами посредством сложных актов, среди которых есть и процессы отталкивания, что уже свидетельствует об отсутствии единодушия. Отсюда в составе чувственных качеств нашего царства бытия, наряду с положительными свойствами их, есть и отрицательные – перебои, хрипы и скрипы в звуках, нечистота, вообще та или другая дисгармония.

Телесные проявления (разумея под словом “тело” пространственные процессы) сложных существ, таких, например, как человек, никогда в нашем царстве бытия не бывают вполне точным выражением духовно-душевной жизни центрального деятеля, в данном случае человеческого Я. В самом деле, они творятся человеческим Я вместе с подчиненными ему деятелями, т. е. вместе с телом в первом принятом мною значении этого слова (см. выше, стр. 32). Но союзники человеческого Я отчасти самостоятельны, и потому нередко чувственные состояния, творимые ими, суть выражение не столько жизни человеческого Я, сколько их собственной жизни. Так, например, иной раз человек хотел бы выразить своим голосом самую трогательную нежность и вместо того, вследствие ненормального состояния голосовых связок, издает грубые хриплые звуки.

Иной характер имеет преображенная телесность членов Царства Божия. Их отношения друг к другу и ко всем существам всего мира проникнуты совершенною любовыо; поэтому никаких актов отталкивания они не совершают и непроницаемых материальных объемов их тела не имеют. Их телесность вся соткана из чувственных качеств света, звука, тепла, ароматов и т. п., творимых ими путем гармоничного сотрудничества со всеми членами Царства Божия. Отсюда понятно, что свет, звук, тепло, аромат и т. п. в этом царстве обладают совершенною чистотою и гармоничностью; они не ослепляют, не жгут, не разъедают тела; они служат выражением не биологической, а сверхбиологической жизни членов Царства Божия. В самом деле, члены этого царства не имеют материальных тел и не обладают органами питания, размножения, кровообращения и т. п., служащими для ограниченных потребностей единичного существа: целью всех их деятельностей служат духовные интересы, направленные на творение бытия, ценного для всей вселенной, и телесность их есть выражение их совершенной сверхбиологической духовной жизни. Нет такой силы вне Царства Божия и тем более внутри его, которая препятствовала бы совершенному выражению их духовности в их телесности. Поэтому преображенные тела их можно назвать духоноспыми. Понятно, что красота этого воплощения духа превосходит все встречающееся нам на земле, как это видно из свидетельств св. Терезы, Сузо, св. Серафима.

Мысль, что красота имеется лишь там, где осуществлена именно чувственная воплощенность положительных сторон душевной или духовной жизни, принадлежит, по-видимому, к числу особенно прочно установленных тезисов эстетики. Приведу лишь несколько примеров. Шиллер говорит, что прекрасное есть единство разумного и чувственного. Гегель устанавливает, что прекрасное есть “чувственное осуществление идеи”[19 - Hegel. Vorlesungen ?ber die Aesthetik, X В., 1. 1835, стр.144.]. Особенно подробно разработано это учение о чувственном воплощении душевности как необходимом условии красоты в обстоятельном труде Фолькельта “Система эстетики”[20 - J. Volkelt, System der Aesthetik, I т. 2 изд. 1926; И и III тт. 2 изд. 1925.]. В русской философии это учение высказывают Вл. Соловьев, от. С. Булгаков.

Большинство эстетиков считают только “высшие” чувственные качества, воспринимаемые зрением и слухом, имеющими значение для красоты предмета. “Низшие” ощущения, например запахи, вкусы, слишком тесно связаны с нашими биологическими потребностями, и потому они считаются внеэстетическими. Я буду стараться показать, что это неверно, в следующей главе при обсуждении вопроса о земной красоте. Что же касается Царства Божия, опыт св. Серафима и его собеседника Мотовилова показывает, что в Царстве Божием ароматы могут входить в состав эстетически совершенного целого как ценный элемент. Приведу еще свидетельство Сузо. Видение общения с Богом и Царством Божиим, говорит он в своем жизнеописании, доставило ему несказанную “радость о Господе”; когда же видение закончилось, “силы его души были исполнены сладостного, небесного аромата, как бывает, когда высыпают из банки драгоценное благовоние, и банка после того все еще сохраняет благовонный запах. Этот небесный аромат еще долго после этого оставался в нем и возбуждал в нем небесное томление о Боге”[21 - Цитата из Сузо в книге Н. Арсеньева «Жажда подлинного бытия» <Берлин, б.г.>, стр. 103.].

Вся телесная чувственная сторона бытия есть внешнее, т. е. пространственное осуществление и выражение внутренней, не имеющей пространственной формы духовности и душевности. Душа и дух всегда воплощены; они действительны не иначе, как в конкретных единичных событиях, духовно-телесных или душевно-телесных. И великая ценность красоты связана не иначе, как с этим целым, заключающим в себе чувственно осуществленную телесность в неразрывной связи с духовностью и с душевностью. Н.Я. Данилевский высказал следующий афоризм: “Красота есть единственная духовная сторона материи, – следовательно, красота есть единственная связь этих двух основных начал мира. Т. е. красота есть единственная сторона, по которой она, материя, имеет цену и значение для духа, – единственное свойство, которым она отвечает соответствующим потребностям духа и которое в то же время совершенно безразлично для материи как материи. И наоборот, требование красоты есть единственная потребность духа, которую может удовлетворить только материя”. “Бог пожелал создать красоту, и для этого создал материю”[22 - Сообщено Н.Н. Страховым в биографии Н.Я. Данилевского при книге его «Россия и Европа», 5 изд., стр. XXXI.]. Нужно только сделать поправку к мысли Данилевского, именно указать на то, что необходимое условие красоты есть телесность вообще, а не непременно материальная телесность.

2. Духовность

Идеал красоты есть чувственно воплощенная совершенная духовность.

В предыдущем уже несколько раз приходилось говорить о духовности и душевности. Необходимо теперь дать определение этих двух понятий. Все духовное и душевное отличается от телесности тем, что не имеет пространственной формы. К области духовного относится вся та непространственная сторона бытия, которая имеет абсолютную ценность. Таковы, например, деятельности, в которых осуществляются святость, нравственное добро, открытие истины, художественное творчество, создающее красоту, а также связанные со всеми этими переживаниями возвышенные чувства. К области духа принадлежат также соответствующие идеи и все те идеальные основы мира, которые служат условием возможности указанных деятельностей, например субстанциальность деятелей, личностное строение их, формальное строение мира, выраженное в математических идеях и т. п. К области душевного, т. е. психического и психоидного, относится вся та непространственная сторона бытия, которая связана с себялюбием и имеет лишь относительную ценность.

Из сказанного ясно, что духовные начала пронизывают весь мир и служат его основою во всех его областях. Все душевное и все телесное имеет в своей основе, хотя бы в минимальной степени, духовную сторону. Наоборот, духовное бытие в Царстве Божием существует без всякой примеси душевного и без всякой материальной телесности; совершенные духи, члены Царства Божия, имеют не материальное, а духоносное преображенное тело, и это тело есть послушное средство для реализации и выражения неделимых и неистребимых благ красоты, истины, нравственного добра, свободы, полноты жизни.

3. Полнота бытия и жизни

Идеальная красота Царства Божия есть ценность жизни, осуществляющей абсолютную полноту бытия. Под словом “жизнь” здесь разумеется не биологический процесс, а целестремительная деятельность членов Царства Божия, творящая бытие, абсолютно ценное во всех смыслах, т. е. и нравственно доброе, и прекрасное, и содержащее в себе истину, свободу, мощь, гармонию и т. п.

Абсолютная полнота жизни в Царстве Божием есть осуществление в нем всех согласимых друг с другом содержаний бытия[23 - См. у Лейбница о «божественном искусстве», творящем мир согласно «принципу наибольшего количества существования», в статье его «О коренном происхождении вещей». Избр. соч. Лейбница, М., 1890, стр. 133.]. Это значит, что в составе Царства Божия осуществляется только добротное бытие, никого и ничего не стесняющее, служащее целому, не взаимно выталкивающее, а, наоборот, в совершенстве взаимно проникающее. Так, в духовной стороне жизни деятельность разума, возвышенные чувства и хотения творить абсолютные ценности существуют совместно друг с другом, взаимно проникая и поддерживая друг друга. В телесной стороне жизни все эти деятельности выражаются в звуках, игре цветов и света, в тепле, ароматах и т. п., причем все эти чувственные качества взаимно проникают друг друга и пронизаны осмысленною духовностью.

Члены Царства Божия, творя полноту бытия, свободны от односторонностей, которыми изобилует наша скудная жизнь; они совмещают такие деятельности и качества, которые на первый взгляд кажутся противоположностями, исключающими друг друга. Чтобы понять, как это возможно, нужно принять во внимание различие между индивидуализирующими и противоборствующими противоположностями. Противоборствующие противоположности реально противоположны: при своей реализации они стесняют и уничтожают друг друга; таково, например, действие двух сил на один и тот же предмет в противоположных направлениях; наличие этих противоположностей обедняет жизнь. Наоборот, индивидуализирующие противоположности только идеально противоположны, именно – они в своем содержании отличны друг от друга, но это не мешает им при реализации быть творимыми одним и тем же существом так, что они взаимно дополняют друг друга и обогащают жизнь. Так, член Царства Божия может проявлять силу и отвагу совершенной мужественности и вместе с тем женственную мягкость; он может осуществлять всепроникающее мышление, пронизанное вместе с тем сильными и разнообразными чувствами. Высокое развитие индивидуальности личностей этого царства сопутствуется совершенным универсализмом содержания их жизни: в самом деле, действия каждой из этих личностей крайне своеообразны, но в них осуществляются абсолютно ценные содержания бытия, имеющие, следовательно, универсальное значение. В этом смысле в Царстве Божием достигнуто примирение противоположностей.

4. Индивидуальное личное бытие

В тварном мире, а также в более или менее доступной нам области Божественного бытия высшая ценность есть личность. Всякая личность есть действительный или возможный творец и носитель абсолютной полноты бытия. В Царстве Божием все члены его суть личности, творящие только такие содержания бытия, которые гармонически соотнесены со всем содержанием мира и с волею Божией; каждый творческий акт небожителей есть абсолютно ценное бытие, представляющее собой неповторимый и незаменимый аспект полноты бытия; иными словами, каждое творческое проявление членов Царства Божия есть нечто индивидуальное в абсолютном смысле, т. е. единственное не только по своему месту во времени и пространстве, а и по всему своему содержанию. Следовательно, и сами деятели Царства Божия суть индивидуумы, т. е. такие существа, из которых каждое есть вполне своеобразная, единственная, неповторимая и не заменимая другими тварными существами личность[24 - Учение об индивидуальном бытии см. в моей книге «Ценность и бытие. Бог и Царство Божие как основа ценностей», гл. II, 5.].

Каждая личность в Царстве Божием и даже каждый творческий акт ее, будучи единственным в мире, не может быть выражен посредством описаний, которые всегда состоят из суммы отвлеченных общих понятий; только художественное творчество великих поэтов может найти меткие слова и сочетания их, которые способны, правда, только намекнуть на своеобразие данной индивидуальности и подвести к созерцанию ее. Как предмет созерцания индивидуальная личность может быть охвачена лишь единством чувственной, интеллектуальной и мистической интуиции. Всякая личность в Царстве Божием, сполна реализующая свою индивидуальность в творении абсолютных ценностей, поскольку она и ее творения чувственно воплощены, представляет собой высшую ступень красоты. Отсюда следует, что эстетика, идеально разработанная так, как это возможно только для членов Царства Божия, должна решать все эстетические проблемы, исходя из учения о красоте личности как индивидуального чувственно воплощенного существа. Мы, члены грешного психо-материального царства, имеем слишком мало данных для того, чтобы дать об этой красоте полное точное учение, убедительно опирающееся на опыт. Видения святых и мистиков описаны ими слишком бегло; эстетикой они не занимаются и в своих описаниях, конечно, не задаются целью содействовать разработке эстетических теорий. К вопросу об идеале красоты, осуществленном в Царстве Божием, мы принуждены поэтому подходить лишь отвлеченно с помощью того обедненного опыта, который достигается в умозрении, т. е. в интеллектуальной интуиции.

Что интеллектуальная интуиция есть не конструирование предмета нашим умом, а тоже опыт (созерцание), имеющий в виду идеальную сторону предмета, это ясно всякому, кто знаком с теориею знания, разработанной мною под именем интуитивизма.

5. Аспекты идеальной красоты личности

Высшее по своей ценности основное проявление совершенной личности есть любовь к Богу, большая чем к себе, и любовь ко всем существам всего мира, равная любви к себе, и вместе с тем бескорыстная любовь также ко всем наличным абсолютным ценностям, к истине, нравственному добру, красоте, свободе и т. н. Возвышенная красота присуща всем этим видам любви в их чувственном воплощении, красота и общего выражения характера каждой такой личности, и всякого акта поведения ее, пронизанного любовью. Особенно значительна красота благоговейного созерцания славы Божией, молитвенного обращения к Богу и прославления Его путем художественного творчества всех видов.

Всякий член Царства Божия причастен Божественному всеведению. Поэтому, любя Бога и все существа, сотворенные им, всякий небожитель обладает совершенною мудростью, разумея под этим словом сочетание формального и материального разума. Материальный разум деятеля есть постижение им конечных абсолютно ценных целей мира и каждого существа, соответствующих Божественному замыслу о мире; формальный разум деятеля есть умение найти подходящие средства для достижения целей и использовать объективную формальную разумность мира, обеспечивающую систематичность и упорядоченность мира, без которой невозможно достижение абсолютного совершенства[25 - См. мою статью «Формальная разумность мира», Зап. Русск. Научн. Инст. в Белграде, вып. 15.].

Обладание не только формальным, но и материальным разумом, т. е. мудростью, обеспечивает разумность всех деятельностей небожителя: они не только целестремительны, но также и отличаются высшей степенью целесообразности, т. е. совершенным достижением правильно поставленной, достойной цели. Мудрость, разумность во всех ее видах, целесообразность чувственно воплощенного поведения и сотворенных им предметов есть один из важных аспектов красоты.

Согласно Гегелю, существенный момент идеала красоты есть Истина. Он поясняет, что речь здесь идет не об истине в субъективном смысле, т. е. в смысле согласия моих представлений с познаваемым предметом, а об истине в объективном смысле. Об истине в субъективном смысле замечу, что и она имеет отношение к красоте: как видно из предыдущего, чувственно воплощенные деятельности познающего субъекта, в которых обнаруживается его разумность и познавание им истины, суть прекрасная действительность. Но Гегель, говоря об истине в объективном смысле, имеет в виду нечто более значительное, именно ту Истину, которая пишется с прописной буквы. В своих “Лекциях по эстетике” он следующим образом определяет это понятие: Истина в объективном значении состоит в том, что Я или событие реализует в действительности свое понятие, т. е. свою идею[26 - Hegel, <ibid.>, X В., I. 1835, стр. 143 с.]. Если тожества между идеею предмета и его осуществлением нет, то предмет принадлежит не к области “действительности” (Wirklichkeit), а к области “явления” (Егscheinung), т. е. он представляет собою объективацию лишь какой-либо абстрактной стороны понятия; поскольку она “придает себе самостоятельность против целости и единства”, она может исказиться до противоположности истинному понятию (стр. 144); такой предмет есть воплощенная ложь. Наоборот, где имеется тожество идеи и осуществления ее, там находится действительность, и она есть воплощенная Истина. Таким образом Гегель приходит к учению, что красота есть Истина: прекрасное есть “чувственное осуществление идеи” (144).

В связи с красотой разумности необходимо рассмотреть вопрос о ценности сознания и знания. Многие философы считают осознавание и опознавание деятельностями, свидетельствующими о несовершенстве и возникающими в те моменты, когда какое-либо существо страдает. Эдуард Гартманн особенно подробно развил учение о превосходстве и высоких достоинствах Бессознательного или Сверхсознания в сравнении с областью сознания. С этими учениями можно было бы согласиться лишь в том случае, если бы акты осознания и опознания неизбежно должны были раздроблять сознаваемое или творить низший вид бытия, неподвижного, пассивного, лишенного динамичности. Теория знания, разработанная мною под именем интуитивизма, показывает, что сущность актов осознания и опознания вовсе не ведет с необходимостью к указанным недостаткам. Согласно интуитивизму, интенциональные акты осознания и опознания, будучи направлены на тот или иной предмет, нисколько не изменяют его содержания и формы и лишь прибавляют то, что он становится для меня сознанным или даже познанным. Эта прибавка есть новая высокая ценность, и наличие ее само по себе не может ничему повредить. Надобно однако заметить, что живая действительность бесконечно сложна; поэтому полнота сознания и тем более знания о ней требует в каждом данном случае бесконечного множества интенциональных актов, следовательно, возможна только для Бога и членов Царства Божия, имеющих беконечные силы. Что же касается нас, членов психо-материального царства, мы способны в каждый данный момент совершать только весьма ограниченное количество актов осознания и опознания; поэтому наше сознание и знание всегда неполно, оно всегда отрывочно, фрагментарно. Из этой неполноты, если мы неосторожны и некритически относимся к своему знанию, возникают ошибки, искажения, заблуждения. Вследствие этой неполноты нашего сознания и знания область осознанного бытия по сравнению с областью бессознательного бытия менее органична, менее цельна и т. п. Но это вовсе не означает, что бессознательное выше сознательного. Это означает лишь, что нужно увеличивать свои силы, чтобы возводить на высоту сознания и знания как можно полнее область бессознательной жизни со всеми ее достоинствами, которые ничуть не умаляются от того, что проникаются светом сознания. В разуме Господа Бога и членов Царства Божия, которому присуще всеведение, все мировое бытие предстоит как насквозь пронизанное актами осознания и опознания, не подвергнутое отрывочным выборкам, а во всей своей цельности и динамичности.

Полнота жизни, богатство и разнообразие ее гармонически согласованного содержания есть существенная черта красоты Царства Божия. Достигается это богатство жизни, как пояснено выше, путем единодушного соборного творчества всех членов Царства Божия. Творческая мощь деятеля и проявление ее в деятельностях, обнаруживающих гениальность, есть чрезвычайно высокий элемент идеальной красоты. В Царстве Божием этот момент красоты осуществляется не только в единоличной деятельности небожителей, но и в коллективном, соборном творчестве их. Отсюда ясно, что эта красота бесконечно превосходит все, что нам случается наблюдать в земной жизни: и у нас гармоническое единство социальных деятельностей дает замечательные проявления красоты, однако гармония эта никогда не бывает полною уже потому, что цели земных социальных процессов в значительной мере содержат в себе примесь эгоистических стремлений.

Произведения соборного творчества, будут ли то поэтические, музыкальные творения или совместные воздействия на грешное царство бытия, благодаря единодушию небожителей, всеведению и всеобъемлющей любви их отличаются высшею степенью органической целостности: каждый элемент их гармонически соотнесен с целым и с другими элементами, и эта органичность есть существенный момент красоты.

Все свои действия члены Царства Божия осуществляют свободно на основе такого свободного своего проявления, как горячее чувство любви к Богу и ко всем существам. Надобно заметить, что формальная свобода, т. е. свобода воздержаться от любого действия и даже от любого хотения и заменить его другим, присуща всем личностям без исключения, даже и потенциальным. Детерминизм есть философское направление, кажущееся в высшей степени научным, а в действительности изумительно слабо обоснованное. В самом деле, единственный сколько-нибудь серьезный довод, который могут привести детерминисты в свою пользу, состоит в том, что всякое событие имеет причину. Но этой истины не отвергают и индетерминисты. Это само собой разумеется, что события не могут вспыхивать во времени сами собою; всегда есть причина, производящая их. Но если задуматься, что же именно причиняет события, и разработать точное понятие причинности, основанное на опыте, а не на произвольном допущении, то окажется, что именно ссылка на причинность и есть лучший довод в пользу индетерминизма. Подлинная причина события есть всегда тот или другой субстанциальный деятель; он творит событие, стремясь к какой-либо ценной с его точки зрения цели.

Только личность, действительная или возможная, т. е. только субстанциальный деятель, будучи сверхвременным, может быть причиною нового события; только субстанциальный деятель обладает творческого силою. События сами по себе не могут ничего причинять: они отпадают в прошлое и не могут творить будущего, в них нет творческой силы. Конечно, субстанциальный деятель творит новые события, имея в виду события окружающей среды, собственные предыдущие переживания и ценности, действительные или мнимые, но все эти данные суть только поводы для творения им нового события, а не причины. Все они, как можно сказать, пользуясь выражениями Лейбница, “склоняют, но не принуждают” (inclinant, non nеcessitant) к действию. Увидев на улице плачущего ребенка, взрослый прохожий может подойти к нему, чтобы начать утешать его, но может и воздержаться от этого действия. Он всегда остается господином, стоящим выше всех своих проявлений и выше всех событий. Выбор другого действия всегда осмыслен, т. е. имеет в виду предпочтение другой ценности, однако это предпочтение абсолютно свободно, ничем не предопределено. Само собою разумеется, акт этого предпочтения все же имеет причину в установленном выше смысле, именно это событие возникает не само собою, а творится субстанциальным деятелем.