По велению Чингисхана. Том 1. Книги первая и вторая

Тэмучин же снова подумал о том, что как он был перед матерью младенцем, так им и остается. Без нее, наверное, уже давно бы выбился из сил и ничего толкового бы не сделал, ибо тяжела эта ноша – объединять разношерстный народ. Но расслабляться нельзя, даже имея такую опору! Боги помогают только идущему, вкладывают мысль – ищущему.

– Не слишком ли ты приближаешь к себе своих военачальников? – посмотрела внимательно мать.

И об этом он тоже думал! Но как иначе, когда столько путей пройдено бок о бок?! Как он может быть недоступным с Джэлмэ, Мухулаем, Боорчу, Хубулаем, Борохулом, Сиги-Кутуком, а из молодых – с Джэбэ и Сюбетеем?! Если как на духу, то он и Ханом-то себя не чувствует, скорее – военным вождем.

– Вершина одна. Даже самые приближенные к тебе люди должны помнить, что вершина монголов – это их Чингисхан. Тогда они будут понимать тебя с полуслова, ловить твои мысли с полувзгляда и делать, о чем ты еще только хочешь подумать!..

В самом деле, кто из великих тойонов войска Чингисхана может угадывать его мысли?

Пока всех, включая самого Тэмучина, явственно опережала мать.

* * *

Не успел Чингисхан откинуть полы своего сурта, как Борте, жена его, прильнув ласково к груди, завела речь, будто слышала его разговор с матерью:

– Приходил Сюбетей, и этот мальчишка так тебя запросто спрашивает, как равного! Чингисхана ему, видите ли, подавай! Ничего себе, думаю! Ты с ними построже, покрепче их держи!

Тэмучин провел ладонью по ее волосам, поглядел с улыбкой. И вдруг с какой-то внутренней оторопью, как от прикосновения к тайному, в лице жены отчетливо разглядел черты матери: с годами сноха делалась все более похожей на кровь! Удивительно, как повторяются времена, как минувшее прорастает в будущем.

Когда-то его отец, легендарный батыр Джэсэгэй, отобрал силой жену у одного из молодых меркитских вождей. Злопамятные меркиты долго ждали отмщения, которое наверняка придумали в свою бытность еще старейшины рода.

И вот уже у него, Тэмучина, сына Джэсэгэя и Ожулун, налетом выкрали жену, когда он привез ее в стан. Борте познала плен…

Правда, в отличие от меркитского вождя, примирившегося с положением, ему, Тэмучину, удалось вернуть судьбу в свое русло. Мать тогда так и сказала: «Не отстоишь судьбу, так она и закрутит, утянет в свои темные воды, будто в омут!»

– Как дети? – спросил муж.

– Что им, детям! По степи на лошадях наперегонки носятся.

– А младший где?

– С ними, где ему еще быть.

– Он что, уже умеет сидеть в седле?!

– Вот, отец! Расскажи кому, не поверят. Да он еще ходить не умел, а уже в седле держался!

И от смеха ее звонкого, от порывистого прикосновения руки захолонуло сердце, до немоты обожгло неодолимое желание, страсть…

И, как всегда в такие мгновения, резанула боль, изъедающая душу ревность к тому поганому меркиту, который обладал ее телом, таким родным, принадлежащим только ему!..

Мать всегда решительно защищала невестку: «Меня лучше укоряй! Она расплатилась за мой грех… Тебе ли объяснять, что человек в плену неволен. Только последний дурак попытается привлечь человека к ответу за действия в подневольном состоянии».

К Борте, особенно на людях, он был внимателен, уважителен, чтобы ни одна собака в степи даже подумать о ней худого не посмела!

– Скоро тебе с детьми придется уехать, – сказал Чингисхан, еще раз с признательностью подумав о проницательности и дальновидности матери. – Северная ставка необходима.

* * *

Хан велел вызвать из сурта, где проходил совет, трех человек: Мухулая, Хубулая и Джэлмэ.

– Как вы думаете, – начал он издалека, – что попытаются сделать найманы прежде всего?

– Они считают себя сильнее, – ответил Джэлмэ, – поэтому, скорее всего, ударят по нашему головному войску.

– При количестве их войска, которое превосходит наше в несколько раз, – принялся размышлять Джэлмэ, – они пойдут на нас со всех сторон.

– Я бы на их месте, – высказался Мухулай, – при их количестве и силе сразу же напал на ставку…

Хан обвел военачальников пытливым взглядом и улыбнулся:

– Да, их больше, они сильны. Мы должны быть быстрее и предусмотрительнее. Поручаю вам к вечеру решить: где может располагаться ставка? Я сказал.

– Ты сказал – мы услышали.

Хан сидел в окружении братьев, когда в самый разгар спора тихонько вошел старик – порученец – и шепнул ему на ухо, что пришли тойоны. Хан выпрямился в знак окончания разговора и медленно поднялся. Братьям явно не понравился такой исход разговора, но они повиновались, так же молча встали, склонили головы и вышли.

Хан понимал: увидев у сурта орды – у штаба – трех тойонов, братья обидятся еще больше, поняв дело так, что он им не доверяет. Что поделаешь: многие родственники услышанное в сурте орды начинают разносить по округе, кичливо гордясь близостью к Хану… Так что известными становятся не только грядущие дела, но и еще не выношенные планы…

А в нынешние времена это недопустимо!

По виду тойонов было понятно, что они пришли с готовым решением.

– Сомнений нет: если найманы будут знать, где ставка, то первым делом постараются захватить ее, – сказал Мухулай. – Нужно спрятать ставку, перевезти так далеко, чтобы противнику было не добраться. Хотун Ожулун высказала идею создания северной ставки. Самые подходящие для этого места – леса и горы на берегу Богатого озера – Бай Кель.

– Дорога туда трудна не только для найманов, но и для нас. А главное: там опасность грозит с востока, от хоро-туматов, – выразил сомнение Хубулай.

– О месте нахождения ставки не должен знать никто, – заявил Джэлмэ.

– Но как можно тайно перебраться в далекие края многочисленной ставке? Тем более что найманы наверняка через своих доверенных лиц установили слежку за каждым нашим шагом?! – заинтересовался предложением последнего Хан.

– Маленький зверь делает запасы в нескольких местах, заяц петляет и путает следы… В степи мы поднимем такую кутерьму, при которой никто не сможет понять, что происходит – куда движемся, зачем?! – Джэлмэ уже не мог сдерживать восторг от собственного плана. – В самых разных концах степи мы развернем… пять ставок! Распространим заведомо ложные сведения, слухи – попробуй разбери, какая из ставок настоящая! Пока найманы будут гоняться за этими призраками, ставку орды можно будет переместить в любые дали, так что и следа ее не найти.

– Хорошо, – улыбнулся Хан сдержанно, но не скрывая радости. – Кого вы предлагаете тойоном ставки?

– Усуна, – сказал Хубулай. – Старик лучше других знает местность и привычен к переходам. Ему также можно смело поручить всю организацию по отправке людей для северной ставки.

– Верно.

* * *

Старый Усун, еще не ведая о своем назначении, с утра объявил, что у него предчувствие дальней дороги. Ночью ему снилось, будто он мчится меж каменных громадных гор на быке, подобно хоринцам. Пестрый бык под ним молод и скор, а впереди бежит пегий пес.

Проснувшись, он с тревогой подумал: «Неужели это знак близкой смерти?»

К своему изумлению, Усун, в сотнях боев глядевший в лицо смерти, на этот раз, лежа на топчане в своем сурте, испугался. Одно дело – умереть героем, защищая свой народ, другое – от старости… Что поделаешь, он и в самом деле немало пожил, даже люди, как со временем все острее и ранимее начал замечать старый воин, перестают с ним считаться, принимать всерьез.

«Пора, наверное, отказаться от мегенейства, передать свою тысячу более молодым…» – приходил к выводу Усун.