Коммунмаркетполис

Здесь магия из себя предстаёт уже такой формой ритуализированной практики, которая в действии отвергает законность природного безвластия, то есть которая по факту устанавлвивает беззаконную, то есть надприродную властность. Здесь же получается, что раз безвластие установлено в самой природе как формы жизнеутверждающего понятии закона существования в себе, то значит и такое следствие, что власть существует только в понятии отношения к ней, то есть суть власть и безвластие есть лишь полюса отношения к жизни, и если безвластие узаконено природой, то власть узаконена лишь по причине установления понятия “отношения”, из чего следует факт происхождения власти из социального бытия. Если же понимать субстанцию как самодвижение в себе, тогда и природа (т.е. субстанция) утверждается как континуум, без которого сама природа существовать не может. Можно сказать, что природа есть утверждение тотального властвования закона временного становления над законом вечности, то есть утверждающая вечность континуума.

Так как именно с помощью магии мы смогли установить понимание того, что есть “власть природы”, то здесь наш властный опыт предстает перед самим тяготеющим взглядом этой самой природы лицом к лицу. Известно, что с помощью проблемы магии мы добились успеха в установлении политического равенства двух властных сил, то есть сил Над-собой и в-Себе, то есть Человека и Природы. По факту же заслугой магии выступает не столь форменное выражение человеческой власти, сколько организации освобождения Вечности из плена Природы, что есть утверждение о равенстве двух законов времени, нежели фактическим наделением властных полномочий становления над вечным. То есть акт магии по факту наделяет человека властью по той причине, что он высвобождает вечное и которым он обладает на тех же полномочиях, как и обладает становящимся. Такое властвование в становящемся времени природы и человека есть по факту некоторое перетягивание каната обладания мифом, где противопоставимой силе человека выступает сам язык; “язык как миф” есть сила природы, “язык и миф” есть сила мага.

В этом смысле природа выступает в социальное отношение к человеку, то есть природа как властный субъект проистекает из мира социального т.к. обладает властью, а значит также проистекает из некоторого вневременного бытия, как и наделяющися посредством магии властью человек; то есть природы не существует без её властной субъектности, или даже природы не существует без социальной сферы бытия. Отсюда следует, что всё что не социально – не природно, но не всё, что не социально – не человек, так как природное уже обладает властью, в то время как не всякий человек этой властью обладает. Однако так как власть проистекает из мира социального, то не обладающий властью человек находясь в социуме и наделяет сам социум властью, если конечно в этом социуме нет мага, что приведёт к передаче властных полномочий ему, или если сам социум не состоит из магов. Случай наделяющий социум властью рассуждает о природности социального, в то время как случай рассматривающий социум магов утверждает о человечности социума. Утверждение того, природен-ли социум или человечен, позволяет здесь увидеть каким образом социум из вневременного бытия переходит во время, хотя по факту наделение социум властью (которая имеет происхождение из социального бытия) утверждает субстантивность властного и социального, то есть понимает власть как природный закон существования социума, что в этом случае утверждает о победе природного над человеческим. И именно для того, чтобы не допустить утверждение власти природы над социальным человечеству потребуются такие формы социального устройства, которые позволят отменить монополию власти и при этом явить некоторый ряд в-себе-властных организаций, сохраняющих свободу каждого отдельного субъекта и представляющих такого субъекта как мага, то есть уже наделённого властью, с полным политическим контролем сфер, имеющих связь с природой. Здесь и следует развивать свою мысль в сторону коммунмаркетполисных проектов.

Принимая во внимание, что власть проистекает из безвременья как социального бытия, тогда о социальном следует говорить не как о временном, а как о пространственном. В этой связи раз социальное есть пространственное, то власть есть инструмент организации пространства, а значит наделённый властью субъект обладает потенцией к организации пространства из-Себя Вовне, т.е. закон есть в момент утверждённая властью форма организации пространства, где само пространство не обусловлено лишь единичной её формой, а может разделяться, например, на виртуальное и реальное, а также в себе и вовне.

Раз социальное есть пространственное, тогда власть есть полномочие на организацию пространства; здесь власть наделяется силой самого пространства, однако полномочиями на обретение власти маг обладает не в силу пространственных, т.е. социальных причин, а в силу собственной свободы становления. Поэтому хоть власть и проистекает в пространстве, но ответственность за обретение власти берёт на себя время: пространство не утверждает полномочия власти так как для этого оно должно существовать во времени, а значит получается, что маг тем и занимается, что утверждает это самое пространство во времени, и тем искуснее его утверждение, чем в большую часть пространств проистекает его власть.

Закон, что в действительной мере выверено, хоть и обладает свойством терпеть крах во времени, но никогда, если был утверждён на основаниях выше себя самого, не может кануть в небытие. Всякий закон существует в пространственном хаосе, маг как законодатель лишь соединяет значимые для него пространственные положения и утверждает их в мире как действующие, и лишь в силу утвержденных законов в мире, во времени проявляются следствия, которые не могли существовать в силу законов царивших ранее, и чем радикальнее принимаемый магом закон, тем многовероятнее, что тот будет противоречить великому множеству законов установленных природой, или иным властным субъектом.

Природа как извечное становление власти отграничивает собственную свободу становления, тотальность её проистечения нивелируется её замкнутостью. Сила природы есть властвование в себе как утверждение себя как закона. Этот политический субъект за неимением возможности выйти из ограниченности, и в то же время из вечности собственного утверждения не позволяет перейти во властвование иных категорий пространств чем пространства себя-самого-закона. Как следствие из этого мы имеем неограниченную множественность пространств социального бытия, в которых можем подчинить природу собственной пользе, то есть заняться своего рода манипуляцией. И не стоит ограничиваться только этим: вариативность исхода свободы проистечения собтвенных законов в инаковых формах пространств не только утверждает себя во времени где не властвует природа, но и в вечности, которая всецело принадлежит человеку как союзник, освобождённый из плена Природы. Эта же вечность позволяет вносить в структуру власти природы человеческий закон, и эта же вечность освобождает человека от власти природы. Само время выступает против тотальности природы как правящего субъекта, обращаясь к человеку как управителю пространств. Это же безвластное время, стремящееся избавиться от гнёта природности, не имеет в себе пространства, то есть социальности, так как оно есть Одно, но такое Одно, которое по какой-то причине находит человека более достойным к управлению собой.

В этой связи можно понять, что человек образован в своем происхождении пространственно, а не временно, то есть человек исходит не только как социальный, но и как сам закон, как пространственный принцип, как само пространство, но такое пространство, которое самоформирует себя в процессе собственного временного становления. Человек есть маг времени, так как его тождественность времени вышла из закона, которым сам человек был утверждён в социальности; одинокий человек самосоциален времени, и именно в этом случае время выступает с ним в прямые отношения, в чём и заключается секрет магии.

В этом же заключается и основной секрет Дразара: подлинный человек выступает в прямое отношение со временем, где сама структура этого самого времени выражается в рунической форме, включающая в себе себя и как язык очеловеченным Духом, и как сам континнум, а по тождеству и само человеческое становление. То есть в Дразаре заключается некоторый мир игрока как Мира по отношению к которому выступает его самотождественный времени субъект в социальном бытии, а потому, раз первый игрок есть Мир, то есть Дразарер, то вторым игроком выступает сам Мир дразарера, который играет как его оппонент и собеседник параллельно прежде всего потому, что такая игра не является азартной в том самом смысле, что комбинаторика ключей прежде всего определена очеловеченным Духом и социальной, переплетенной с собой же как тождественного человека, а потому выступающего против Природы своей одиночностью. В этом смысле мы наделяем наш Мир языком, в котором Мир понимает, что в игре он как бы выступает не как сам Мир, а как Природа Мира, то есть как Субъект, которому в контексте идеи игры приходится играть от Имени его противника и по правилам того языка, посредством которого сам Мир вышел с нами во взаимодействие. В этом смысле понимаемо, что во взгляде наблюдающего со стороны игрока предстаёт картина, как некоторый человек вступил игру с собственными архетипами, которыми он составил себе комбинацию используемых для игры рун (или карт…). Значит в том самом смысле, в котором не участвующие в игре игроки и участвующие в игре игроки понимают суть того, кто есть “противник-противник”, а кто есть “я-противник”.

Такая разница в противопоставляемых отношениях обеспечена тем фактом, который подтверждает в принципе суть отношения к чему-то; само отношение к некоторой стороне как само по себе обладает разницей в символической интерпретации не в смысле её вольности в реинтерпретации самой себя, а в смысле, что разная степень ролевого положения формирует иной символический ряд, чем с ряда некоторой иной данности. Потому находящийся субъект как не-игрок наблюдая за игроком может представить не только свою точку зрения, но и точку зрения другого игрока, и самому став другой стороной в игровом пространстве сравнить состояния игры и не-игры. Учитывая это отношения “ты-и-я=игрок” и “ты и ты = игроки” утверждаю, что обозначают они лишь структурную разницу восприятия Себя как участника и Себя как наблюдателя, но в это же время и утверждаю, что сама суть реальности меняется при разнице в действии, то есть участия или наблюдения.

Установив, что участник от наблюдателя наблюдаются образом связанным с разницей понимания пространства перенесёмся обратно в Дразар, в которой понимаем, что открывает нам глаза на разницу в отношениях связанных с восприятием структур (как игрок, как наблюдатель, как наблюдатель над наблюдателями и игроками) сам Язык игры, объединяющим в себе несколько структур восприятия, где в результате Дразара Языком игры выступает Сам Мир. Сам Мир есть Язык, который воспринимают разные отношения к Нему. Подлинно получается, что Мир не только является участником игры, но и его Языком, которым он распространяется во внеигровое пространство и являя собой доказательство межпространственной разницы восприятия смыслов. Интересен здесь не только самосознающий игровой Дух распространяющийся на пространство социума, и не только факт того, что Дух от одной точки пространства до другой перемещается подобным току в пределах единой батареи, но и то, что Мир этим образом заряжает собственным Духом себя же, сумев выступить в отношение с Миром на нескольких ступенях социального бытия одновременно, то есть Дразар “питает” Мир из вневременья, привносит в него новые конструкции и энергии, что исходят из “коммунмаркетполиса”, вневременного, будущего и глубоко закопанного в социальных структурах источника силы Вселенной как Мира, который тот подпитывает. Этим образом победа Дразарера в Дразаре обеспечивает покровительство и поддержку самой Вселенной, которую тот смог энергетически разрядить от гнёта Природы. Эта же разрядка и помогает узнать будущее, которое утаивает в себе образ, посредством которого коммунмаркетполис и котировка его руны могут быть уничтожены, и немногие удостоятся внимания кем эти данные анализируются, суперкомпьютером коммунмаркетполиса или его ангелом.

Свод уточнений к проекту “Коммунмаркетполис”

Искусство искусств или очерк о социальном.

Здесь и заключается верная безвыходная ситуация, так как игрок выступая один против и по отношению к Миру выступает вне социума, а потому обретая Власть при победе над Миром он не может назначить Властью то, что не было создано вне социального, в следствии с чем и невозможно установить цену на Дразар, в следствии с чем актуальная технология не распространяется на платной основе среди коммунмаркетполисов как главная интеллектуальная собственность всей ангельской культуры (и всё порожденное этой технологией также обладает статусом общего пользования ( что приводит к последующему анализу и мониторингу генерируемых ситуаций побед и поражений для ценовой котировки)). Для того же, чтобы в Дразар смог сыграть любой в общем межвременном социальном безвременьи во Благо прежде всего Его же Времени и Его самого было принято на этапе первого континуумального коммунмаркетполса создать первый Коммунмаркетполс, Язык Дразара, с помощью которого можно проявить в любом мире и Дух Мира Коммунмаркетполиса как самим Языком Мироуправления Собственным авторитетом сыгранности.

Социальное как вневременное-межпространственное в пределах которого разница восприятия отношения во взглядах является не только смысловой, но и геометрически-соизмеримой хотя бы в воображении интересно такой необходимостью, что существенная разница в языковом восприятии социальной действительности должна нивелироваться обладанием единым для её понимания языком, то есть языком себя самой, чтобы уже потом позволить овладеть языком понимания языка. Но так как в некоторых социальных группах отсутствует навык владения понимания языка как языка, который позволяет человеку заниматься языкознанием и программированием, можно утверждать не только о становлении языка из социального (а не наоборот), но и о том, что сначала исходит социальное, затем игровое, затем языковое, или пространственное, пространственно-символическое, затем пространственно-символическое во времени, посредством которым можно понимать символическое, а после пространственное как сверхчувственно-интеллектуальную категорию, к которой и должно прийти человечество как ангельское, единично-множественное, являющееся в иновременных Мирах единого Социального.

В подлинном смысле ангел является воплощенным в форму символом символа как реального, соизмеримого и ощутимого мира, а не как мира лишь пространственного воображения, который проистекает в иные миры политических субъектностей Природ, по отношению к которым выступает против само Социальное и Человеческое. Всё межпространственное существование миров обладает единой нитью существования Силы, из которой черпается генерируемая политическая энергия, выступающая против тотальной власти Природы, и Сила эта есть сам пространственный Закон Дразара, выступивший в мире воплощенным символическим языком Коммунмаркетполиса.

Настольная игра Коммунмаркетполис, – Истина Истин Мира и Язык Самосознающего Мироздания, а потому овладение им есть Искусство Искусств посредством которым можно овладеть всяким иным языком творения, будь-то музыка, скульптура, живопись, танец, фокус, актёрство и прочее иное мифовыражение. Он, являясь Единым и Очеловеченным есть Метаязык для Метамифа.

Политическая субъектность природы.

Жизнь обладает полным наличием в области символического восприятия действительности такой структурой языка, который является по совместительству с собой же фетишем себя самого, так как жизнь воплощает собственный язык в мире живущего же себя, то есть жизнь наделяет самостью некоторую смысловую структуру которая всецело и подлинно Есть в мире Природы.

Раньше антропологи не могли найти тому должных доказательств, но в тот исторический момент когда язык потерял свою человечность и теологическую смысловую основу став абсолютно по себе свободным, его вседозволенность привела к потреблению, захватив собой пространство социальности. Являясь скипетром власти для себя самого язык, а стало быть и сама природа обналичила себя политическим субъектом в мире мифологии, и не важно исторически что произошло раньше, а что позже, так как только с обретением власти самой над собой природа смогла взять верх над человечеством, чего не могли произойти с устоем, сохраняющим целостно теологию (“мифологию” в понимании шире) и человечность как гаранты контроля над Природой, которой не могло возникнуть с имеющимися гарантами в собственной силе.

Язык потребления как сила природной политики само собой в умах и сознаниях людей являло доказательность собственного политического существования, так как фетишистское восприятие действительности находилось даже в языке потребления имеющих в себе природные, инстинктивные данные в собственном происхождении. Свое выраженное в самой жизни структурное построение восприятия символов эта природность нашла в форме грибницы собственной же оживленной эстетикой, то есть став фетишем себя самой в собственном восприятии, и так как невозможно воспринимать природу в этом случае никак иначе в связи с тем, что природа стала идеей, которая не может существовать отдельно в вечности, она получила подлинную субъектность, и как следствие обрела сознание.

Всепоглощающая в себя природная власть над гранями континуума и вечности утверждает собственный символ себя в форме грибной структуры, выражая собственный мицелиальный закон передачи власти как акте размножения, по-человечески выраженного в акте коитуса; именно гриб есть то обладающее сознанием и природное в своей политике эстетическое воплощение себя самой и собственной воли. Все представители грибного царства – политические субъекты, которые проистекают во множестве вневременных пространств своей природностью. Они есть враг для всякого кибера и топливо той машины, которая ведёт к установлению ангельского мира.

Принять во внимание здесь стоит также и тот момент, что Природа обладает сознанием хотя бы для того, чтобы утвердить себя как политический субъект, но что есть это сознание? Символическое восприятие как “бихевиористическое” утверждает лишь функцию, но не суть. В это же время, если власть наделяется посредством магии, значит природа как субъект наделена прежде всего магической категорией сознания, то есть без этого невозможна её власть. Здесь же мы встаем перед определением того, что есть магическая категория сознания, и чем она отличается от “магического мышления” свойственного шизофрении. Если этой разницы нет, тогда мы рассуждаем о шизофренической модели мышления самой Природы, то есть утверждаем, что это и есть сознание Природы как сознание шизофреническое, и политическая власть отсюда в собственной форме сама по себе есть пространство шизофренической структуры, из чего следует, что шизофрения есть грибы.

Анархо-капитализм как бытие перед смертью.

Знание вечно, и потому не поддается Природе, так как вырывается за пределы её политической субъектности. Если знание утверждает трансцендентный закон, то по сути знание утверждает Вечность, а Вечность есть то, что вневременно, то есть никогда не нивелирует себестоимость, которое вечно, а значит и В социальных отношениях как её часть.

Если знание Вечно, значит оно Знание, которое выражается в социальных отношениях как её вневременная часть. В этом случае если знание пространственно, значит оно есть его содержание. Если же знание есть форма содержания пространства, то мы рассуждаем о его себестоимости, так как отношения стоимости исходят из социального и проистекают во время.

Знание как качество сохранения себестоимости наличествует в себе природность, так как в вопросах экономики обладает именно жизнью в себе, которое не обладает конечностью собственного проистечения в континууме. Тут, с одной стороны, мы говорим о знании как Природе, но с другой же стороны просто как природности, которая имеет свое существование в социальном, прежде всего потому что понятие “стоимости” исходит из социального, и тут уже идёт речь о социальности природы.

В целом рассуждение о социальности природы исходит из её субъектности, что онтологически верно. В этом смысле понятие “власти” и “стоимости” истекают одновременно из магии, и по факту являются одним, различаясь лишь в формах символической организации пространства.

В этом самом смысле назначать стоимость на то, что в-себе-властное и потому себестоимо есть утверждение о конечности проистечения, которое позволяет утверждать цену. В смысле назначения цены для знания, а потому и формы интеллектуальной собственности, мы рассуждаем о политическом акте смерти для субъектности природы, в смысле, что устанавливаем конечность. То есть социальность, что обладает межвременным в контексте знания обладает природностью в контексте социальных отношений (экономических), и утверждать конечную стоимость некоторого знания есть акт утверждения смерти для того, что вечность находит в собственном становлении (то есть природы). В смысле знания цена = смерть, и аутентичное экзистенциирование этого самого знания проистекает перед стоимостью, а так как знание включает себестоимость, то в самой природе становления знания заключается его подлинное экзистенциирование (существование). Потому можно сказать, что знание есть природа без самой природы, жизнь без жизни в смысле пространства “реального”.

Знание самоценно, а потому назначение стоимости для знания есть не знание, а некоторый творческий объект, то есть незначащий ничего. И если форма выражения знания должна обладать стоимостью (так как форма не вечна, но проистекает во времени, если конечно это не природа), то само знание бесценно, и как следствие мы имеем, что в любом экономическом отношении “в доле” все, кроме того, кто это знание обнаружил.

Обнаруживший это знание может назначить себестоимость труда его обнаружения, но не стоимость знания как такового. В этом смысле не существует “автора”, существует лишь “актор”, который знание обнаруживает. Ценность знания ограничивается лишь формой труда его выражающего, но не знания самого. Таким образом когда стоимость труда есть цена, по отношению к которому само знание выступает как бытие перед смертью, здесь мы понимаем смерть как стоимость труда для выражения знания. Смерть не только проистекает в социальном в контексте знания, но и само оно есть основание для познания социума, так как без знания познание социума невозможно. Смерть есть не только условие и основа для познания, но и само неналичествование Природы, то есть Смерть и Природа есть противопоставляемые политические субъекты.

Назначение стоимости для знания есть смерть Смерти, то есть установление природности над природой социального, то есть утверждение природности как социального. Как следствие ведомо, что Природа утверждает свою власть в тот момент, когда назначает стоимость знания, а так как знание не обладает стоимостью в следствии с его межпространственной категорией, то возникает вопрос чисто-эзотерического характера: сколь много существует таких стоимостей, а вернее сколь много мы имеем цен, которые в себе назначают стоимость знания, и сколь много существует цен, которые не обладают стоимостью содержания знания.

Природа как политический субъект ведет свою войну на рыночном пространстве, и в этом самом плане сам рынок выступает полем боя, и именно поэтому рынок выступает необходимой категорией существования коммунмаркетполиса как суть истинной анархии, и именно поэтому природа аутентично экзистенциирует в рынке. А так как суть политического мышления природы представляется (в представлении о магическом мышлении) в структуре шизофрении, то об экономике мы рассуждаем по факту как о равенстве двух категорий сознания как становления обозначающего и обозначаемого в ценовом отношении.

Этим образом организация и формирование рыночной стоимости есть истинное, аутентичное политическое действие по отношению к знанию, а значит и ко всякому своего рода познанию, включая и эмпирику. Тут же следует разграничить понятие того, что есть “бесплатно”, а что есть “украдено”: первый случай рассматривает интеграцию товара или услуги в экономические отношения, в то время как второй случай утверждает о политическом, внеэкономическом акте, то есть акте нарушающем пространство отношения экономики в неравный для Природы политический континуум.

Воровство – это политический акт, утверждающий власть Человека над Природой, и Природе ничего не остаётся в условиях царствования коммунмаркетполисов как выставить забесплатно то, что отвечает категории знания. Бесплатность – это главный политический акт природы по отношению к экономике; здесь же понятие “бесплатности” не только в самой Природе, но и в Знании, которое не может существовать иначе в пределах человеческой свободы. В этом самом смысле человек должен понимать, что в условиях рынка он обязан воровать знания выставленные забесплатно, так как должен находиться вне того положения, что выгодно субъекции Природы. И что очевидно, не должен платить за ту часть, которая обозначает стоимость знания, так как оно бесценно. В этом смысле понятно, что человек не только не должен не платить за знание, но и за “бренд”, так как в отличии от обыкновенного товара бренд несёт за собой определённую форму знания.

А также понятно и то, что человек и природа выступают в экономическом, рыночном отношении. Двойственность этих полюсов и формирует то, что принято видеть в магической традиции в вопросах связанных с принесением жертв, так как жертвы, товары, подарки и услуги необходимы не столько на ролевой почве восприятия Природы как человека, сколько онтологически оно заложено в организации самой структуры политической субъектности природы. Тут можно сказать, что рынок как минимум проистекает из шизофренической природы Природы, если её сознание обладает магическим мышлением, а так оно и есть до тех пор, пока мы отождествляем и приравниваем магию и магическое мышление друг к другу.

.