– Он был один, нашли лук татарский с колчаном стрел, там, где он их бросил. Раненый, по-видимому, не сильно, в ногу, так как шаг не ровный, прихрамывающий на левую ногу. Крови, много лишь на месте ранения, дальше он перевязался и ушел в сторону от реки. На болоте мы его след потеряли. – опустил голову десятник.
– Ладно, не грусти! Передай всем сотникам, чтобы проверили в наличии своих воинов и доложили мне. После завтрака будем сниматься с ночевки и идем дальше! – закончил я.
Как я и предполагал, на второй ладье недосчитались одного из воинов, некоего Петра, сына Иванова, которого со вчерашнего вечера никто более не выдел. Ладно, если он был один, а если нет? Вот теперь и думай.
Сняли ладью с мели быстро, зацепив за другую ладью, и двумя моторами сдернули с места. Повреждений не было, благо дно песчаное, и вот она качается на волнах. До Казани доплыли уже без приключений, где простояли еще сутки, так как пришлось с князем, оставленным с гарнизоном в городе, пить почти всю ночь.
Иван Михайлович рассказывал ему, как мы били татар в Астрахани, как чуть не поймали хана Ямгурчея, сколько взяли пленных и добра! Одним словом – «поймали вот такую щуку…», даже рук не хватает. Опьянел малость воевода.
Наутро он поднялся хмурый, с больной головой, глаза красные, в бороде крошки. Жадно припал к кувшину с квасом и осушил его весь.
– На, выпей, Иван Михайлович, полегчает – протянул ему я таблетки от головной боли и повышенного давления.
Он молча взял их, проглотил, ища, чем-бы запить? Я протянул ему свою флягу с водой. Выдохнув, он поинтересовался:
– Где князь?
– Да спит еще, наверное, время еще восемь часов, а мы спать легли где-то в 3 или 4 утра. – ответил я. – Давай сходим в нужник и поспим, а после обеда тронемся на Москву!
На Москву тронулись только утром, так как обед плавно перешел снова в пьянку. Пили за царя, за силу русского оружия, за святую Русь, за здоровье каждого из нас, в общем, проснулись, как всегда, под утро. Таблетки нужны были уже нам обоим. Пить воеводе, как врач, я уже не дал, а то «на старые дрожжи» придется тащить его на себе, а меня это не устраивало. Оклемавшись, мы собрались и, попрощавшись с хозяином, которого слуги для нас разбудили, отправились на ладьи.
Иван Михайлович зычным голосом адмирала поднял воинов, и всё зашевелилось и забегало. Вскоре наш флот тронулся, белея парусами по Казанке до Волги, большая часть пути нами была пройдена. Завели моторы, и ладьи помчались вверх по реке.
В Рязани мы собрали обоз для Ивана Васильевича с татарской казной и частью добычи (ковры, украшенное самоцветами оружие, пряности и т.д.). Свою часть добычи я отправил вместе с мастерами к себе в поместье, наказав Ермолаю, чтобы староста всех разместил. Деньги же и драгоценности я запер у себя в комнате в доме в Рязани. Незачем вводить людей в соблазн. Уладив все дела, на следующий день мы отправились к царю в Москву. Сотня отборных воинов на конях сопровождала нас с воеводой. Обоз растянулся почти на версту, подымая пыль, которая оседала на людях и телегах густым слоем.
– Дождичка бы сейчас! – отхлебывая из фляги, смачивая рот водой, проворчал воевода, – Совсем эта пыль замучила!
– Не-а, только хуже будет, батюшка! – встрял ездовой. – Грязь будет по колено, встанем надолго. Тут недалече леса начнутся, там пыли поменьше будет.
Вскоре и в самом деле начался сосновый бор. Сказав воеводе, чтобы воины были готовы к нападению, я достал ручной пулемет и взвел затвор, воеводе передал автомат, пользоваться им он умел, настрелялся на стрельбище и влюбился в него. В ногах у нас стоял ящик с гранатами, то есть к встрече мы были готовы. У воинов, кроме арбалетов и холодного оружия были за поясом наганы и по две гранаты, всем этим они владели в совершенстве. Одев шлемы и прикрывшись щитами, они настороженно смотрели по сторонам, держа взведенные арбалеты. Как я и чувствовал, нас ждала засада. Впереди был завал, из-за которого в нас полетели стрелы, а с боков на нас выбежали сотни вопящих разбойников, одетых кто во что горазд. Вооружение у них было тоже разное, от дубин до топоров, вил и сабель. Пока наши воины отражали первую волну разбойников, я пулеметным огнем уничтожал лучников, которые стояли у завала из деревьев и представляли наибольшую угрозу. Срезав их несколькими очередями, я выпрыгнул и от живота, волоча ленту за собой, начал прорежать толпу оборванцев, скашивая их как траву. С другой стороны Иван Михайлович стрелял из автомата, не подпуская разбойников к телегам. Воины, разрядив арбалеты, взялись за наганы и гранаты, и вскоре все было кончено. Перезарядив оружие, пошли посмотреть на побоище. Попросил, если будут раненые, чтобы не убивали, надо допросить. Привели двоих, один ранен в плечо, другой в ногу. Допрос начал воевода:
– Как вы, смерды вонючие, посмели напасть на государевых служивых?!! Кто послал вас, кто главарь вашей банды? Где гнездо ваше? Отвечайте! – и он махнул рукой одному из воинов, тот наступил разбойнику на раненую ногу. Вопль от боли пронесся над караваном. – Говори, и ты умрешь легко! Ты же знаешь, по Русской Правде, что тебя ожидает. Пойманного вора и разбойника вешают на первом же суку, али казнят иным способом. Не скажешь – посадим на кол, будешь умирать долго, скажешь – повесим, умрешь быстро.
Заговорил второй, раненый в плечо:
– К нам приехал хромой господин, который сказал, что идет очень богатый караван, и если мы его захватим, все будет наше, только оружие возьмет он, а золото и деньги нам.
– Атаман где ваш? – спросил я.
– Его первым и убили. – указал раненый в плечо на здорового бородача в красной рубахе, сживающего огромную дубину, украшенную заостренными гвоздями.
– Этого на кол, а этого – повесить! – подвел итог воевода.
Раненый в ногу страшно завыл и забился в руках воинов, пытаясь вырваться, второй же просто молчал, смирившись с судьбой – злодейкой. Воины, оглушив разбойника, быстро раздели его, и подготовив березку толщиной с черенок для лопаты, заострив край, посадили на него разбойника. Очнувшись от пронзающей его боли, он пытался слабеющими руками снять себя с кола. Но руки скользили по смазанному жиром дереву, и вскоре он потерял сознание от боли. Привычные к таким казням воины равнодушно ходили и собирали трофеи, которых было немного. Ржавые мечи, дубины, рогатины, топоры, – что у крестьян может быть? Мелкие монеты, что нашлись у некоторых разбойников, они решили сообща пропить в ближайшем трактире. Убрав завал, тронулись в путь.
– Как долго он будет мучиться? – спросил я воеводу.
– Ну, ребята оставили ему на стволе пониже ветки, дойдет до них и остановится. Значит, дня два будет еще жить, мучиться?
– Нет, наверное поменьше, мы же ему рану не перевязали, кровью изойдет – вставил слово ездовой. – если никто не облегчит ему смерть.
– То есть как? – удивился я.
– Да проезжающий может облегчить ему страдания, перережет горло. – вновь пояснил ездовой. – Проявит милость Господа нашего. – закончил он и перекрестился.
Да, дикая страна, дикие нравы, но мне здесь жить и надо привыкать к этому.
Вечером встали лагерем у реки. Вновь поставили телеги подковой. Почистив и зарядив оружие, выставили часовых, так как караван, везущий золото, это то же самое, что мухи и мед. Лошадей загнали внутрь, дав им накошенной травы и овса. Я подготовил пулемет под телегой, где, постелив овчину, мы с воеводой устроились на ночлег. Ночью, когда уже Иван Михайлович похрапывал, я прижал кольцо ко лбу, вызывая «Хранителя», и мысленно начал с ним разговор:
– Кто на нас нападает, и что ему надо?
– Тебя преследует Чернобог, повелитель тьмы и подземного царства. Он хочет помешать тебе в поисках браслета, так как тогда Сварог приобретет полную свою силу. Вот он и вселился в твоего воина, дал ему невиданную силу, он так же, как и ты, может перемещаться, но не может попасть в будущее, через него он хочет забрать твое оружие, чтобы захватить всю власть, все земли, уничтожить всех. В его власти черные вороны, которые все видят, и от него не спрятаться, поэтому он легко нас находит, будь настороже всегда и везде, да и я тоже буду.
Он замолчал, и вскоре я задремал. Под утро в серой дымке тумана прогремел выстрел из нагана. Часовые, увидев врага, дали сигнал. Лагерь быстро проснулся и ощетинился оружием. Я поправил ленту и взвел затвор пулемета, всматриваясь в утренний туман. Вскоре подбежали часовые и встали рядом за нашу телегу, а десятник заполз к нам и начал доклад:
– Заметили сотню всадников, кочевники с луками, в стороне тоже слышен топот, но сколько там – не стали выяснять, сразу дали сигнал и к вам!
– Правильно сделали! Напасть они могут только вдоль реки, поэтому давайте подготовим им сюрприз. – я достал моток шнура и ящик гранат Ф-1.
Ребята уже ставили растяжки и знали, как и где. Поэтому с двух сторон лощины они установили их. Я достал из телеги находящийся под пологом ручной пулемет Дегтярева с парой запасных дисков, отдал его вернувшимся с минирования воинам, присовокупив пяток автоматов и посадив их за деревьями, чтобы они ударили в бок. С собой они захватили еще гранат и арбалеты. Все ж десяток выстрелов из арбалетов в первые минуты, – это десяток врагов наповал. Только подготовились, – рассеялся туман, открыв в километре от нас черную массу врага. С гиканьем и улюлюканьем они понеслись на нас. Когда до них осталось метров триста, я открыл огонь. Закувыркались кони, хрипя, падая и бились в агонии, сбивая пробегающих рядом других лошадей. Закружилось колесо смерти, собирая свою жатву, все перемешалось. Сзади напирала масса, не понимающая, что происходит впереди, а под копытами умирали упавшие, по которым проскакивали взбесившиеся от боли кони. Запах крови, испражнений от разорванных тел, конского пота и пороха, – все перемешалось. Тут начались взрывы растяжек, увеличивающие панику, и в эту рапсодию вклинился сбоку второй пулемет и пяток автоматов. Это мои ребята, подобравшись за деревом поближе, ударили в упор, выкашивая врага. Остальные воины из десятка бросали гранаты в скопление врагов, и они не выдержали. Повернув назад, они, провожаемые пулеметными очередями, которые выхватывали из их рядов свои жертвы, скрылись в облаке пыли. А на месте боя громоздились горы трупов, бились и ржали раненые кони, стонали и кричали кочевники. Мои воины вышли из-за телег, так и не сделав ни одного выстрела, и направились к месту бойни.
– Языка приведите, узнаем, кто к нам так неравнодушен! – только и успел вымолвить я, так как менял в это время ленту.
Этак патронов с этим Чернобогом не напасешься, и откуда здесь оказались кочевники? Привели аж 8 раненых, Иван Михайлович с толмачом пошли допрашивать их, а я сел в телегу и стал думать, зная, что мысль где-то уже пролетела, но не остановилась, не высветилась! Стоп. Прилетела! Дельтаплан! Но он в Рязани, в конюшне, вместе с оружием, но если бы он был, я бы часа за два был бы в Москве, и оттуда навстречу отправил помощь, да и боеприпасы кончаются, а с одними мечами да арбалетами не выстоять – сомнут. Значит надо попробовать вернуться в момент отправки обоза в Москву, лучше всего вечером, когда все лягут спать.
Подошел воевода с толмачом:
– Татары крымские это, пошли набегом, думая, что мы с войском завязли под Астраханью и Казанью. Всего вышло их более трех туменов. Сказали, что командует Касим, сын Сеид-Ахмед-хана, сына Ахмад-хана. Мы уничтожили пока только передовой отряд, который, кстати, направил на нас хромой урус, пообещав заплатить золотом.
– Ну, это навряд ли! – жуя пирог с рыбой, что сунула мне Лада, сказал я, сунув воеводе вторую половину пирога.
В МОСКВУ!!!
– Слушай, Иван Михайлович! – дожевывая пирог, обратился я к воеводе. – А не поохотиться ли нам на зверя дикого и кровожадного? Тот недоуменно уставился на меня, не тронулся ли князь умом от крови и убийства. Я же, улыбаясь, наблюдал за его реакцией. Потом поднялся и вынул из-под полога телеги две снайперские винтовки. Наконец-то до него дошло, кто такие «звери дикие и кровожадные», так как за татарами оставалось выжженное поле и трупы, и трупы. То, что они не могли увезти с собой, они просто уничтожали. Будь то посевы или деревни, люди или скот, все предавалось огню и мечу. Уже в те времена у них звучала пословица: «Хороший урус – это мертвый урус» из-за того, что только русские бились до последнего, защищая отчий дом, жену и детей. Не зря татары прокляли маленький город Козельск, который встал на их пути и защищался до последнего воина. Не одну тысячу своих воинов положили они под стенами этого городка, пока не сравняли его с землей.
– А что, пойдем, поохотимся, только взять надо с собой охрану. Не дай, конечно, бог, но вдруг нарвемся на засаду татар?
Пришлось согласиться. Выехали на лошадях к обеду, взяв в охрану два десятка воинов с автоматами (просто больше автоматического оружия у меня не было). Пулеметы я оставил для охраны обоза, поставив надежных обученных воинов. Мы проскакали километров пять, когда вернулась пара воинов с разведки, доложив, что в трех километрах лагерь татар. За километр до лагеря мы оставили лошадей и начали приближаться к лагерю. Достав два глушителя, я протянул один воеводе, другой прикрепил на винтовку себе. Глядя, как я креплю глушитель, он повторил все действия у себя. Подошли к опушке леса, внизу в лощине паслись кони, сидели у костров татары, по краям лагеря ходили парные патрули.
Показав на двоих в отдалении постовых, я шепотом добавил: «Мой – левый, твой – правый!» – и, прицелившись, выстрелил. Хлопок, татарин, как шел за первым, так и упал, уткнувшись чуть ли ему не в ноги. Тот даже не заметил, что напарник уже мертв, как сам получил пулю в голову от воеводы, который от удовлетворения чуть не начал пританцовывать, лежа на сосновой подстилке.
– Слушай, князь! – перешел он на титулы. – Подари или продай такое мне ружье! Как будто рядом с ним стоишь, бац – и врага нет, а другие и не слышат, и не видят! Век молиться за тебя буду! Что хочешь отдам, вот это вещь! – он ласково погладил по стволу.
– Потом поговорим, Иван Михайлович, а сейчас давай проредим татар! Стреляй только по командирам, то есть сотникам, темникам, одним словом, кто ими руководит.
– Смотри, слева какой важный вышел из шатра! – толкнул меня в бок воевода.
– Стреляем! – прошептал я и, поймав его в прицел, нажал курок. Два выстрела одновременно оборвали жизнь хана Касыма, сына Сеид-Ахмед-хана, сына Ахмад-хана. Разрывные пули разнесли ему голову и оторвали руку.