Прыжок тигра

– Тебе говорят – сядь! – грань, за которой сын гор из человека превращается в животное, тонка. Или она вообще отсутствует, а внутри у них что-то вроде встроенного переключателя «человек/не человек»? И приводится он в действие, когда количество гормонов в крови (или мочи под скальпом) превышает критический уровень. Девчонку дернули за руку, она взвизгнула и выронила свой блокнот. Ее силой усадили на колени старшему из банды. Тот обнял официантку за плечи и небрежно, словно смотрел у собаки прикус, взял девчонку за подбородок, повернул ее лицом к себе.

– Тебе говорят, сядь, значит – сядь, – начал он, скалясь и рассматривая добычу вблизи, – ты слушаться должна и молчать…

У девчонки на этот счет был свое мнение. Она дернула головой, и хвост каштановых со светлыми прядками волос проехался по роже второго горца. Он уже тянул лапы к груди девчонки и от неожиданности шарахнулся назад, прошипел что-то злобно и обхватил официантку за талию.

– Отпусти! – девушка вырвалась из объятий «кавалера». Ей даже удалось вскочить на ноги, но сразу две пары рук дернули ее обратно, на диван. И тут же в общем шуме и гуле Максим услышал звук удара – девчонке отвесили хорошую пощечину. Все затихло на мгновение, и тишина прервалась новым взрывом довольного ржания. Еще один короткий взгляд назад – девчонка сидит на корточках, тянется к улетевшему под соседний столик блокноту, волосы у нее растрепались. Плечи вздрагивают, а на щеке расползается красное пятно.

– Шлюха ты, и мать твоя шлюхой была, и дочь твоя проституткой будет. Пива нам принеси, и быстро. – Максим делая вид, что происходящее за спиной его не касается, пилил тупым ножом остатки стейка. Стало тихо, очень тихо, и тишина эта была нехорошей и совершенно ему сейчас ненужной. Словно после разрыва снаряда, если не успел зажать уши и свалиться за укрытие или просто упасть на землю.

– Да пошел ты! – отчетливо и звонко ответила девчонка, и Максим услышал стук каблуков ее туфель у себя за спиной. И грохот отодвигаемого тяжелого стола, звон упавшей на пол тарелки и ругань на корявом, диком языке. Официантка пролетела мимо, Максим успел только заметить край ее клетчатой короткой юбки, подвинулся на скамье к краю и выставил в проход правую ногу. Бежавшая за девчонкой «шестерка» бандитов с грохотом растянулась во весь рост в проходе между столиками. Странно, что только один, традиция честной горской схватки – десять на одного. Вернее, на одну.

Максим убрал ногу, привстал и посмотрел на горца. Тот извивался на полу, как глист, отклячив задницу и тянулся рукой к поясу светлых джинсов. Извернулся ужом, перевернулся на спину и вытащил из-за ремня прикрытую полой рубашки навыпуск «Осу». И замахал оружием над головой, почему-то зажмурив глаза. Максим не глядя, нашарил на столе солонку и перечницу, свинтил им «головы» и высыпал содержимое себе в ладонь. Выждал еще секунды три или четыре и швырнул смесь в рожу успевшему сесть и открыть глаза «воину». Тот отпрянул, попытался протереть глаза и жестоко за это поплатился – дуэт приправы и специи разъедал слизистую стремительно. Вояка ни черта не видел вокруг себя, размазывал по лицу слезы и сопли, орал что-то невнятно и пытался ползти назад. Но врезался спиной в ножку тяжелого стола, вздрогнул, шарахнулся в сторону и снова заорал, но уже в голос. Максим выбрался из-за стола и с силой, от души врезал ему носком ботинка в грудь. Тот рухнул навзничь, рыпнулся, было, но Максим ногой придавил запястье его правой руки с зажатой в ней «Осой» к полу.

– Слушай, животное. Еще раз тебя тут увижу – убью. Живот распорю, кишки выпущу и за ноги подвешу, будешь ворон пугать. И не один, а вместе с мамой своей, с папой, с братиком, дядей, бабушкой и дедушкой. Слышишь, скотина? – Максим, прожевал, наконец, мясо, проглотил, и речь его получилась вполне внятной. Говорил он тихо, но орать было и незачем – брошенное соплеменниками существо олицетворяло собой полную покорность. Оно было уже не опасно, и Максим рискнул – обернулся. За столиком под «плазмой» уже никого не было, на этот раз горцы действовали в лучших традициях своего племени: бросили своего на растерзание врагу. А заодно и не заплатили, что тоже входило в реестр их добродетелей. Максим наклонился, обшарил карманы бандита, нашел деньги, бросил их на соседний столик. И что было сил врезал носком ботинка по руке «вояки», его пальцы разжались, и «Оса» улетела куда-то далеко, грохнулась о стену.

– Пошел отсюда!

Максим вернулся к себе за стол. Бандит поднялся с пола и побрел к дверям, персонал и посетители провожали его взглядами и перешептывались. На Максима со всех сторон смотрели. «Пора заканчивать представление. А то как в цирке получается – весь вечер на арене». Он достал деньги, поднял голову и увидел, что зареванная официантка торопится к нему через зал.

– Сколько с меня? Спасибо, было очень вкусно, – попытался он свести все к шутке, но не получилось.

– Они вернутся и будут вас искать. Почему вы их не убили? – прошептала девчонка, не глядя на Максима, и вытерла глаза.

– Здесь не война, – ответил он.

– А что тогда?

Отвечать девчонке он не стал, пересек зал, забрал в гардеробе куртку и вышел на улицу. А действительно, что? Как все, что происходит, назвать по-другому? Ладно, найдутся на них другие белые охотники, недолго мрази этой гулять осталось. А искать… Да флаг им в руки, пусть ищут, сколько хотят. Завтра он уезжает. Хватит, засиделся, от губернаторского дебета-кредита в глазах рябит и мозги сохнут. Пора на воздух, в поля, вернее, в рейд, вводная давно известна. Место проведения – Александров, пустая квартира на первом этаже с пятнами неизвестно чьей крови на полу в ванной, время проведения… Да хоть завтра, тут езды три с половиной часа. Задача – проникнуть в эту квартиру незамеченным, чтобы хоть примерно представлять себе – куда дальше бежать, где искать. Попытаться узнать хотя бы номер школы, где училась Васька, пойти туда, заплатить кому-нибудь за информацию. Выяснить, где находится детдом, в какую колонию могли отправить Ленку, найти нужных людей, предложить им денег. Купить всех с потрохами, убедить помочь ему. Или убить, если потребуется – сейчас все средства хороши, но надо же с чего-то начинать. Порядок действий намечен, пути отхода давно известны. Остается продумать контрзасадный маневр. Что это будет – отход, обход, атака? Подойдет вечерком, осмотрится и вперед. Час-полтора за глаза хватит, так что в добрый путь, товарищ капитан.

В Александрове его встретили гостеприимно и радушно, а, вернее – грамотно. Не обнаруживая себя, дали «объекту» вволю побродить рядом с домом, присмотреться, войти в подъезд. Но там и обломались – хоть и вышло боестолкновение коротким, но урон понесли обе стороны. Два «наблюдателя» один за другим успокоились на площадке первого этажа с закрытыми черепно-мозговыми травмами, а Максим эвакуировался с козырька подъезда. Удобной газовой трубы здесь не оказалось и пришлось прыгать на изрытый выбоинами асфальт с высоты второго этажа. Расплата за полет пришла немедленно – острая боль в левой лодыжке, ободранные в кровь об асфальт ладони, краткое предобморочное состояние и, как следствие, снижение скорости, с которой пришлось бежать от подтянувшихся к месту встречи остальных губернаторских псов. Не спасло и знание местности – ребятки тоже успели досконально изучить все ходы-выходы, так что на вокзал прибыли почти одновременно. И во Владимир ехали в одной битком набитой, последней перед перерывом электричке, хорошо, хоть в разных вагонах, «встретились» только на конечной. И все прошло тихо и спокойно, даже незаметно – сторонний наблюдатель ни за что бы не догадался о том, что происходит. Максим специально вышел из маршрутки на две остановки раньше и в тот момент словно видел себя со стороны. Ну, идет себе человек по тротуару, хромает на левую ногу и косится на окна, двери и витрины всех магазинов и контор, попадающихся на пути. Ну, идут за ним шагах в двадцати двое – не быстро, но и не медленно. А если присмотреться, то и на другой стороне улицы еще парочку «провожатых» рассмотреть можно. Да и впереди, наверняка, два-три человечка поджидают, готовятся к передаче эстафеты. «Фиг вы угадали» – Максим еще раз глянул мельком в большущее панорамное окно на первом этаже фасада. Надо заканчивать эту прогулку, на второй круг уже заходим, да еще и непонятно, что там с ногой. Болит зверски, и отекла, наверное. Только бы не перелом, остальное ерунда, с этим можно и самому справиться. Сил осталось только на один рывок, и их надо использовать с толком. Не домой же к себе эту кодлу вести. Что у нас тут поблизости? Салон красоты, вроде, недалеко был, можно зайти. Все равно подстричься собирался.

Максим кое-как преодолел три высокие ступени, распахнул входную дверь и оказался в светлом прохладном помещении. Народу немного – из пяти кресел заняты два, кого-то стригут, кого-то красят. К резкому запаху аммиака и краски привыкаешь за секунды, черт с ним. Главное, что окна здесь отличные – огромные, зеркальные, тротуар и часть проезжей части отлично просматриваются.

– Слушаю вас, – навстречу Максиму из-за стойки поднялась женщина с длинными, идеально прямыми черными волосами. Она улыбнулась и чуть склонила голову набок, присматриваясь к прическе клиента.

– Подстричься, коротко, – попросил Максим и уселся в предложенное кресло.

И пока женщина с ножницами и машинкой порхала вокруг него, одновременно переговариваясь с коллегами и другими посетительницами, Максим не сводил взгляд с окна. Вот они, голубчики, сразу двое. Сколько их всего, интересно? Там, в подъезде, он двоих успокоил, следом притащились еще четверо. Шесть человек, получается. Машины не хватает, что странно – не иначе, заплутали в незнакомом городе губернаторские гонцы или в пробке зависли. Ничего, нормально, ему сейчас и от одного-то не уйти. Вон один по телефону говорит, подкреплению, поди, дорогу указывает. Или обстановку докладывает, так, мол, и так – нашли, ведем, как выйдет – будем брать. Сейчас, замучаетесь пыль глотать.

– Все, – мастер стянула с Максима накидку и отступила к зеркалу. – Вам нравится?

– Да, – не глядя на себя, буркнул Максим, достал деньги. И, расплачиваясь, негромко, еле слышно попросил женщину:

– Такси мне вызовите, пожалуйста.

Машина пришла через четверть часа, Максим спустился по лестнице и плюхнулся на переднее сиденье черного «форда». Захлопнул дверцу, назвал адрес и уставился в боковое зеркало. «Хвост» метался по обеим сторонам улицы, преследователи дружно схватились за телефоны, один побежал, было, следом за машиной, но быстро отстал. Пробок в городе, к счастью, почти не было, светофоры работали исправно, и в назначенном месте – у дома на соседней улице, недалеко от съемной «двушки – Максим оказался через двадцать минут. Он расплатился с таксистом, дождался пока тот уедет, и похромал назад, к «своему» дому. И вот сидит теперь с распухшей перебинтованной ногой, переползает от одного окна квартиры к другому. А по ночам, как собака, прислушивается к каждому шороху за входной дверью. Но только для очистки совести, своих от чужих тут днем с огнем не отличишь. Зато времени на раздумья теперь полно. Раз ждали в Александрове, значит, встреча готовится и в других местах – у детского дома и у колонии. Но одна из задач, поставленных себе перед рейдом, выполнена – он убедился, что ищут именно его, капитана Логинова. И церемониться с ним не будут – он все равно уже умер. Хорошо соображает господин черный полковник, чувствуется опыт и навыки, видна хватка. Именно они позволила губернатору вычислить своего «обидчика». Да и задача-то несложная – стоило лишь покопаться как следует в прошлом Стрелкова, чтобы понять, где тут собака порылась. Старая история с расстрелянной «Нивой» и всем, что было потом, помогла генерал-губернатору верно сориентировать своих людей.

Максим поплелся обратно в комнату, улегся на диван. Нет, так не пойдет, с этим надо что-то делать. Которая уже ночь без сна? Утром хочешь – не хочешь, придется тащиться в аптеку за снотворным. Или за успокоительным. Или за тем и другим одновременно… Максим рывком сел на диване, вытащил спрятанный в подушках «грач», прислушался. В подъезде на площадке кто-то был, и этот кто-то топтался у двери его квартиры и уходить не торопился. Максим метнулся в коридор – и ногу от нагрузки снова пронзила боль. Плевать, сейчас не до нее, шорох за дверью не прекращается. Наверху грохнула дверь, раздались торопливые шаги – вниз по лестнице с шестого или седьмого этажа бежали двое. Мимо они проскочили, не задерживаясь, значит, поздний «гость» их остановить не пытался и не вызвал подозрения. Плохо дело, очень плохо. Максим застыл у входной двери, прижался ухом к ободранному дерматину. Дверь старая, выбить такую – раз плюнуть. Но тот, с другой стороны, ломиться в квартиру, кажется, не намерен, топчется рядом и даже что-то бормочет себе под нос. Или в телефон. Максим посмотрел в «глазок», но на площадке темно, лампочки отсутствуют здесь со дня постройки дома. Понятно, почему те, кто бежал сверху, никого не заметили – они просто проскочили мимо затаившегося в темноте человека. А тот замер ненадолго, сделал несколько шагов назад, потом вернулся обратно. Внизу послышались приглушенные голоса. Максим вжался в стену спиной, прислушался, но слов разобрать не смог. Зато услышал новый звук – в замок кто-то пытался вставить то ли ключ, то ли отмычку. Отлично, просто отлично, вы, друзья мои, получаете высший балл. За проницательность и оперативность. Сколько вас там, интересно? Сейчас посмотрим.

Вверх по лестнице поднималась пьяная компания. Человека три или четыре орали, матерились, кто-то даже попытался спеть. Его поддержали, и «хор мальчиков» промаршировал мимо квартиры Максима. Он под шумок отодвинул задвижку, распахнул дверь и рывком втащил «гостя» в коридор. На площадке что-то упало с легким стуком, но Максим на это внимания не обратил. Пинком захлопнул дверь, одновременно приставив ко лбу «посетителя» пистолет. И снова установилась тишина, да такая, что в ней слышны были отголоски кошачьей битвы под окнами и топот соседа сверху, на четвертом этаже. «Гость» молчит, почти не дышит и на ногах держится не очень уверенно. Странный он какой-то – низенький и легкий, почти невесомый. И одет по-идиотски, в длинный, многослойный балахон. Максим разглядывал незнакомца, и все больше ему казалось, что он только что пугало огородное с грядки выдернул и в квартиру приволок. А пугало тем временем опомнилось и заговорило:

– Извините, – пискнул человек еле слышно, – извините меня, пожалуйста. Я сейчас уйду. Можно? – И попыталось сделать шаг к двери.

– Стоять, – приказал Максим, – не двигаться.

И снова прислушался – в подъезде тихо так, что даже странно. Спать, что ли, все разом улеглись? За дверью точно никого, что тоже непонятно. Чертовщина какая-то.

– Туда давай, – Максим убрал «грач» от головы «пугала» и указал на кухонную дверь, – и без фокусов.

«Гость», придерживаясь рукой за стенку, побрел в кухню. Остановился на полпути между плитой и холодильником, повернул голову вправо-влево. Покачнулся, оперся рукой о край стола и едва не упал. Максим успел подхватить его одной рукой, второй спрятал пистолет за пояс штанов под футболку. Оружие не понадобится, гостя – эту древнюю, дышащую на ладан бабку – можно пальцем прихлопнуть, как комара.

– Извините, – продолжала бормотать бабка, – я не знала, что вы здесь, я сейчас пойду. Посижу немного и пойду.

Она вытащила из-под стола табурет, уселась на него и, как школьник на парту, положила руки на пеструю скатерть. Одета она была в халат, сверху накинут теплый платок, на ногах тапки. Седые, похожие на солому, длинные волосы собраны в пучок на затылке, но прическа успела основательно растрепаться.

«Сумасшедшая? Черт ее знает, не похожа, вроде. Кто такая? Откуда? Что ей здесь надо?» – Максим рассматривал пожилую женщину. Та посидела немного, глядя в стену перед собой, поднялась на ноги и побрела в коридор. Остановилась перед входной дверью, уставилась на замок.

– Новый поставили, – произнесла она вполголоса и взялась за задвижку.

– Подождите, – остановил бабку Максим, – подождите. Вы кто? К кому?

Бабка прошаркала обратно в кухню и снова уселась на табурет.

– Вот вернулась. Хочу в своей квартире помереть, – заявила она непререкаемым тоном.

– В своей? Это разве ваша квартира? Мне хозяин сказал, что она свободна…

Он мог распинаться сколько угодно, старуха разговор поддерживать не собиралась. Куталась в цветастый платок так и молчала, глядя то на стол перед собой, то на ободранные обои на стене.

Максим проковылял через кухню и снова выбрался в лоджию. Хрень какая-то получается, откуда взялась эта бабка, да еще и посреди ночи, кто она? А если…

– Сдурел, что ли совсем? Башкой думай! – пробурчал он себе под нос и вернулся в кухню. Старуха по-прежнему сидела на табуретке и не двигалась, не издавала не звука. Не померла бы, что тогда с ней делать?

– Бабушка, – вежливо и как мог дружелюбно произнес Максим, – вы кто? И почему вы решили, что это ваша квартира?

– Я здесь двадцать семь лет прожила. В новый дом въезжали, а ключи на заводе дали. Мы в очереди три года простояли, дольше всех.

Отлично, она не померла и все понимает и слышит. Пойдем дальше.

– А как вас зовут? – поинтересовался Максим.

– Римма Михайловна, – незамедлительно ответила старуха.

Она прожила тут много лет. Сначала умер муж, потом старший сын. Все это произошло в один год, и она осталась одна, с младшим. Тот сошел с ума – то ли от переживаний, то ли сказалась наследственность. После того, как он разнес в ванной трубы, а вызванных по тревоге сантехников вышел встречать с топором в руках, несчастного сдали на вечное поселение в дом скорби. Римма Михайловна осталась одна. Она промыкалась еще лет пять, ей добросовестно помогали соседи, а потом, откуда ни возьмись, появились дальние родственники со стороны мужа. Но часто навещать пожилую женщину они не могли, да и сама старушка не желала становиться для кого-либо обузой. Поэтому по совету соцработника Римма Михайловна написала заявление, в котором изъявила желание переехать в дом престарелых. Это учреждение ей посоветовали в собесе, сказали, что все старики там довольны, и обратно домой их не заманишь. Римма Михайловна поверила чиновницам, прошла необходимые обследования, посетила всех врачей (к некоторым на прием пришлось ехать на другой конец города, долго сидеть в очереди), побывала в паспортном столе и в пенсионном фонде. Собрала все документы, отдала их соцработнику, дождалась вожделенного вызова и поехала к новому месту жительства. Волновалась, конечно, но все, действительно, оказалось прекрасно – двухместная палата с очаровательной соседкой, отличное питание и медицинская помощь по первому требованию. Потом – недели через две или три – состоялась встреча Риммы Михайловны с директором богоугодного заведения. Воспитанный и вежливый мужчина долго разговаривал с ней, внимательно выслушал, спросил, удобно ли ей в комнате и вкусно ли кормят. Получив на все вопросы утвердительный ответ, поинтересовался как бы невзначай – а где, собственно, документы на ее квартиру? Они нужны ему для простой формальности – он отметит что-то в компьютере и сразу вернет. Свидетельство о собственности и техпаспорт на приватизированную «двушку» очарованная такой заботой Римма Михайловна передала ему и больше никогда их не видела. Не видела она больше и своей соседки по палате, и самой палаты. Женщину заставили переехать в соседний – сырой и холодный – корпус, где в тесном помещении стояли восемь коек. На свободную сестра-хозяйка швырнула вещи Риммы Михайловны и приказала ей оставаться здесь. Кормить стали редко и плохо, гулять почти не выпускали, в переполненном помещении было душно и влажно. Римма Михайловна попробовала возмутиться, но умудренные горьким опытом соседки посоветовали ей молчать.

– Те, кто жалуется, долго не живут, – многозначительно сообщила одна из них, самая «молодая». Ей было семьдесят шесть, и в дом престарелых ее сдали дети. «На время ремонта» – сказали ей, и с этого дня прошло уже почти три года.

Римма Михайловна не поверила, отловила вежливого директора на улице, когда тот выходил из своей машины, и поинтересовалась, в чем, собственно, дело. Тот пообещал разобраться и попросил Римму Михайловну не волноваться – это вредно для ее здоровья, может подскочить давление, быстренько смылся в сопровождении свиты, а Римма Михайловна вернулась в свою конуру. И в тот же день поплатилась за неуместную настойчивость – ее заставили мыть полы в гостинице.