– Я скажу ей, что не буду ее любить.
– Ах! не говори ты ей этого! – воскликнула Аня в испуге и тихо заплакала.
– О чем же ты плачешь, Аня? – недовольным голосом спросил Петруша, и, отнимая ее руки от глаз, он вкладывал в них цветок.
– Страшно! – всхлипывая, отвечала девушка.
– С чего тебе страшно? – глядя вокруг, спросил Петруша.
– Я останусь одна: она меня с дедушкой будет бранить всякий день.
– Ну так я останусь, не плачь! Посмотри, какой чудесный цветок.
Так утешал Петруша свою спутницу.
Аня взглянула на цветок, понюхала его и немного запачкала себе нос. Петруша залился смехом и, сорвав себе лилию, напачкал тоже свой нос.
Они гримасничали в лодке, смеялись; вдруг Аня призадумалась и сказала:
– Знаешь что, Петруша: сорвем по цветку, высушим их, и когда ты приедешь побывать, я спрошу свой, а ты у меня свой. И если кто потеряет его, тот должен целый год исполнять всё, что ни приказывают.
– Хорошо; спасибо! – отвечал Петруша, взяв поданный ему цветок, и прибавил:-Я его в историю положу.
Болтая, они не заметили, что стемнело. Аня первая пугливо сказала:
– Однако, Петруша, вернемся назад; пока еще доедем, а может, нас хватятся.
Но как ни спешил Петруша, когда лодка причалила к месту, где они сели, уже совсем смерклось. Аня с Петрушей бегом пустились к дому, и лишь только завидели его, как оба в один голос пугливо заметили:
– Огонь в гостиной!
– Не приехал ли он? – сказал Петруша.
И, подойдя ближе к дому, стал на скамейку. Аня последовала его примеру. Приподнявшись на цыпочки, она заглянула в окна и потом, быстро присев, дрожащим голосом сказала:
– Ах, уж и стол накрыт!
Петруша, стоя на скамейке и придерживаясь за плечи Ани, говорил:
– Он ходит по комнате: значит, сердит! – И, соскочив со скамейки, он продолжал:– Смотри, Аня, скажи, что сидела у себя в комнате.
– Хорошо; ну, иди же; я приду потом, – отвечала Аня.
И они разошлись.
В зале был уже накрыт стол для ужина. Старичок сидел в своих креслах и, прильнув к стеклу, высматривал в темноте сада свою внучку и Петрушу, которых искали по всему дому и ждали ужинать. Федор Андреич, рассерженный поздним отсутствием Петруши и Ани, расхаживал в зале и ворчал на свою сестру, зачем она не смотрит за ними и позволяет девушке в такой поздний час отлучаться из дому. Настасья Андреевна своими словами, казалось, еще сильнее раздражала гнев брата. Фигура его, и без того серьезная, сделалась мрачною. Он был небольшого роста, но необыкновенно широк в плечах, с плотными руками и ногами. Его лицо далеко не принадлежало к числу приятных; густые с проседью волосы, торчавшие вверх, придавали его строгим чертам что-то мрачное; а густые брови, почти сросшиеся вместе, увеличивали суровость выражения его черных блестящих глаз и большого носа. Он носил небольшие усы с проседью, которые скрывали его толстые губы. Цвет лица его был красноватый и не лишенный здоровья. Одет он был в синеватого цвета венгерку с высоким стоячим воротником, который упирался в его полный подбородок и делал еще шире его лицо.
Появление Петруши нарушило молчание, воцарившееся в зале. Федор Андреич встретил его следующими словами:
– А, насилу явился!
Петруша поцеловал у него руку.
– Вы заставляете ждать себя… Где ты был?
И лицо Федора Андреича становилось всё мрачнее.
– Я катался на лодке! – робко отвечал Петруша.
– Я ведь тебе запретил? как же ты смел! – грозно спросил Федор Андреич.
– Я ему позволила: он хорошо играл сегодня! – подхватила Настасья Андреевна.
Ее брат, нахмурив брови, отвечал:
– Прекрасно, ты его отпустила; а где же Аня?
– Я не знаю-с! – поспешно отвечал Петруша.
– Разве она не с тобой каталась? – с удивлением спросил Федор Андреич.
– Нет-с! – запинаясь, проговорил Петруша.
В ту минуту Аня, слегка смущенная, вошла в залу.
– А-а-а, сударыня!.. где вы изволили быть? – торжествующим голосом спросила Настасья Андреевна.
– Я сидела наверху!
– Неправда: я сама была в вашей комнате.
– Верно, я…
– Поди поздоровайся, – перебил ее старичок.
Аня подошла к Федору Андреичу, поцеловала его в щеку.
– Боже мой! посмотрите на ее платье, – вскрикнула Настасья Андреевна и, кинувшись к Ане, стала повертывать ее во все стороны.
Торопясь домой, Аня забыла о своем платье, и роса вымочила его.
Федор Андреич выразительно посмотрел на Петрушу, погрозив ему, и сквозь зубы сказал:
– Так ты один катался?
– Я одна гуляла в саду! – побледнев и умоляющим голосом сказала Аня, обратись к Федору Андреичу, который отвернулся от нее и настойчиво требовал, чтоб Петруша сознался в своей лжи.
Но Петруша упорно молчал. Этим временем Настасья Андреевна накинулась на Аню, которая заплакала.