Казна императора

В голосе Костанжогло проявились какие-то новые нотки, и Яницкий, подавив в себе неожиданно возникшее желание послать господина полковника куда подальше, привычно зашагал следом.

Вообще-то поручику никуда идти не хотелось. Его уставшее тело ныло, требуя отдыха, тепла и покоя, а душа в явном предчувствии еще не осознанных испытаний и вовсе пребывала в смятении.

Едва они вышли из-под укрытия вагона, как холодный ветер начал пронизывать Яницкого до костей. Шурка поежился и усилием воли заставил себя смотреть по сторонам.

Разъезд, куда все-таки вышел отряд полковника Костанжогло, имел заброшенный вид. В небольшом тупичке, перегороженном брусом, стояли две теплушки, а на втором пути торчал неведомо как попавший сюда классный вагон.

За насыпью с остовом сгоревшей будки виднелся небольшой распадок, где, укрываясь от ветра, временно расположился отряд, а чуть в стороне была старая землянка пограничной стражи, окруженная полуосыпавшимся окопом. Над ее крышей, присыпанной с одной стороны снегом, вился дымок.

Полковник решительно направился к дверям землянки. Шурка за ним, но перед входом поскользнулся, и у него, как бы сам по себе, перед глазами вдруг возник бесснежный, почти черный лед Аргуни, по которой они брели последние двадцать верст.

Внутри землянки было тепло. Топилась печурка, нагревая помещение и глиняный, сооруженный на китайский манер кан[1 - Кан – глинобитная лежанка с дымоходом внутри.]. На кане сидел стражник и старательно протирал ветошкой ствол трехлинейки. Увидев вошедших, он приподнялся, но Костанжогло махнул рукой и сел рядом с ним. Яницкий некоторое время стоял, но, не дождавшись приглашения, тоже опустился на кан.

Полковник принял это как должное, и пока Шурка, не обращая ни на что внимания, грелся, спросил стражника:

– Скажи-ка, служивый, вагон, что на втором пути, целый?

– А почто ему, ваше высокоблагородие, не быть целым? Покаместь целый. Только вам-то он на кой ляд?

– Люди у меня, брат, померзли. С нами вон дети, женщины. Если в вагоне печь натопить, нагреется?

– Почто ж нет? Само-собой. На то и печка. Я так понимаю, – стражник хитро прищурился. – Вы тут поезда дождаться хотите?

– Именно так, – Костанжогло подул на озябшие пальцы и приложил ладони к теплому кану.

– Гиблое дело, вашвысобродь. Тут на дороге разор полный.

– Ну вы ж тут сидите.

– У нас служба. Мы тут, как приказано, дорогу от хунхузов охраняем. А таперича и хунхузов нетути. Потому как ежели проскочит с той стороны какой дикий эшелон, так к нему и не подступишься. И вам ждать такой оказии расчету нету.

– Это что ж, дальше по шпалам опять пешком топать? – подал голос малость отогревшийся Шурка.

Костанжогло недоуменно посмотрел на него и снова повернулся к стражнику.

– Так как же нам быть, служивый?

– Так как ни кинь, дорога одна, – стражник пожал плечами. – В сторону Хайлара пробираться. Там и паровоз найти можно, и поезда вроде как ходят.

– Это и я понимаю, – задумчиво пробормотал Костанжогло.

Стражник кончил возиться с винтовкой и поочередно посмотрел на сгорбившихся офицеров.

– Ежли позволите, могу совет дать.

– Какой? – Костанжогло поднял голову.

– Я вижу, у вас в отряде лошади есть. Вот и впрягайте их в вагоны и поезжайте с богом. И вам способнее и нам тут облегчение. А то неровен час налетит хунхузня какая и пожгут. Вон, будку месяц назад спалили одни такие. Опять дороге убыток…

– Да думал уже об этом, думал, – махнул рукой Костанжогло. – Только где ж упряжь взять? Я про хомуты и дуги не говорю, хотя бы шлеи…

– А чего тут думать, – совсем по-свойски возразил стражник. – Берите патронташи, вяжите к ним постромки, вот вам и шлея…

– Дело говоришь, дело. – Полковник резко поднялся и кивнул Яницкому. – Идемте, время не терпит.

Выйдя из землянки, Костанжогло задержал Шурку.

– Не узнаю вас, поручик. Всегда такой исполнительный, а тут… Не понимаю.

– Что тут понимать, господин полковник. Кто мы с вами теперь? Никто. Пошли лучше вагон топить, пока все не померзли…

Через каких-нибудь полчаса работа закипела. Над застывшим вагоном закурился дымок. Женщины, обрадованные хоть какой-то цивилизацией, начали обустраиваться, а Костанжогло, собрав вокруг себя молодежь, принялся командовать.

Теплушки из тупика руками перекатили на второй путь, и там образовалось подобие поезда. Впереди теплушка, сзади теплушка и посередине классный вагон. Потом пока часть энтузиастов мастерила упряжь, другая установила на тормозной площадке задней теплушки «максим», а тут же сформированную команду пулеметчиков одели в собранные по всему отряду шубы и бекеши.

Из разбитого ящика на буферах смастерили кучерские сиденья, закрепили самодельную упряжь, распределили лошадей и, убедившись, что дело идет, споро погрузив имущество, с черепашьей скоростью, но уже на конной тяге, двинулись в путь…

* * *

Село Мочаево пряталось в низине, окутанной морозным туманом. Выбравшись на дорогу, Чеботарев с Козыревым прислушались и, не уловив ничего подозрительного, шагом поехали вдоль длинной сельской улицы, обрамленной невысокими заборами.

Людей видно не было, и только цепные псы, заслышав всадников, с хриплым лаем принимались метаться на привязи, громыхая железными цепями по проволоке. Доехав до бокового проезда, Чеботарев завернул в него и еще раз осмотрелся.

Проулок образовали три избы, поставленные не в ряд, а косым треугольником, внутри которого, скрытые крепким заплотом, стояли амбары, коровники и конюшни. Окна изб, глядевшие на улицу, были уже прикрыты ставнями, и здесь не слышалось даже собачьего лая.

Чеботарев подозрительно завертел головой и озабоченно уточнил:

– Подпоручик, вы не ошиблись?.. Это здесь?

– Как можно, – весело отозвался Козырев и, спрыгнув на землю, подошел к калитке, устроенной впритык к бревенчатому срубу.

Ухватившись за массивное, висевшее снаружи кованое кольцо дверного запора, Козырев застучал им по калитке. Сначала все было тихо, потом со двора послышался скрип шагов и настороженный женский голос окликнул:

– Кто?..

– Свои…

– Свои все дома…

– Это никак Даша? – рассмеялся Козырев и легко хлопнул ладонью по деревянному косяку. – Да открывай, не бойся…

Запор металлически звякнул, калитка приоткрылась, и из возникшей щели донеслось недоверчиво-удивленное:

– Ды-к, это кто же?

– Ты что, Дарья, не узнаешь?.. – Козырев отступил на шаг.

– Ой, господин учитель!.. – Калитка гостеприимно рапахнулась, и в проеме возникла молодая женщина в заношенной кацавейке. – Вы откуда?..