Был обречен Приамов дом.
Стекало градом с них безмолвье,
И тень у ног их разлило,
Как будто шли по водам Стикса,
Сгущенным в черное стекло.
Прильнув, легли на глади души –
Патрокл и Гектор – и сплели
Они израненные руки,
И их к любимым простерли.
«Отец». «И ты, что был отцом мне».
«Скажи, Приам». «Ахилл, внемли».
Пусть говорит сегодня сердце.
Одно лишь сердце. Сердце ли?
Пускай тела вернутся к тем, кто
Их породил и их любил.
Немало новых тел в палестрах
С тобой – тебя – как ты, Ахилл.
Мигали свечи. Им в отместку
Стояли на своем костры:
Мы ведь мужчины, а не девки,
Мы до конца идти должны!
А моря шум самими снами,
Теченьем мысли управлял,
И корабли скреблись боками
О наспех скроенный причал.
Молчал хозяин. Гость решался.
И оба знали, в чем тут суть.
Ведь в них сегодня завершался
Весь многотрудный древний путь.
А вдалеке шумели люди,
Творились игрища, призы
Вручались… В ту одну минуту
Вмещалась вся земная жизнь.
Что на кону? Обида, гордость,
Судьба великих городов.
То не Елены малой ножка,
То поступь рока армий в сто.
«Придам тебе святого блеска…» -
Сулил Приам. «Нет, не отдам
Тебе я тело сына близко,
Пока любезен так, Приам.
Я, как Патрокл умер, бился
В падучей, землю грыз, стенал.
Ты не цепляйся за величье –
Истощена давно казна,
Источен ствол, подрыли козни
Нам души до самих корней.
Ори, Приам. Катайся. Ползай.
Не потому, что я злодей.
Не потому, что мне приятно.