Сандинистская революция в Никарагуа. Предыстория и последствия

Как только режим Диаса заключил с американцами в феврале 1913 года договор о канале (точнее, о том, что он так никогда и не будет проложен), американцы согласились начать переговоры о новой порции финансовой «помощи» Никарагуа. Американские держатели никарагуанских облигаций согласились направить некоторую часть никарагуанских же таможенных сборов в казну правительства. Однако режим Диаса по-прежнему был фактическим банкротом, не выплачивая даже заработную плату государственным служащим.

Налоги не собирались, страна была по-прежнему наводнена бумажными деньгами, процветал бандитизм.

После победы на президентских выборах в США в 1912 году демократа Вильсона (который слыл прогрессивным политиком) в Никарагуа начали распространяться слухи, что новая администрация США не признает марионеточный никарагуанский режим. Эти слухи стали настолько угрожающими для Диаса, что посланник США в Манагуа поспешил их публично опровергнуть.

8 октября 1913 года после восьмимесячных переговоров с американскими кредиторами было заключено новое, еще более кабальное, чем предыдущие, финансовое соглашение между США и Никарагуа.

Правительство Никарагуа выпускало новые долговые облигации на сумму 1 064 000 долларов под 6 % годовых со сроком погашения 1 октября 1914 года. Эти облигации продавались американским кредиторам за миллион долларов. Большая часть выручки от продажи облигаций направлялась на погашение предыдущих облигаций, то есть в карманы тех же американцев. 100 тысяч долларов выделялись на погашение претензий иностранных граждан, 350 тысяч передавались правительству Никарагуа для обеспечения обмена местной валюты на иностранную. Это тоже было в интересах американских бизнесменов в Никарагуа, которые активно выводили из страны полученные там прибыли.

Под новый кредит заложили остававшиеся 49 % акций Национального банка, 49 % акций железных дорог, а также часть таможенных поступлений. 51 % акций железных дорог (которые с 1912 года были зарегистрированы в штате Мэн) был продан американским кредиторам за миллион долларов. Те, в свою очередь, обещали вложить еще 500 тысяч в модернизацию дорог. Американские банкиры «согласились» приобрести 51 % акций Национального банка за 153 тысячи долларов[197 - Stimson H. American Policy in Nicaragua. The Lasting Legacy. Princeton, 1991. P. 158.].

Одновременно они отказались от концессии на строительство железной дороги между атлантическим и тихоокеанским побережьями Никарагуа. Американскому бизнесу в Москитии такая дорога была не нужна. Товарные потоки шли на Новый Орлеан и Бостон, а по железной дороге возможное в будущем прогрессивное правительство Никарагуа могло бы быстро перебрасывать войска для борьбы с очередным переворотом. У самих американских компаний на атлантическом побережье были построены десятки миль собственных железных дорог.

В Национальном банке и железных дорогах, которые теперь окончательно перешли под контроль американцев, управление осуществляли по девять директоров. Американские кредиторы назначали шестерых из них, правительство Никарагуа – двух, госдепартамент США – одного.

Железные дороги Никарагуа на тихоокеанском побережье начали сооружаться в 1878 году, и к 1903-му благодаря активной политике Селайи было построено 127 миль между портом Коринто и Гранадой. С 1905-го по 1909 год железные дороги были сданы в аренду синдикату частных предпринимателей, но потом Селайя вернул их под контроль государства. Когда американцы в 1913 году установили контроль над железными дорогами, они вдвое увеличили плату за проезд пассажиров и провоз грузов[198 - Леонов H. С. Очерки новой и новейшей истории стран Центральной Америки. М., 1975. С. 163.]. Одновременно никарагуанское правительство освободило владельцев дорог на 20 лет от всех налогов и пошлин при импорте товаров для железнодорожных нужд. За это правительству разрешили перевозить собственные грузы за половинный тариф, а некоторые чиновники могли ездить на поезде бесплатно.

В результате очередной американской финансовой комбинации 1913 года долговая нагрузка Никарагуа только выросла. Страна лишилась стратегически важной собственности (железных дорог) и национального центрального банка. Поступления с никарагуанских таможен распределялись американским генеральным инспектором, прежде всего в пользу иностранных кредиторов. При этом живых денег режим Диаса опять практически не получил, и положение никарагуанских государственных финансов стало еще более отчаянным. В январе 1914 года Диас попытался получить от банкиров еще один кредит хотя бы на 250 тысяч долларов, но ему ответили отказом.

В 1914 году Никарагуа столкнулись с тяжелой засухой и набегами саранчи, которые практически уничтожили в некоторых местах урожай кофе. Это грозило крахом всей внешней торговли и прекращением притока иностранной валюты и таможенных пошлин. Диас хотел выпустить очередную порцию бумажных денег, но контролируемый американцами Национальный банк не стал этого делать.

Диас униженно просил американцев быстрее выделить ему три миллиона долларов по договору о канале, но США были готовы сделать это только после ратификации договора. Тогда Диас побудил никарагуанский конгресс выдать ему полномочия по дефолту правительства, как по внутреннему, так и по внешнему долгу. Но если указ о внутреннем дефолте Диас подписал сразу, то указ о дефолте внешнем отложил, используя его как средство для того, чтобы все же заставить кредиторов пойти на переговоры о реструктуризации внешнего долга страны.

Начавшаяся в августе 1914 года Первая мировая война едва не привела к полному краху никарагуанской экономики. Европейские импортеры отказались предоставить никарагуанским производителям кофе обычные коммерческие кредиты (фактическую предоплату), и экспорт кофе замер. Никарагуанские производители стали требовать кредитов от правительства, но Диас никарагуанскими финансами уже не распоряжался.

Только в сентябре – октябре 1914 года на переговорах с иностранными кредиторами удалось добиться права временно вернуть правительству поступления от таможенных пошлин (до этого они шли кредиторам, так как выступали залогом по облигациям всех выпусков). Правительству разрешили также выпустить еще миллион кордоб (так называлась теперь никарагуанская валюта, приравненная к доллару) для выделения целевых кредитов производителям кофе. 500 тысяч кордоб было выделено на выплату заработной платы государственным служащим, но только при условии введения новых налогов.

В обмен на эти уступки американские банкиры выторговали себе право не вкладывать обещанных 500 тысяч долларов в модернизацию никарагуанских железных дорог[199 - Stimson H. American Policy in Nicaragua. The Lasting Legacy. Princeton, 1991. P. 160.].

Неудивительно, что финансовая ситуация Никарагуа только ухудшалась, поскольку обещанных американцами денег по договору Брайана – Чаморро в 1916 году так и не поступило. Страна опять оказалась на грани банкротства, и 1 января 1917 года американский генеральный инспектор никарагуанских таможен приостановил выделение средств правительству.

Сложной оставалась и политическая обстановка в Никарагуа. В июле 1914 года два американца вместе с рабочими-неграми попытались захватить Блуфилдс и отделить Москитию от Никарагуа. Но на сей раз государственный департамент публично осудил мятеж и он был быстро подавлен.

Либералы, полагавшие, что мировая война отвлечет внимание США от Никарагуа, опять подняли голову. Они выставили своим кандидатом на президентских выборах 1916 года стойкого соратника Селайи Хулиана Ириаса, который был смертельным врагом как Диаса (который по конституции не имел права баллотироваться на второй срок), так и лидера консерваторов Чаморро. Либералы требовали отмены договора о канале и пересмотра грабительских финансовых соглашений с американскими кредиторами.

Однако 17 сентября 1916 года американский посланник в Манагуа Джефферсон пригласил к себе Ириаса и в присутствии адмирала Капертона (командующего американским флотом у берегов Никарагуа) доходчиво объяснил ему, что США не потерпят на посту президента человека, выступающего против договора Брайана – Чаморро. К тому же новый президент, с точки зрения американцев, должен был по-прежнему санкционировать пребывание отряда морской пехоты США в Манагуа, что было для Ириаса заведомо неприемлемо. И в довершение от Ириаса потребовали веских доказательств, что после свержения Селайи он не участвовал в попытках дестабилизации никарагуанского правительства[200 - Гонионскш С. А. Сандино, М. 1965. С. 18–19.]. Ириас понял, что его возможная победа на выборах приведет к немедленной американской военной интервенции, и снял свою кандидатуру – чего, собственно, и добивались американцы.

Диас усиленно продвигал на пост президента представителей консервативного семейного клана Куадра, соперника клана Чаморро. Сначала Диас избрал в качестве своего преемника Педро Рафаэля Куадру, финансового агента Никарагуа в США, а затем – Карлоса Куадру Пасоса, члена никарагуанско-американской смешанной комиссии по удовлетворению претензий на возмещение ущерба. И тот и другой были еще в большей степени американскими марионетками, чем сам Диас. Однако глава другого мощного консервативного клана Эмилиано Чаморро (посланник в Вашингтоне) заявил, что сам хочет стать президентом, так как в 1912 году «уступил» Диасу место только в обмен на аналогичный жест в 1916 году. Чаморро вернулся в Никарагуа и добился выдвижения своей кандидатуры от консервативной партии.

За две недели до выборов свой выбор в пользу Чаморро сделали американцы, и Пасос снял кандидатуру. Либералы пытались договориться о тактическом союзе против Чаморро с кланом Куадра, но не успели этого сделать. Поэтому на президентских «выборах» у Чаморро соперников не было, и 1 января 1917 года он вступил в должность президента (получив во время голосования 51,8 тысячи голосов)[201 - Stimson H. American Policy in Nicaragua. The Lasting Legacy. Princeton, 1991. P. 165.].

Хотя Чаморро опирался на поддержку армии, американцы крепко держали на его шее долларовую петлю и в день его инаугурации приостановили, как уже упоминалось, перевод на счета правительства таможенных платежей. Не спешили они и выплачивать деньги по договору о канале. На момент вступления Чаморро в должность правительство было должно собственным служащим 500 тысяч долларов в виде задержанной заработной платы.

В самих США между тем возник спор между госдепартаментом и американскими кредиторами (никарагуанцев даже не пригласили), куда конкретно направить три миллиона долларов по договору Брайана – Чаморро[202 - Stimson H. American Policy in Nicaragua. The Lasting Legacy. Princeton, 1991. P. 165.]. Банкиры – владельцы облигаций настаивали на том, что сначала должен был погашен облигационный долг. Того же требовали и европейские (в основном британские) кредиторы, имевшие еще облигации Селайи выпуска 1909 года. Американское правительство считало, что всех иностранных кредиторов следует обслужить на равных условиях, а банкирам стоит помолчать, поскольку только у них имеется залог в виде поступлений от никарагуанских таможен. Такая позиция госдепартамента объяснялась тем, что США уже приняли решение вступить в войну против Германии на стороне Антанты и не хотели без нужды ссориться со своим основным союзником – Великобританией.

Тогда американские банкиры попытались договориться с Чаморро напрямую, но госдепартамент предупредил, что оставляет за собой право направить три миллиона туда, куда посчитает нужным. Чаморро пришлось согласиться на проведение в Вашингтоне специальной конференции правительства Никарагуа, американских кредиторов и госдепартамента.

Осенью 1917 года были подписаны соглашения о распределении трех миллионов долларов. Из них 2,025 миллиона получили британцы из синдиката Этельбарга. Затем был погашен американский кредит никарагуанскому центральному банку в размере 100 тысяч долларов.

В результате Чаморро из этих трех миллионов получил только 500 тысяч на погашение накопленного долга по зарплате госслужащих и 334 тысячи на погашение текущих долгов. К тому же никарагуанскому правительству пришлось согласиться на так называемый «финансовый план», который разработали американские эксперты. По этому «плану» американские советники, которых, несмотря на сопротивление Чаморро, назначили американские же кредиторы, фактически составляли никарагуанский бюджет.

Никарагуа, таким образом, лишилась последних признаков суверенного государства. Не помогло даже решение Чаморро объявить 9 мая 1917 года войну Германии и Австро-Венгрии (США вступили в войну в апреле 1917-го) для того, чтобы понравиться американскому общественному мнению. Посланник Мексики в Гватемале абсолютно верно характеризовал Чаморро в донесении в Мехико от 31 октября 1918 года как «жалкого чиновника американского госдепартамента»[203 - Леонов H. С. Очерки новой и новейшей истории стран Центральной Америки. М., 1975. С. 163.].

В декабре 1919 года Чаморро намекнул американцам, что хотел бы остаться президентом еще на один срок. В США поняли, что такое грубое нарушение основного закона Никарагуа наверняка приведет к народному восстанию, и скомандовали президенту «отбой». Чаморро послушно снял свою кандидатуру, но решил оставить президентское кресло в семье. Он заставил консервативную партию выдвинуть кандидатом своего дядю Диего Чаморро – посланника в Вашингтоне. На практике получалось, что только посланник в США может стать следующим никарагуанским президентом. Американский посланник в Манагуа признавал, что кандидатура Диего Чаморро не пользуется продержкой ни среди консерваторов, ни среди населения в целом[204 - Stimson H. American Policy in Nicaragua. The Lasting Legacy. Princeton, 1991. P. 172.]. В знак протеста против неприкрытого кумовства подал в отставку даже министр иностранных дел Уртечо, который выдвинул свою кандидатуру как независимый кандидат.

Государственный департамент США «в ответ на многочисленные просьбы представителей различных политических партий Никарагуа» лицемерно заявил, что у Америки нет собственных предпочтений и она уважает выбор никарагуанского народа.

Проблема была в том, что, согласно никарагуанскому избирательному законодательству, никакого реального выбора у избирателей не было. Голосовать имели право только те, кого правительственные чиновники заносили в списки избирателей. Сторонникам либералов в этом просто отказывали, и они тем самым лишались права голоса.

Сами либералы на сей раз выдвинули абсолютно приемлемого для американцев человека – богатого кофейного плантатора и человека очень умеренных взглядов Хосе Эстебана Гонсалеса. Официально Гонсалес шел на выборы от так называемой Коалиционной партии, в которой объединились как либералы, так и не довольные засильем клана Чаморро консерваторы. По оценкам американского посланника в Манагуа, при свободных выборах победу наверняка одержал бы Гонсалес.

Оппозиция требовала разрешить голосовать всем избирателям вне зависимости от их наличия в списках. Под давлением госдепартамента (который опасался восстания в случае откровенно нелегитимных выборов) Чаморро согласился на это, но одновременно заявил, что бюллетени незарегистрированных избирателей все равно учитываться не будут (!). Правительство в нарушение закона привело на избирательные участки переодетых в гражданское военнослужащих (по закону не имевших права голоса) и активно не пускало на эти же участки сторонников либералов, многие из которых вообще были арестованы за день до голосования.

За выборами наблюдал специальный представитель госдепартамента Джесси Миллер.

Диего Чаморро набрал в результате «выборов» 62 тысячи голосов, Гонсалес – 32 тысячи, Уртечо – 762 голоса. Миллер сообщил в госдепартамент, что у консерваторов и либералов примерно одинаковое количество сторонников. Это, казалось бы, ясно говорило о массовых фальсификациях народного волеизъявления[205 - Stimson H. American Policy in Nicaragua. The Lasting Legacy. Princeton, 1991. P. 174.]. Однако общая оценка Миллера была более чем странной – при таком «несовершенном» избирательном законодательстве выборы в целом, дескать, верно отражают настроения населения Никарагуа.

Правда, само население Никарагуа так не считало. Американцам пришлось для сохранения внутриполитической стабильности в стране направить в январе 1922 года своего эксперта Доддса для выработки нового никарагуанского избирательного закона.

Никарагуа тем временем стала фактически вотчиной семейного клана Чаморро. Люди с этой фамилией занимали посты министра внутренних дел, советника по финансовым вопросам, спикера конгресса, начальника столичной крепости, управляющего таможнями, начальника крупнейшего порта Коринто, консулов Никарагуа в Новом Орлеане, Сан-Франциско и Лондоне[206 - Гонионский C. A. Сандино. M., 1965. С. 19.].

Обстановка в Никарагуа продолжала накаляться. Во второй половине 1921 года революционеры-либералы провели несколько вооруженных рейдов против правительственной армии в районе никарагуанско-гондурасской границы. Правительство подавило повстанцев, но никарагуанский бюджет в результате этого опять оказался на грани банкротства.

В мае 1922 года столичная крепость Лома была захвачена уже консерваторами, недовольными доминированием клана Чаморро в политической жизни страны. Это восстание, по сути, подавил американский посланник, заявивший оппозиционерам, что любая стрельба в Манагуа приведет к немедленной военной интервенции США[207 - Stimson H. American Policy in Nicaragua. The Lasting Legacy. Princeton, 1991. P. 175.]. На встрече в американской дипмиссии революционеры согласились сложить оружие в обмен на амнистию.

Спустя некоторое время либералы атаковали города Леон и Чинандега. Правительству пришлось объявить в стране осадное положение. Таким образом, Никарагуа оказалась на грани гражданской войны. Американцев это никак не устраивало, и они решили предотвратить возможную революцию с помощью дипломатии.

С этой целью США созвали в декабре 1922 года в Вашигтоне конференцию стран Центральной Америки. По итогам встречи был подписан договор «о мире и дружбе». Но целью создания этого документа было совсем другое. В нем говорилось, что все страны-участники отныне не будут признавать правительства, пришедшие к власти в «результате государственного переворота или революции, направленной против существующего правительства»[208 - Гонионскш C. A. Сандино. M., 1965. С. 20.]. Напомним, что в 1909 году США активно поддержали мятеж против законного президента Никарагуа Селайи. Тепрь же все центральноамериканские страны обязались не оказывать помощи революционерам в других странах региона.

Конференция в Вашингтоне приняла и еще одно решение, оказавшееся для Никарагуа (впрочем, не только для нее) роковым. Всем странам региона было рекомендовано создать армию нового типа – «национальную гвардию», причем под руководством американских инструкторов. Эта армия нового типа якобы должна была быть далекой от политики и тем самым положить конец череде бесконечных военных переворотов в латиноамериканских республиках.

12 октября 1923 года неожиданно умер президент Диего Чаморро, и его пост занял вице-президент Бартоломе Мартинес. Для американцев этот человек был «темной лошадкой». Ему не очень доверяли, причем главным образом потому, что Мартинес не был коррупционером и его трудно было подкупить. О нем говорили, что он покинул президентское кресло более бедным, чем был до вступления на пост главы государства.

Благодаря высоким ценам на кофе после окончания Первой мировой войны Мартинес смог с помощью возросших таможенных поступлений расплатиться с частью внешнего долга и вернуть Никарагуа Национальный банк и железные дороги. Американцам такая самостоятельность не понравилась, и когда Мартинес объявил о намерении выдвинуть свою кандидатуру на президентских выборах 1924 года, они сочли, что это нарушает конституцию Никарагуа (хотя Мартинес на пост президента до этого не избирался и имел полное право участвовать в выборах).

14 ноября 1923 года США фактически предъявили Никарагуа ультиматум: они заявили, что признают легитимность президентских выборов 1924 года только при выполнении двух условий[209 - Stimson H. American Policy in Nicaragua. The Lasting Legacy. Princeton, 1991. P. 179.]. Первое из этих условий было вынужденной данью моде: американцы требовали изменить избирательное законодательство и сделать его более демократичным. Только в этом случае США готовы были отозвать в январе 1925 года (после инаугурации нового президента) отряд морской пехоты из Манагуа. В Вашингтоне понимали, что если избирательное недемократическое законодательство останется в неприкосновенности, то за выборами 1924 года наверняка последует вооруженное восстание. Оно было явно не на руку новой республиканской администрации в Белом доме, которая пришла к власти в 1920 году под лозунгами изоляционизма во внешней политике (республиканцы были даже против членства Америки в Лиге Наций).

Второе условие было гораздо более важным и фактически сводило на нет первое. Американцы обусловили вывод своих войск из Манагуа созданием никарагуанской национальной гвардии под руководством американских офицеров (со ссылкой на решения последней центральноамериканской конференции). Гвардия должна была заменить одновременно прежнюю армию и полицию. США боялись, что если либералы победят на выборах (что было более чем вероятно), то армия демократизируется и станет возможной преградой на пути очередной американской интервенции.

При невыполнении этих условий американцы фактически отказывались признать легитимность будущего президента Никарагуа.

Между тем ставший для страны уже одиозной фигурой Эмилиано Чаморро пытался сохранить президентский пост в семье и подумывал опять выдвинуть свою кандидатуру. Но даже американцы понимали, что очередного Чаморро народ не примет.

Тогда консерваторы попытались заключить соглашение с либералами и выдвинуть единого кандидата (то есть сделать выборы безальтернативными). Идея провалилась, и послушная Чаморро консервативная партия опять выдвинула его в президенты. Страна неумолимо скатывалась к гражданской войне.

Либеральная партия, в свою очередь, раскололась на две фракции. Либеральные националисты выдвинули кандидатом Хуана Баутисту Сакасу, врача и уроженца либеральной твердыни – Леона. Сакаса учился в США с 1889-го по 1901 год, имел диплом врача Колумбийского университета (позднее он был одним из руководителей университета Леона) и хорошо говорил по-английски, а значит, являлся для американцев приемлемой персоной на посту президента. Правда, в свое время он поддерживал Селайю, но американцы были готовы простить ему ошибки молодости в обмен на послушание.

Вторая фракция, уступавшая первой влиянием, – либеральные республиканцы – бросила в предвыборную гонку Луиса Кореа.