Ад находится у океана

Кулак опять заявил о себе.

– Жарко… – сорвалось с губ Бондарева. – Как же, чёрт возьми, жарко…

Рита пригляделась. Между пальцами левой руки повара – той, что держала нож, – торчали чьи-то длинные волосы, потяжелевшие от крови. Казалось, последняя попытка перехватить рукоятку ножа закончилась тем, что в хват угодил чей-то локон.

Шею Риты уже вовсю пекло от боли. Последний раз она так стояла, задрав голову и приоткрыв рот, лет этак тринадцать назад. Тогда почти всему персоналу перинатального отделения почудилось, будто бы в зале с верещащими младенцами исчез потолок. Просто растворился, мутировал в стекло, демонстрировавшее нечто. Словно приоткрылось окно в темный мир циклопических строений и шпилей – вымерший и голодный.

Рита плохо помнила, что именно видела в те мгновения. Разум сам отсеял эти опасные зернышки, что впоследствии могли выложить дорогу из зеленого кирпича, ведущую прямиком к сумасшествию.

– Матвей… – только и сумела вымолвить она, когда Бондарев приблизился.

– Жарко, тетушка, – повторил он дребезжащим голосом. Его покрасневшие глаза словно пытались уследить за некоей метавшейся точкой. – И Марии было жарко, тетушка. Скоро будет жарко всем. И только океан… один лишь океан… не горит…

Переложив нож в другую руку, он выхватил у охнувшей Риты тазик со свежевыстиранным бельем. Прижал его к бедру и зашагал вниз.

Ш-шарк…

Д-дум!

Ш-шарк…

Д-дум!

На этот раз он постукивал рукой с ножом. Выпавший моток бечевки так и остался лежать на придверном резиновом коврике.

Рита, насколько хватало скорости, развернулась и бросилась в квартиру. Рывком захлопнула дверь. Дрожащими пальцами вогнала запорный крючок дверной цепочки в заводное отверстие.

Но перед тем как позвонить в полицию, она просеменила на кухню и выглянула в окно. Свихнувшийся повар, положив нож в тазик, развешивал ее бельё. Забрасывал его прямо на сушильные стойки. Получались влажные и разноцветные привидения, хлопавшие на ветру. И почти каждое из них было отмечено кровью.

Губы Риты растянулись в чудаковатой старушечьей улыбке.

Она всё-таки не забыла постирать прихватки.

2

Илья полагал, что вызов будет самым обычным.

Без двадцати одиннадцать в дежурную часть поступило сообщение о мужчине с окровавленным тесаком, бродившем по подъезду пятого дома по улице Орджоникидзе. Нарушитель общественного порядка был поваром, и Илья подумал, что дело сводится к банальной забывчивости: кулинар что-то стряпал, увлекся и в неподобающем виде выскочил в подъезд, перепугав жильцов.

Но сейчас, глядя на сушильные стойки, Илья не думал ни о банальности, ни о чём-либо еще. Обширный двор, объединявший две допотопные пятиэтажки, заливало солнце, и в его лучах испачканное кровью белье напоминало насесты, дожидавшиеся чудовищных аистов.

Илья взглянул на небо. Ничего. Только жара неторопливо раскатывалась над городом.

– Какая квартира, Маргарита? – терпеливо спросил Семён Абалухов, обращаясь к старухе, вызвавшей наряд полиции. – Вы ведь понимаете, что должны сообщить этаж и номер квартиры вашего повара? Понимаете, да?

– Да? – растерянно уточнила Рита.

– Да, господи боже. Да.

Они стояли у подъезда, прячась в тени козырька, и Абалухов изо всех сил пытался быть вежливым. Впрочем, с той же предупредительной вежливостью майор держал руку на кобуре пистолета.

– Мою жену тоже зовут Маргарита, – сказал Абалухов, – но для меня она, знаете, просто Ритусик. Вас ведь тоже кто-то называет так, верно?

Старуха оживилась. Ее помутневшие голубые глаза неотрывно следили за кошмарным танцем белья на ветру.

– Для друзей я всегда была Ритусиком. Иногда во сне меня так называют. Кажется, эти голоса идут из города. Ну, из такого страшного. Эта дура Ейльман посчитала, что всё было по-настоящему. Ну, когда возникли те жуткие башни, сожравшие потолок. Она и уволилась после того случая. Я и сама…

– Этаж, Маргарита. Назовите нам хотя бы этаж.

Илья посмотрел на землю. Редкие капли крови, едва заметные на траве и асфальте, представляли собой наглядную карту перемещения подозреваемого: он вышел из подъезда, напетлял среди сушильных стоек, потом вернулся.

– Сёма, время уходит. – Илья наконец оторвался от следов и посмотрел на майора. – А если этот кретин прямо сейчас продолжает кухарничать? Я прямо-таки вижу, как Каменев открывает рот и откусывает нам головы. Но сперва, разумеется, тебе – как старшему.

На щеках Абалухова возникли белые пятна.

– Ладно, пошли. Спасибо, Маргарита, вы нам очень помогли.

В подъезде их уже поджидали старшина Тимур Давыдов, едва ли не самый высокий и волосатый в третьем отделе, и взволнованный парень в униформе сотрудника МЧС.

– С годами эти орешки всё крепче, да? – заметил Давыдов, находя смущение майора крайне забавным.

– Не знаю, – огрызнулся Абалухов. Он вздохнул и первым углубился в полумрак подъезда. – Знаю лишь, что мне не платят, чтобы я эти самые орехи колол.

Давыдов хмыкнул, а Илья улыбнулся. Не успели они сделать и несколько шагов, как подала голос старуха.

– Передайте этому сукину сыну, что он испортил мои лучшие прихватки! – выкрикнула она, злобно щурясь.

Илья и остальные посмотрели на нее, но ничего не ответили.

3

Подъезд напоминал бетонную парилку, и в этой самой парилке кто-то пролил кровь.

Илья, поднимавшийся сразу за Абалуховым, расстегнул кобуру и вынул пистолет. Ощутил себя как в плохой комедии – тем идиотом, который ни разу не стрелял в человека, хотя не первый год тянет полицейскую лямку. Не то чтобы стрельба по людям была непременным атрибутом службы, но порой мир не оставлял шансов. И тогда в разговор вступали «громовые палки» и другие «громовые штуки», назначенные государством, чтобы люди уважали друг друга и в первую очередь закон.

Вскоре их группка замерла на площадке четвертого этажа. Сбитый коврик из искусственного войлока недвусмысленно указывал, что кровавый след начинался именно здесь и сюда же возвращался, сузившись до цепочки редких капель, обходивших основное кровавое празднество по дуге. Возвышавшаяся над ковриком дверь представляла собой черно-серое стальное полотно, утопленное в коробе. Цифры «72» тускло блестели.

Парень из МЧС напустил на себя важный вид и подсел к двери. Бегло осмотрел ее.

– Так-так-так, два замка?. Один – сувальдный, врезной, хороший. Второй – накладной, дерьмовый. Говно, в общем. – Он вопросительно посмотрел на Тимура Давыдова. – Мне дверь сразу выкорчевывать? Или вы там что-то сперва сделаете или скажете, ну, как всамделишные полицейские из криминальной хроники?

Старшина с улыбкой переадресовал взгляд Семёну Абалухову, и тот со вздохом занес указательный палец над кнопкой звонка. Задумался. Потом встал правее двери и посмотрел на парня.

– Как зовут?

– Даня. – Парень забросил в рот зубочистку. – Лучше – Даниил. Как на серьезной работе. Мы же на работе, так?

– Готовь инструменты, Даня. И выплюнь эту дрянь, пока не подавился.