Двадцать килограммов

В какой-то момент борьба с этой мерзостью захватила Тиму. Он словно чистил душу огромного мёртвого слона. Сравнение не претендовало на медаль по здравомыслию, и Тима сообразил, что близость к злу пьянит его. Но не как хорошая выпивка, а как палёное пойло, за которое поутру расплатишься параличом и слепотой.

Наконец работа была закончена, и мужчины с удовлетворением отметили, что из турбины больше ничего не сочится, а её внутренности, просматриваемые через ревизионный люк, относительно чисты. Ведра были полны. Один взгляд на их содержимое предлагал распрощаться с ужином.

Майский подхватил ведра, с задумчивостью на лице покачал их в руках:

– А здесь действительно около двадцати килограммов.

– Прекрати, пока меня не вырвало, – со стоном попросил Тима.

Пока он запирал ревизионный люк, Майский закрыл ведра герметичными крышками и вынес их в коридор. Тима поспешил за напарником и, сняв перчатки, перевёл дверь ангара в режим охраны. Потом с облегчением выдохнул и взял своё ведро.

Они вышли на парковку со стороны центрального административного здания и стянули респираторы. Ночной апрельский воздух пах свежестью и каким-то цветущим кустарником. Тима ощутил порыв отыскать эти неведомые цветы и затолкать их себе в нос. Вонь разлагающегося мяса, хоть и не чувствовалась сквозь закрытые вёдра, по-прежнему терзала разум фантомными щупальцами.

Майский отпер багажник своего лёгкого внедорожника «сталкер», и они погрузили ведра, для надёжности закрепив их багажными жгутами. Когда с этим было покончено, Тима занял пассажирское сиденье.

– Как такое вообще может быть? Разве Бога не существует? – вдруг спросил Майский через открытую дверь машины.

– Думаю, ещё как существует. – Тима наблюдал, как напарник садится за руль и поворачивает ключ в замке? зажигания. Их несильно затрясло, когда движок заработал. – Если сплав металлов может плеваться останками девятилетней давности – возможно всё. Даже существование высшего безразличия.

Майский с мрачным видом кивнул, и они выехали с территории завода через южные автоматические ворота. Через них принимали и отправляли крупногабаритные грузы, такие как турбины. А поскольку это происходило раз в пару месяцев, будка охранника пустовала, а сами ворота были заперты, находясь под наблюдением двух уличных видеокамер, тоже отключённых по такому случаю.

Тиме и Майскому предстояло «мероприятие», как его обозначил Майский, которое могло занять всю ночь. Они направлялись в Лихославль, чтобы там, на городском кладбище, отыскать могилу некоего Вешнякова – первой жертвы турбины, с которой всё началось.

Они собирались воссоединить мёртвое и тем самым успокоить его.

6 Служители лопат

Тима с унынием смотрел на поваленную надгробную стелу из красного гранита. В отблесках скудного света, шедшего от двух фонариков, она напоминала лакированный мясной пласт. Стела утверждала, что покоившийся здесь Данила Вешняков не дотянул до двадцати семи лет каких-то пару месяцев.

«Скудная арифметика смерти в действии, – подумал Тима. – Этому парню не следовало совать голову куда попало. Тогда бы и нам не пришлось рыться в этом земляном дерьме посреди ночи».

Они с Майским выехали из Кимр около полуночи, а в Лихославль прибыли где-то в половине второго. Им сказочно повезло, что инженер, угодивший девять лет назад в турбину «боинга», оказался уроженцем городка той же Тверской области. Если, конечно, сказочное везение включало в себя происходящее сумасшествие.

Майский встретил идею вернуть мертвецу недостающие двадцать килограммов с долей скепсиса. Но сомнения и страх смерти – разные полюса жизни, и Майский отдался поискам могилы с нездоровым энтузиазмом. Для этого поднял кое-какие связи в «Домодедово». Как-никак авиационные корни сближали, а без ремонта, как известно, летали только птицы.

Поэтому следующим пунктом их ночной программы значился визит в Лихославль.

Пока добирались туда, Тима думал о том, как впопыхах замазывал дыру в кухонной стене, оставленную ножом; как разругался с Дарьей перед уходом, когда выяснилось, что он затолкал в морозильную камеру отнюдь не продукты. Но больше он размышлял о дочери, о своём каштановом ангеле.

Если кто и должен выйти невредимым из этой истории, так это она.

Как подозревал Тима, Майский тоже думал о дочерях. Это читалось на его сосредоточенном лице. С таким же выражением, целеустремлённости и ужаса, он лез в темноте по кирпичному столбику, которыми были разбавлены секции стального забора кладбища. С теми же эмоциями плутал среди могил, закрывая линзу фонарика ладонью, и рыл яму, когда приходила его очередь.

Звёзды к тому времени окончательно затянуло плоскими облаками.

– Погоди… тут что-то… – Майский вынырнул из темноты за фонариком и снова наклонился. – Я… я не понимаю…

– Что там? – Тима схватил свой фонарик и присел у края ямы.

Луч света выхватил нечто странное, отчего у Тимы тяжело забухало сердце. На глубине немногим меньше двух метров земля напоминала чёрную кашицу, от которой смердело солью и гноем. Как будто лопнул крупный земляной нарыв.

Майский поднял испуганные глаза на Тиму:

– Нам же не обязательно выкапывать гроб?

– Мы должны, приятель. Прости.

– В таком случае твоя очередь. Пожалуйста.

Подав руку, Тима помог Майскому выбраться и сам спрыгнул в яму. Под ногами чавкнуло, словно он ступил в болото. Тима поглубже вонзил ковш лопаты во влажную землю, и знакомая вонь усилилась. Какая-то его часть, самая визгливая и напуганная, уже догадалась, в чём дело, но разум упрямо отказывался в это верить. Потому что это означало…

– Это ни черта не значит, – прохрипел Тима, противясь собственным мыслям.

Через полторы минуты лопата обо что-то ударилась, и, к ужасу Тимы, это «что-то» сдвинулось. Сидевший на краю ямы Майский схватился за рот. До него тоже начало доходить. Чересчур уж легко надгробная плита с цветником, в котором обосновались сорняки, и стела покинули свои места, когда они начали.

– Гроб вскрывали, – наконец сказал он.

– Это ни черта не значит, – повторил Тима. – Ни черта, ясно? Это…

– Просто сдвинь кусок крышки. Он сломан.

Передав лопату Майскому, Тима принялся сбрасывать землю с крышки гроба. Её фрагмент, закрывавший изголовье мертвеца и его торс, и правда неплотно прилегал к нижней части.

Неожиданно он подумал, что сейчас лицом к лицу столкнётся с покойником, что вот уже почти десять лет гниёт в земле. Сильно ли он разложился? Ввалились щёки, сдулся нос и всё такое? Следом нагрянула другая мысль. А если к недостающим двадцати килограммам относится голова? И почти сразу Тима успокоился, вспомнив, что бедолагу, угодившего в работающую авиационную турбину, могли похоронить только в пакетах.

Он вцепился в край крышки, и её сломанная часть, державшаяся всего на одной петле, без сопротивления открылась.

Гроб переполняла стоячая и густая субстанция, походившая как две капли воды на ту, что они привезли в вёдрах. Будто подали трупно-нефтяной суп – холодный и вонючий. Кое-где из отвратительной пасты проглядывали пластиковые островки, говорившие о том, что бедолагу действительно расфасовали по пакетам.

Майский вдруг расхохотался, хотя смех больше походил на рёв безумца. По щекам потекли слёзы.

– Кто-то уже наведывался сюда и сделал так, чтобы никто об этом не догадался! – проорал он, захлёбываясь смехом, понемногу переходившим в рыдания. – Это не остановить, мы не первые! Ты врубаешься, Тимофей? Мы не первые!

В ушах Тимы заслышался звон, какой обычно возникает, когда разум хлопает дверью, отказываясь принять очевидное.

– Заткнись! Это ни черта не значит, понял? – выкрикнул он. Ощутил, что стены могилы сходятся, мешая дышать. Ночь стала чернее, чем была.

Пока Майский то ли рыдал, то ли смеялся, закрывая лицо руками, Тима выбрался из ямы и схватил первое ведро. Открыл его и вылил гнусное содержимое прямо в полуоткрытый гроб. Жидкость противно забулькала. Когда ведро опустело, швырнул его вниз вместе с крышкой. То же самое проделал со вторым. И почти всё перелилось через край, уходя в липкую землю.

Чуть подавшись вперёд, Тима подцепил ковшом лопаты сломанную крышку и закрыл гроб. Напоследок что-то всхлипнуло. Какое-то время Майский, блестя глазами в свете брошенного фонарика, наблюдал за действиями Тимы, а потом взялся за вторую лопату.

В конце концов они вляпались в это вместе.

7 Угрозы

Пение птиц всё нарастало и через несколько секунд превратилось в острые клювики, царапавшие барабанные перепонки. Глухо застонав, Тима приоткрыл правый глаз. Смартфон вибрировал и полз к краю прикроватной тумбочки, будто маленький электронный самоубийца. Тима перехватил его и выключил будильник. Половина первого пополудни. Пора вставать.

Отметив приятный вакуум в голове, Тима пришёл к выводу, что спал спокойно, без сновидений. Ночная смена охранника длилась с восьми вечера до восьми утра, и так всю неделю. Этого хватало, чтобы утомлённый разум плавал в пустоте первую половину дня. И выхолощенный сон наконец-то вернулся.