Двадцать килограммов

– Я отправил своих в Титовку до конца недели, если ты об этом. Пусть отсидятся и залижут раны. Но не беспокойся, дружище, я знаю, как успокоить эту дрянь. О да, знаю. – Майский нервно хихикнул.

Повисла пауза, какая обычно возникает в беседе между перевозбуждённым человеком и молчуном, глубоко погруженным в собственные мысли. Разговор приблизился к черте, за которой обсуждение могло продолжаться только с глазу на глаз.

– Как себя ощущал этот калека? – неожиданно спросил Тима.

– Как ощущал? Этот идиот был на седьмом небе от счастья.

– Правда? Почему?

– Потому что его жена и сын – живы.

Разговор закончился, и Тима какое-то время смотрел прямо перед собой. Из головы не шла простая истина, которую эволюция вытатуировала на генах большинства мужчин.

Нужно сделать всё, чтобы семья выжила.

И Тима с ужасом осознал, что ему достались именно такие гены.

8 Противостояние

Голос Дарьи прерывался от волнения. Это ощущалось даже через динамик смартфона, и Тима отдал бы всё, чтобы устройство, которое он держал у правого уха, обратилось в бесполезный кусок дерева.

– Я боюсь, Тима. Боюсь, что всё это по-настоящему, – повторила она вот уже в третий раз.

– Всё будет хорошо, обещаю. – Ложь странным образом пересушила рот, и Тима облизнул губы. – Мы с Германом как раз работаем над этим, я же говорил.

Услышав своё имя, Майский оторвался от возни с креплениями тента и помахал рукой. Рядом с грузовиком «MAN», выполнявшим роль магистрального тягача, и полуприцепом, на котором лежала треклятая турбина, укрытая синим тентом и прикованная к поддону стяжными ремнями, он выглядел маленьким и ничтожным. Отчасти напоминал техника, отправлявшего автопоезд на смертельный заезд.

– Тогда разжуй «всё будет хорошо» для дочери, Тимофей. – И голос Дарьи отдалился, сменившись молодым и чуть встревоженным.

– Привет, пап.

Тима покачал головой: эта женщина умела давить на яйца, словно на педаль газа в пробке.

– Привет, детка. Ты почему не спишь? Уже почти час ночи.

– Постельное бельё плохо пахнет. А ещё я боюсь найти под подушкой дохлую мышь.

– В остальном-то номер хороший?

Дарья и Арина сейчас находились в одной из гостиниц, располагавшихся за чертой Кимр, и Тима не знал, в какой именно. Сам попросил держать это в тайне. Боялся, что сорвётся и поедет к ним, не закончив начатое. А эта ошибка могла перечеркнуть их жизни.

Арина помолчала, проигнорировав вопрос о номере, а потом произнесла:

– Мама кое-что рассказала про нашу кухню. Это как-то связано с твоими странными расспросами, да, пап?

– Да, милая, боюсь, что так.

Хлопнула водительская дверь грузовика, и из опущенного окна показалась голова Майского. Он постучал указательным пальцем правой руки по часам левой. Тима кивнул, показывая, что сейчас присоединится к нему.

– Убей это, пап. А если не сможешь, дай ему то, чего оно хочет. Это худший вариант сюжета для персонажа, но иногда и он срабатывает.

– Я твой герой, да?

– И всегда им будешь.

В глазах защипало, и Тима закончил разговор, прошептав на прощание что-то глупое и нежное. Движок грузовика взревел, демонстрируя нетерпение. Тима подбежал к ангарным воротам и, руководствуясь подсказками памяти, нашёл в полумраке пульт управления. Работающих ламп, как и в прошлые разы, едва ли набиралось на треть от общего количества.

Полотно гофрированных ворот неторопливо поползло вправо, и Тима поспешил в грузовик. Забрался на пассажирское сиденье. Многочисленные огоньки приборной панели наполняли кабину рассеянным колдовским светом.

– Ты ведь понимаешь, что нас за это уволят? – спросил Майский со скучающим видом, когда машина тронулась.

– Какое прекрасное будущее, – пробормотал Тима, совершенно искренне в это веря.

Они обменялись настороженными взглядами и расхохотались. Грузовик тем временем выехал из ангара, и Майский вырулил к южным заводским воротам. Если кто-то из ночной смены и обеспокоится выездом заводского тягача, пройдёт немало времени, прежде чем вскроется истинная природа событий.

Они направлялись на юго-запад. В десяти километрах от Кимр находилась ближайшая заводь Волги. Отличное место, чтобы искупаться, оседлать гидроцикл или утопить авиационную турбину «боинга». Глубина заводи в шесть метров позволяла организовать любой водный досуг, даже такой безумный, как этот.

Идея утопить турбину принадлежала Майскому, и Тима без колебаний одобрил её. Лучшего варианта всё равно не намечалось. Вряд ли кто-то из них сумел бы за короткий срок раздобыть взрывчатку или промышленный пресс, не привлекая к себе лишнего внимания. Расстреливать же турбину из оружия было глупо и опасно.

Как только миновала полночь, они вошли в пятый ангар, злые и решительные. Тварь, оседлавшая авиационный двигатель, будто бы успокоилась. Посторонних запахов не слышалось, а вентилятор турбины оставался недвижим, лишь освещение выкинуло знакомый фокус. И Тима невольно задался вопросом: а не действуют ли они с Майским по сценарию, написанному когтистой лапой?

Как бы то ни было, они пригнали в ангар магистральный тягач с полуприцепом. Используя кран-балку, сняли турбину с тестового стенда и подготовили для перевозки. Благо с этими действиями сложностей не возникло: и Тима, и Майский не единожды наблюдали, как проводились все эти процедуры.

Хоть тьма, хлопавшая сейчас позади кабины тентом, и затаилась, Тима всё равно ощущал себя неуютно. Одолевавший его страх напоминал слизня, спрятавшегося под бревном. И казалось, этот жиревший моллюск вот-вот вылезет из своего укрытия и визгливо запищит.

Вдобавок, когда они занимались погрузкой, Тима кое-что заметил на обтекателе турбины: остаток надписи. Первая часть была давно разглажена потоками воздуха, но вторая до сих пор читалась ясно и чётко: «…и голод тысячи».

…и голод тысячи.

Тот, кто оставил это послание, или предупреждение, или проклятие, явно знал, о чём пишет. Тима не сказал о находке Майскому. Решил, что хоть у кого-то из них уровень ужаса должен быть ниже, чем у другого.

Через пятнадцать минут они миновали Ушаковку, деревеньку, забитую современными коттеджами, и Майский свернул с шоссе влево. Грузовик тяжело вошёл в поворот, громыхнув полуприцепом. Турбина с рычанием застонала. По крайней мере, так померещилось Тиме. Майский ничего не заметил, увлечённо направляя машину по просёлочной дороге в сторону видневшейся чёрной глади.

– Как мы это сделаем? – спросил Майский, когда они выехали на пляж.

Тима выглянул из кабины. Заводь и видневшаяся за ней Волга напоминали непроницаемое стекло, на котором колыхалась одинокая светлая капля – близнец ущербной луны в небе. Её светящегося ореола хватало, чтобы берег не терялся в темноте. Справа наблюдалась тень причала, с которого наверняка ныряли. К воде вёл пологий спуск из песка. Сами песчинки походили на скорченных насекомых. Ночь меняла всё.

Оценив обстановку, Тима сказал:

– Разворачиваемся и сдаём задом. А потом толкаем эту штуку в воду так долго, как сможем.

Майский кивнул:

– Принято.

Разворачивать автопоезд, чья длина немногим не доставала до пятнадцати метров, было проблематично. Песок тоже создавал определённые трудности с манёврами. Спасали только полный привод и пневматическая подвеска. Спустя семь минут Майскому удалось развернуть грузовик так, чтобы полуприцеп смотрел в воду.

И монстр проснулся.