Адам и Ева

Адам и Ева
Николай Петрович Клецов

Три увлекательных рассказа в жанре фантастика, историческое фэнтези, мистика и реальность, которые читаются на одном дыхании. Но какие-то события происходили и в самом деле, и это уже решать тебе, читатель. Приятного чтения!

АДАМ И ЕВА

Дождь недавно закончился и повсюду – на листьях и на траве – в лучах солнца бриллиантами сверкали радужные капли. Лес стоял тихий и умиротворённый… Тёмно-зелёный мох источал непередаваемый запах, прогибаясь под тяжестью ботинка, и сразу восстанавливал свою форму, уничтожая случайные следы.

Впервые по Земле ступала нога Человека…

Он сразу снял шлем, как только анализаторы выдали химический состав атмосферы. Дар остановился и глубоко вздохнул. Удивительно, но этот чистый и ароматный воздух после дождя напомнил воздух на Торе. Он выбрал сухое место под гигантским деревом, где можно было присесть, и ещё раз внимательно оглядевшись по сторонам (как было положено по инструкции), расположился для отдыха. Чувство опасности, которое он должен был испытывать, исчезло почти сразу, как только он покинул разведывательный скутер и ступил на эту незнакомую планету, и мало того, в голове вдруг мелькнула несанкционированная мысль: "Вот бы остаться здесь жить", которая поразила и испугала его.

На его родине – планете Тора, по другую сторону Галактики, давно минули те времена, когда людьми управляли бесконтрольные мысли и эмоции. Говорили, что их предки даже дрались и воевали, что сейчас было просто немыслимо и невозможно, так как все были одной Семьей, но прикасаться к кому-либо – означало проникновение в личное пространство и наказывалось изоляцией. Вся жизнь была просто и чётко расписана в Инструкциях Совета. Даже размножение полностью контролировалось и происходило без участия партнёров. Мужчины, по достижении половой зрелости, проходили жесточайший медицинский отбор и лучшие сдавали сперму в Общий Генетический Фонд, а все остальные подвергались обязательной стерилизации. Дар был одним из тех немногих, кто избежал этой неприятной, но такой необходимой процедуры. Женщины также стерилизовались почти поголовно, но прежде, их тщательно отбирали по всем параметрам для возможности продолжения Рода, и затем избранным предлагалось (по желанию) зачатие и вынашивание детей, так как выкармливанием, воспитанием и обучением занимались высококвалифицированные учителя в специнкубаторах. Это исключало все родственные связи и связанные с этим проблемы.

На Торе не существовало ни богатых, ни бедных, не было даже самого этого понятия, так как все были обеспечены абсолютно всем необходимым. Из лексикона людей давно исчезли такие слова как ревность, голод, пытки, убийства, смерть. Медицина достигла таких вершин, что никто не умирал от старости или болезней, а мог только уйти по желанию, или в результате несчастного случая. Слова "блаженство" и "счастье" давно исчезли, уступив словам "удовольствие" и "удовлетворение". "Чудесный", "восхитительный" и "великолепный" были заменены на слово "правильный", а слово Любовь постепенно было вытеснено словами "привязанность" или "патриотизм", смотря по ситуации.

Дар пребывал в растерянности… Какие-то незнакомые ощущения и эмоции начали разрывать его упорядоченное сознание. Он с удивлением обнаружил, что из его глаз начали падать прозрачные, солёные капли, которые он видел давным-давно, в детстве, и которые считались в Инкубаторе ненужными выделениями. Дар лёг на спину, так как идти дальше уже не хотелось, и сквозь ветви деревьев он стал бездумно смотреть на голубое небо и медленно плывущие белые облака, оставшиеся после убегающего дождя. Какие-то смутные, неясные воспоминания стали затапливать его отлаженную интеллектуальную схему, вызывая хаос в прежде стройной картине мира. Он вдруг с ужасом подумал, что уже скоро нужно будет возвращаться назад, так как по Графику-заданию это была его последняя в списке планета.

По верхушкам деревьев прошелестел ветер и стали подавать голоса птицы. Где-то хрустнула ветка и рядом, из норки высунулась пёстрая лесная мышь с чёрными и блестящими как бусинки глазами. Лес зажил своей обычной жизнью, которая затихла на время короткого летнего дождя.

Дар встал и решительно пошёл обратно к своему скутеру. Уже скоро, на обратном пути он должен был встретиться с Та, которая тоже была из редкой категории нестерилизованных, и которая тоже завершала разведывательный полёт по новой необитаемой планете, и уже вместе они должны были вернуться на Базу.

Но он уже знал, что сделает дальше....а там будь, что будет!

…Искусственный интеллект Базы выждал необходимое по инструкции время, и не дождавшись разведчиков, и действуя строго по инструкции, включил Дезинтегратор Поля и растворился в пространстве и времени.....

ЧЕРНЫЙ И РОЗОВЫЙ

Красное солнце медленно садится за холмы. Замок японского сюзерена чётко виден на фоне вечернего неба. Я стою на пыльной дороге, ведущей в город, с глупой улыбкой на лице. Сегодня моя роль – дурачок-калека, я пускаю слюни и ковыряюсь в носу.

Этой ночью из замка должны вывозить все ценности под большой охраной, но не это моя цель. Я знаю, что потом, когда колонна пройдёт, под видом нищих, два брата близнеца ниньдзя должны будут доставить в императорский дворец шкатулку с бриллиантами. Эти братья-убийцы служили не за деньги. С самого детства их готовили к этой миссии. Бриллианты были дороже их жизней, они были таинственны и недоступны. И братья верили, что это их единственное предназначение.

Сегодня я должен забрать "Чёрный и Розовый".

До сегодняшнего утра я даже не знал об их существовании. Под утро я проснулся будто от толчка. Голова была чистая и ясная, на часах было 20 минут четвёртого. Я сел на кровати. И вдруг, как вспышка, видение, чёткая картина – чёрный и розовый бриллианты, каждый величиной с голубиное яйцо, мерцают в открытой, оббитой серым бархатом шкатулке. Её держали чьи-то белые нежные руки, но ни лица, ни фигуры не было видно. И одновременно я осознал, что если я сегодня не завладею этой шкатулкой, жить дальше не имеет смысла. Это ощущение подавило все попытки как-то разумно всё объяснить и понять. Неведомая сила подняла меня на ноги и вот, спустя четырнадцать часов пути, я почти у цели. Я никогда не был в этих местах, и никогда не занимался восточными единоборствами, но сейчас ощущал необыкновенную силу и ловкость во всём теле. Я понял, что могу с лёгкостью и безжалостно расправиться с любым, кто встанет на моём пути….

Но вот и колонна… Я, хромая и изображая испуг, быстро заковылял в сторону, так как знал, что всех подозрительных будут убивать без предупреждения. Роль пока удаётся, колонна проехала. Спустя полчаса должны появиться они. Но что-то не так. Они задерживаются. Мне же нельзя ждать, моё время ограничено. И вот босые ноги уже тихо ступают по каменным плитам у незаметного, тайного бокового входа в замок. Впереди послышался тихий шорох. Кто-то двигается в мою сторону. Два быстрых прыжка – и я сливаюсь с каменной глыбой, лежащей у входа. Она ещё не остыла от дневного тепла, в щелях и трещинах зеленеет молодой мох.

Они вышли из-за угла, молча осмотрелись. Ничего не предвещало беды и они двинулись в в мою сторону. Бедные братья, они даже ничего не успели понять. Первый от страшного удара упал с переломанным позвоночником, у второго из разорванного горла забила, запульсировала ярко-красная кровь, заливая одежду и стекая на пыльные каменные плиты. Трагедия разыгралась мгновенно.

Шкатулка лежала между ними, завёрнутая в тряпьё. Развернув её, я с удивлением обнаружил, что поверхность не имеет никаких видимых соединений. Но вот, пальцы ощутили какое-то углубление. Я нажал, и обнаружилась крышка, которая поехала в сторону и с тихим звоном откинулась.

"Чёрный" и "Розовый"…

Они ослепили меня и весь мир исчез в их сверкающей глубинной игре. Мой мозг начал будто вскипать, не выдерживая этого безумного великолепия. Я начал задыхаться от нечеловеческого счастья и вот уже с хрипом хватаю последний воздух…

….Ночь… За окном шелестит предутренний дождь. Сердце бешено колотится. Какой странный и страшный сон, как хорошо, что всё это только сон, подумал я….

Утром, подойдя к умывальнику, я увидел на руке запёкшуюся кровь....

РУБЕЖ

Утро

Софрон был дозорным, и сегодня была его очередь заступать на пост.

Прошедшая ночь была очень бурной.… Ещё с вечера начались игрища в честь праздника Ивана Купалы, и было так весело прыгать через костёр, водить хороводы с девками, купаться голышом, а потом гоняться за ними по берёзовой роще, которая раскинулась возле реки, что он и не заметил, как наступило утро.

Он снял помятую и слегка испачканную о траву праздничную белую рубаху и, опрокинув на себя ушат холодной воды, почувствовал, как вязкий сон, цепляющийся за веки, стал отступать. Накинув свежую рубаху из грубого, серого полотна, он на цыпочках, чтобы не разбудить мать и многочисленных сестёр и братьев, попытался тихо выйти, но предательски скрипнула половица, и из-за полога забубнил родной ворчливый голос:

– Всю ночь хороводил, забыл, что утром на службу?

– Мамо, ну праздник же… – и чтобы не продолжать разговор, Софрон выскочил в сени, где в сумерках задел грабли и они упали, окончательно разбудив всех, кто ещё не успел проснуться....

Его конь пасся неподалеку, на лугу возле речки, и он, сняв с крюка уздечку и взяв войлочный потник, который заменял седло, быстрым шагом пошёл вниз по тропинке. Конь, увидев хозяина, перестал пастись и попытался неловкими прыжками сбежать, отсрочив таким образом тяжёлую конскую долю, но жизнь (в лице Софрона) уже седлала его, и вот, сняв путы и одним прыжком вскочив в седло, Софрон ударил пятками в бока и с весёлым гиканьем и свистом, помчался в сторону степи.

Он жадно вдыхал утренний воздух, настоянный на ароматах трав, и радость жизни переполняла всё его существо. От полноты ощущений Софрон закричал во всю глотку, и его крик прокатился по всем окрестностям: "Эге-ге-е-е-е-е-й!!!".

…Но вот и сторожевая башня. Она возвышалась на большом холме и с верха башни в хорошую погоду просматривалось вся округа вёрст на десять. Конь привычно перешёл на шаг и ржаньем поприветствовал кобылу сменщика, которая уже была оседлана и стояла у коновязи.

Навстречу, со скрипом отворив тяжёлую дубовую дверь, уже выходил сменщик – бородатый и с волосами, стриженными под горшок – Радуй. Обнявшись, он удивлённо посмотрел на пустые руки Софрона, которому предстояло сутки провести на посту, и узнав, что тот второпях забыл узелок со снедью, который ещё с вечера заботливо приготовила мать, отдал ему свой, для приличия немного поворчав. Он всегда брал еды с запасом на три дня, что служило поводом для шуток товарищей, и в ответ всегда говорил: "Жизнь научила". Он прожил долгую жизнь и в этот раз оказался прав.

– Что, тихо? – спросил Софрон.

– Тихо, слава Перуну – ответил Радуй.

Эта застава была крайним рубежом курского князя Святополка, да и пожалуй, всей земли русичей, и была звеном в целой цепи крепостей, стоявших на границе русских земель. Маленькие и большие отряды печенегов, калмыков, кипчаков и ещё бог знает каких племён, то и дело совершали набеги на русские городки и деревни, и было необходимо упредить их, чтобы организовать достойную встречу незваным гостям.

– Как праздник, голова не болит? – сверкнул белозубой улыбкой Радуй.

– Нет, – смущённо улыбнулся Софрон, вспомнив чудной красоты девку из соседнего поселенья.

– Ну, давай, не спи, смотри и слушай, Перун тебе в помощь – уже серьёзнее сказал Радуй и, отвязав кобылку, махнул, прощаясь, рукой.

Топот кобылы Радуя стих и наступила тишина, которую нарушал только стрёкот кузнечиков, да иногда поскрипывала от порывов ветра старая деревянная крыша. Софрон стреножил коня и зашёл в башню. Внизу бревенчатой башни была небольшая комнатушка, где стоял лишь небольшой стол и полати для отдыха, здесь же начиналась скрипучая деревянная лестница на верхнюю дозорную площадку, где кроме чурки, заменяющей стул, и деревянного корыта, обмазанного глиной и предназначенного для сигнального костра, ничего не было. Здесь же, в углу, лежала охапка сырой травы, которую ежедневно приходилось обновлять. Дрова же, уложенные в корыте на сухом мхе и бересте, были готовы загореться от малейшей искры. Внизу, под полом башни находилась также слуховая яма, состоявшая из пустых горшков, уложенных в определённом прядке и засыпанных землёй. Таким образом была создана акустическая система, позволявшая, если приложить ухо к земле, слышать даже топот крота, бегающего по своим ходам, а уж топот копыт вражьей конницы был слышен за много вёрст. Зимой пост был не нужен, так как дальше дорог не было, и степь с её оврагами и балками, занесёнными снегом, считалась непроходимой, и это было время относительного спокойствия.

День

Время приближалось к полудню, когда Софрон решил набрать свежей воды из родника. Он взял горшок и плошку и начал спускаться к подножию холма, где среди кустарника и камней, покрытых тёмно-зелёным мхом бил холодный ключ. На южном склоне уже поспела земляника. Нарвав по пути горсть душистых ягод, он отправил их в рот. Нежный вкус сразу вернул его в то время, когда они всей большой семьей ходили по ягоды, а потом мать доставала узелок с едой, и они, с трудом сдерживая смех, обедали под суровыми взглядами отца.

Софрон встал на колени, набрал полные ладони воды и с наслаждением умылся, сгоняя подступающую дрёму. Затем, наполнив ледяной водой кувшин из красной глины, не торопясь напился, и отряхнув колени, встал. Голова слегка закружилась, но тут же прошла, и он, не спеша, пошёл в башню….

Солнце было уже высоко, и летний зной, казалось, парализовал всё живое, цикады и те утихли, и лишь высоко-высоко в небе кружили стервятники, поджидая очередную жертву.

Софрон, зайдя в башню, припал ухом к прохладному глиняному полу. Было только слышно, как где-то скребётся землеройка или мышь, и топ-топ – гулкие шаги пасущегося коня. Невыносимо хотелось спать. Утренняя бодрость уже ушла, и бороться с обволакивающим, вязким сном становилось всё труднее. Выйдя на верхнюю площадку и окинув взором пустынную степь, он решил спуститься и немного полежать, совсем чуть-чуть, так как впереди ещё была бессонная ночь, наиболее опасное время суток, и надо было быть начеку. Спустившись вниз и кинув на полати немного свежей травы под голову, он прилёг. Некоторое время лежал в полудрёме, прислушиваясь, а затем незаметно провалился в глубокий сон….

Вечер

Уже который день на их пути не встречалось ни одного поселенья. Они были передовым отрядом разведки войска половцев и потому пленных не брали. Семь дней назад они сожгли небольшую деревушку. Подойдя ночью тихо, как воры, к селению, они просто зашли в открытые дома и вырезали всех, кто там находился, а даже если кто-то и пытался убежать в ближайший лес, его быстро догнала тяжёлая стрела половецкого лука. Здесь они впервые за долгое время наелись досыта свежего мяса и крепко проспали несколько часов. Они почти всю жизнь провели в седле, и были такие же жилистые, крепкие и выносливые, как и их лошади. Они даже пахли одинаково. В походе они сходили на землю только для отправления естественных надобностей и для короткого сна, в остальное время это было единое целое с конём.