Принц и опер. Роман фантастических приключений

Конечно же, я удивился, но не так уж, чтобы очень…

Только у меня возникло подозрение с намёком на мою душевную неполноценность…

Адаптируюсь, наверное…

Так, на что ещё можно обратить внимание? Ага! Два роскошных кресла. Стоят рядышком, между миниатюрным столиком и входной дверью. На одном из кресел Мадлен складывала свою одежду. На втором в «небрежной позе» возлежал сине-зелёно-малиновый халат. Моего размера. Мягкий, ворсистый, пахнущий клубникой. Накидываю халат на плечи. В правом кармане обнаруживаю массивный браслет с часами. Странный браслет. А часы вообще… без циферблата. Это может быть вовсе и не часы. На браслете белого металла, выполненного из замысловатых сегментов, прикреплён элипсообразный кусок стали, не имеющий ни кнопок, ни головок для управления прибором… Если это прибор…

Я просунул левую руку в свободно растянутый браслет, и тот бесшумно сомкнулся у меня на запястье. Ха! А я хотел принять ванную, или постоять под душем… И как его теперь снять?

– Сим-сим! Отстегнись! Я сейчас в душ полезу. Не желательно, что бы ты намок, дружочек.

Браслет ослабил хватку и соскользнул с запястья на ладонь с растопыренными пальцами…

Честное слово, мне захотелось в туалет. По маленькой. Я опустил волшебный прибор на столик, рядом с визиткой Мадлен Гамильтон, запахнул источающий клубничные благовония халат, и, озираясь, на цыпочках, проследовал к выходу из будуара…

7

…И очутился в просторной гостиной комнате…

Я так назвал помещение размером с небольшой спортивный зал потому, что справ в углу, на фоне шикарного посудного шкафа переполненного сервизами, увидел невероятно шикарный обеденный стол с дюжиной стульев вокруг него…

Они мне показались странными. В метре от пола, висела массивная шайба из тёмно-коричневого стекла, немного вытянутая под эллипс, с отверстием в центре. Из отверстия выглядывало средних размеров дерево, похожее на лиственницу. А по периметру шайбы парили стулья из викторианского гарнитура, без ножек. Я, Фома не верующий, подошёл и подёргал стол и стулья. Всё держалось на своих местах прочно. Стулья можно передвигать, воспользовавшись кнопками в подлокотниках. Лиственницу можно понюхать. Она пахнет натуральной лиственницей.

Остальное пространство комнаты свободно для прохода, для танцев, если у вас гости и музыка нежно ласкает нервы; и для воздуха, если ты один на один с тишиной и благими мыслями о предстоящей встрече с Мадлен…

Стены в притягивающих взоры картинах с пейзажами. Огромные окна с видами на ту же холмистую долину, украшенную не-то столетними дубами, не-то разлапистыми гигантами-баобабами. В левом углу пара кресел возле неприметного журнального столика с пепельницей и вазой «отягощённой» шикарным букетом полевых цветов – васильков и ромашек. Цветы источают тонкий приятный аромат…

Нет, извините, то не васильки и не ромашки… Даже не похожи. Чёрт знает что! Но уж очень красивы и пахучи!

Комнату, в которой я мог побриться и принять душ, обнаружил не сразу. Вначале прошёл через гостиную в одну из дверей и, миновав небольшой коридорчик, попал в кухню. Там меня встретила Роза…

Точнее, я вошёл, а она там уже была. Девушка лет восемнадцати, белокурая, стройная, пышногрудая. Одетая в цветастое платьице, облегающее изумительную фигуру. Сзади на талии топорщился бантик от передника. Точёные ножки в белоснежных туфельках. Белокурая копна кудрей едва прикрывает прелестную шейку. Она стояла возле кухонного стола и что-то там готовила. Рядом на плите шкварчела яичница с беконом. Или… Ну, что-то там, несомненно, шкварчело и источало ароматы…

У меня сразу ёкнуло внутри. Какого чёрта я спутался с доктором Гамильтон, когда у меня дома в кухне прозябает такая красавица. Прямо-таки графиня Ростова Натали… или Наталья… Роза-мимоза… Нет, просто донна Роза.

Руки ловеласа, видимо по воле инстинкта, ещё не подчинявшегося моим командам, выскользнули из карманов халата, плавно легли на овальные бёдра девушки и заскользили по талии к верхним полушариям. Девушка вздрогнула, повернулась ко мне изумительно симпатичным личиком и произнесла монолог из трёх десятков не понятных для меня слов. Кроме имён Майкл и Мадлен я ни чего в озвученном монологе не разобрал. Смысл сказанного, видимо по-английски, можно было понять по-разному.

Во-первых, кухарка, работающая в моём доме, в резких тонах обещала лишить меня причинного места, если я не прекращу хулиганить. И об этом пожалеет благочестивая Мадлен. При этом Роза профессионально фехтовала перед моим носом огромным, сверкающим в лучах утреннего солнца, кухонным ножом!

Во-вторых, юная принцесса Великой Британии, готовящаяся в ближайшее время стать Монархиней, грозилась линчевать разбушевавшегося подданного на площади перед башней Биг Бен, сегодня в полдень, под бой курантов. Что тоже огорчит доктора Гамильтон. При этом белокурая бестия размахивала, опять-таки перед моим носом, обрубком не до конца разделанной рыбы…

Я не уверен в точности перевода монолога Розы, но Кухарка и Принцесса в одном лице обещали пожаловаться на меня Мадлен, чего я, видимо, должен не допустить, немедленно изменив тактику поведения…

Моментально переварив оба варианта, я оттолкнулся от кухарки и принцессы одновременно, и спрятал похотливые «грабли» в карманы. Мне даже стало стыдно. Вполне возможно, что я покраснел. Донна Роза могла это заметить. Такого раньше я себе не позволял. Ну, разве что с… ткачихами из общежития, но не с принцессами же, то бишь – с дочками бандитов… или хотя бы с рыже-конопатой и легко доступной для меня наследницей богатства бывшего директора, а ныне владельца ткацкой фабрики. Там не только причинного места могли лишить, но и буйную головушку в расход пустили бы.

Фу, напасть! Как бы не пропасть! Что это со мной?

Ведь надо же вначале определиться, где я и кто я такой. А уж потом лапать то, «что дозволено Юпитеру и не дозволено Быку»… Или наоборот…

Мишкой меня никто никогда не называл. Это я точно помню. А типа с похотливыми руками могли, конечно, звать и Майклом, и Мишелем, и Мусой… Нет, пожалуй, Мусой и Мойшей не могли… Следов обрезания, как я уже отмечал при доскональном анализе причинного места, я не выявил.

– Прошу меня простить, госпожа Роза!

Роза, если это Роза, а не Жасмин и не Лилия, опешила, услышав бормотание по-русски.

– Ну, пардон, сори, ентшульдиген зи бите! Ты меня понимаешь?

– Я вас понимаю. Что вы хотите? – Роза говорила быстро, не подбирая слов, но с акцентом, как у Мадлен.

– Да в ванную мне нужно пройти… Умыться, побриться, зубы почистить. И ещё в туалетную комнату не мешало бы.

– Вернётесь в гостиную, повернёте налево, войдёте во вторую дверь, по коридору – туалет налево, санитарный блок направо. Там вас ожидает Серафим.

– А кто такой Серафим?

– Ваш любимый бион. Он поможет вам привести себя в порядок.

– Ага, спасибо! Так вы меня простили за…

Роза-мимоза пожала плечиками и отвернулась к столу. Шлёпнула рыбьим хвостом по разделочной доске и клацнула увесистым ножом, отрубая аппетитную дольку.

– Можете не волноваться, господин Майкл. Госпожа Мадлен об этом не узнает.

– А если узнает, то, что будет?

– Со мной – ничего. А с вами… – Роза ещё раз клацнула ножом и, оглянувшись, выстрелила по моей наглой физиономии залпом синих брызг из прекрасных очей с хитроватым прищуром опытного палача профессионала.

– Понял, – сказал я и бесшумно удалился в сторону гостиной.

8

В туалетной комнате пробыл минут десять. Посидел на тяжёлой крышке унитаза, сияющего полированным металлом жёлтого цвета…

Просто так посидел, безрезультатно напрягая извилины мозга – анализировал происходящее со мной. Ничего путного, вызывающего хоть какие-нибудь эмоции, не возникло. Лишь заныло что-то внутри, и мышцы напряглись, как перед стартом на короткую дистанцию. Или перед прыжком со скалы, Бог ведает, с какой высоты, в бездонную пропасть, к чертям в гости… Выяснялось лишь одно, прыгать придётся без парашюта.

Поковырялся в воспоминаниях, лохматые обрывки коих откуда-то непроизвольно выплывали, демонстрируя полузабытые картинки-пазлы, звуки, запахи, и потом уже не уходили в небытие, а нехотя расплывались по опустевшему «мавзолею памяти», цепляясь, словно репейник, за узнаваемые и не узнаваемые пейзажи и лица. По поводу девчонок из общаги ткацкой фабрики – истинная правда. Навещал с друзьями это заведение. С весноватою дочкой директора связывало нечто общее. Но об этом память умалчивала. Ещё она активно отторгала мои попытки реставрировать образ русской «мадонны». Этот образ навевал что-то неприятное, и даже враждебное. Ну, коли, позарился на это добро, стало быть, сам того стою… Впрочем, русская мадонна могла быть не рыжей и не весноватой… Например, белокурой…

Да ну их всех!..

С образованием – не ясно. Что-то, когда-то закончил, имею диплом, но иностранными языками не владею. Может быть, со словарём что-нибудь прочту. Направление явно не техническое. Ни о биномах Ньютона, ни о сопромате выглаженные утюгом извилины не намекают. На то, чем занимался в прошлой жизни, и чем занимаюсь в этой – представление смутное. В новой, совершенно чужой для меня шкуре, если не спортсмен, так альфонс. То, что юноша – отпетый бабник, автопилотом вылезает изо всех щелей. Ну, ещё бы! Быть таким красавцем и прозябать без активного потребления порхающих вокруг тебя и источающих природное суперпритягательное наслаждение бабочек – непристойнее грехопадения…

Облегчившись, покрутил головой по сторонам и обратил внимание на великолепный дизайн и на оборудование туалета. Зеркальные стены, биде из натурального камня, унитазы из жёлтого металла. Конечно же, офигел… Это «офигение» постепенно увеличивалось по мере моего продвижения по дому. Возможно принадлежащему спортивного телосложения придурковатому альфонсу. То есть – мне.

Нет, начинать ненавидеть самого себя ещё рано. Нужно же осмотреться. Кстати, приставал к Мадлен, а потом и к донне Розе, не совсем я…

Да-да-да, не я!!!

Я бы такого себе не позволил, ядрёна вошь!