Иоанн Цимисхий

Иоанн Цимисхий
Николай Алексеевич Полевой

«Величественна, таинственна, прекрасна сторона Востока. Она всюду прекрасна: в Индии, под исполинскими пальмами Ганга и Баррампутера, в зыбучих песках Аравии, в розовых садах Персии, снеговых горах Кавказа; и на торжище племен и народов, в той части Азии, где на каждом шагу видите вы отломок гробницы прошедшего, где каждый утес и пригорок отрывок из страницы давно минувшего! Сюда стекались они, народы Востока, каждый с хоругвию своей веры, с знамением своего назначения на челе…»

Николай Алексеевич Полевой

Иоанн Цимисхий[1 - Впервые – частично: Книги IV и V (до слов «Государь! церковь, воздвигнутая тобою близ Влахернских чертогов…») под заглавием «Византийская легенда (отрывок из „Цареградской были X века“)» – Сын Отечества. 1838. Т. 3. Отд. I. С. 27—84; Книга I под заглавием «Царьград и двор греческих императоров в X веке (Византийская легенда)». – Там же. 1839. Т. 12. Отд. I, С. 11—52; полностью – Отдельное издание: В 2-х ч. М., 1841. Предисловие автора. С. 5—8. Цензурное разрешение – 22 января 1841 г. Публикуется по этому изданию. Предисловие опущено.][2 - Иоанн I (925—976) по прозванию Цимисхий («туфелька» – он был маленького роста: cmusk – по армянски «туфля») – видный военачальник, в 963—968 гг. – доместик схол Востока (верховный главнокомандующий всеми войсками Византии в Малой Азии – восточной части империи), в 969—976 гг. – император.]

Быль X века

Часть первая

Nika! Nika (будь победитель)! – восклицали они, потрясая окровавленными мечами…[3 - Прокопий Кессарийский (ок. 500 – после 565) – истории и политический деятель Византии, родился в г. Кессария (отсюда прозвание – Кессарийский), расположенном в Палестине на берегу Средиземного моря; написал «Историю войн Юстиниана» (545—550. О Юстиниане см. комм. к с. 29), «Тайную историю» (550) и др. Полевой приводит в эпиграфе строки из «Истории войн Юстиниана», которая тогда была известна и как «История моего времени» в как просто «История».]

    Прокопий. «История моего времени»

Книга I

…И созва Царь Константин[4 - Царь Константин – Константин I, прозванный Великим, полное имя – Гай Флавий Валерий Константин (ок. 272—337), римский император (306—337). Константинополь (Царьград) был основан Константином в 326 г., с 330 г. столица Римской империи; после разделения империи в 395 г. на Восточную и Западную, – столица Восточной Римской империи (Византии).] книжники и мудрецы, сказа им виденное знамение об орле и змии. Они же порассудив, сказавша Царю: «Сие место Царьград, Седмихолмие наречется, и прославится, и возвеличится по всей вселенной паче иных градов. Но понеже станет между двух морь, биено будет волнами морскими, и поколебимо будет. А орел есть знамение благочестия, а змий знамение зловерия, и понеже змий одоле орла, являет бо ся яко зловерие одолеет благочестие…» Царь же Константин смутился о сем зело.

    Древняя повесть о создании Царьград.

Величественна, таинственна, прекрасна сторона Востока. Она всюду прекрасна: в Индни, под исполинскими пальмами Ганга и Баррампутера[5 - Баррампутер – р. Брахмапутра.], в зыбучих песках Аравии, в розовых садах Персии, снеговых, горах Кавказа; и на торжище племен и народов, в той части Азии, где на каждом шагу видите вы отломок гробницы прошедшего, где каждый утес и пригорок отрывок из страницы давно минувшего! Сюда стекались они, народы Востока, каждый с хоругвию своей веры, с знамением своего назначения на челе. Здесь прошел в Европу пелазг[6 - Здесь прошел в Европу пелазг… – Имеется в виду мифическое племя пеласгов, считавшееся древнейшим на территории Греции, появившееся там при переселении народов еще в доисторическое время.], с мифами индийскими; египтянин на берега Нила, с тайною пирамид Мемфиса; маг останавливался здесь, с огненным владыкою своим[7 - …маг останавливался здесь, с огненным владыкою своим… – Имеются в виду маги – жрецы бога Солнца у мидян, племени, относившегося к индоевропейской народности; мидийцы (мидяне) к 9 в. до н. э. завоевали ряд областей Иранского плоскогорья, а в 6 в. до н. э. овладели северной и северо-восточной частью Малой Азии, почти вплотную подойдя к Босфору; дальнейшее их продвижение было остановлено лидийцами, жившими в западной часта полуострова, которые в 585 г. до н. э. нанесли поражение индийцам.], и после всех явился аравитянин с алкораном. Здесь, среди дебрей Палестины, отозвался голос истинной веры[8 - Голос истинной веры – христианство.], низошло предвечное Слово на землю, туда, где невредим хранится гроб, единственный, который в день Страшного суда не отдаст никакого праха человеческого на голос трубы архангела[9 - …день Страшного суда… голос трубы архангела… – Имеется в виду Откровение св. Иоанна Богослова («Апокалипсис»), последняя книга Нового Завета, содержащая в себе пророчество о конца света и неизбежном наказании людей, в соответствии с грехами каждого.]. Кирпич Вавилона[10 - Кирпич Вавилона… – Вавилон, столица рабовладельческого государства Вавилонии (19-6 вв. до н. э.); находился недалеко от нынешнего Багдада; разрушен в 539 г. до н. э. персидским царем Киром II (ум. 529).], черта писания персеполийского[11 - …черта писания персеполийского… – Имеются в виду глиняные таблички с эламским линейным и клинописным письмом (III—I тысячелетия до н. э.), обнаруженные при раскопках древнеиранского г. Персеполя (основан в 6 в. до н. э., находился в 50 км на северо-восток от нынешнего г. Шираз), разрушенного и сожженного в 330 г. до н. э.. Александром Македонским.], черепок сосуда на берегах Скамандра[12 - …черепок сосуда на берегах Скамандра… – Скамандр – древнее название реки Мендерес, протекающей на северо-западе Малой Азии и впадающей в Дарданеллы. В ее низовьях находилась легендарная Троя (III—I тысячелетия до н. э.).], камень в длинах Багдада, Пальмиры[13 - Пальмира (букв. – Пальмовый город) – древний город, находился на территории Сирии (недалеко от нынешнего г. Тадмор); в I—III вв. – крупный торговый центр, был известен своими ремеслами и архитектурой; разрушен арабами в VII в.], Иерусалима – все говорит о судьбе народов, о переходах времен, в которых сливаются лета, и остается один символ веков – время, по слову Апокалипсиса: «протекло время, и полвремени, и еще полвремени…»

Неужели было время, когда эта Азия и эта Европа не были разделены, и житель Иды[14 - Ида – гористая местность на северо-западном побережье Малой Азии.] переходил к Гемусу[15 - Гемус, Гем – фракийское и древнегреческое название Старой Шанины (Балканских гор).], не думая, что переходит рубеж части света? Неужели лесом, степью и долиною застилались некогда эти волны эгейские, средиземные и эвксинские[16 - …волны… эвксинские – Эвксин, Понт Эвксинский – Черное море.]? Неужели грозные вулканы Италии говорят нам о причинах страшного переворота[17 - …страшный переворот… – Имеется в виду одна из катастроф, которая повлекла за собою гибель легендарной страны-острова – Атлантиды. Споры о характере этой катастрофы и месте, где находилась эта страна, продолжаются до сих пор. Миф об Атлантиде и ее гибели дошел до нас в диалогах «Тимей» и «Критий» древнегреческого философа Платона (427—347 до н. э.).], когда разорвалась здесь земля; огонь и вода в кипении борьбы отодвинули на юг Африку и зажгли над нею пламенные лучи солнца, на восток – Азию и велели ей быть колыбелью человечества, на север – Европу и сохранили ее, как страницу, на которой человек должен вписать свою последнюю историю? И моря скатились тогда с севера и, оставя следы свои в Каспии к Эвксине, как змий извивистый, прокатились Босфором, раздвинулись кипящими волнами между Африкою, Азиею, Европою, протекли между Геркулесовых Столпов[18 - Геркулесовы Столпы – Гибралтарский пролив.], закрыли Атлантиду и влились в вечное зеркало солнца, Океан. И все утихло. Только Этна и Везувий загорелись тусклым светильником над рукописью Природы, которой мы разобрать не умеем. Человек пришел к Босфору и, смотря с берегов Востока на возвышенные берега Фракии[19 - Фракия – историческая область, название земли фракийцев, занимавших восточную часть Балканского полуострова, Омываемую Черным, Мраморным и Эгейским морями; на юго-западе граничила с древней Македонией.], назвал их Европою.

Долго дики были эти берега, пока миф переплывал мимо них на среброрунном воле[20 - …миф переплывал мимо них на среброрунном воле… – Имеется в виду миф о похищении верховным греческим богом Зевсом красавицы Европы, дочери финикийского царя. Превратившись в быка, Зевс лег у ног игравшей на берегу моря Европы; царевна, увлеченная игрою, села на спину быка, который уплыл с нею на остров Крит.] и в корабле аргонавтов[21 - …и в корабле аргонавтов… – Имеется в виду миф о походе греков на корабле, носившем имя «Арго» (отсюда – аргонавты) в Колхиду (Черноморское побережье Кавказа) за золотым руном волшебного барана.], умирал в Орфее[22 - …умирал в Орфее… – Орфей, легендарный фракийский певец, своею игрою зачаровывал даже животных и растения; безуспешно пытался вывести из царства мертвых свою жену Евридику: он не выдержал, оглянулся, и она навсегда осталась там; был однолюбом, чем вызвал ненависть к себе других женщин и был ими растерзан.], сражался за похищенную супругу Менелая[23 - …сражался за похищенную супругу Менелая… – Имеется в виду миф о похищении Парисом Елены, который лег в основу «Илиады» Гомера.] и умолкал в пещерах Самофракии, храмах Элевзина и в лесах Додона.[24 - …умолкал в пещерах Самофракии, храмах Элевзина и лесах Додона… – Самофракия – остров в северной части Эгейского моря, Элевзин – Элевсин – город в 22 км от Афин, известный своим культовым святилищем (6-5 в. до н. э.); Додона – знаменитый религиозный (культовый) центр (7-1 в. до н. э.), находился в западной части Греции в лесистых отрогах юго-западного склона Пинда.]

Тихо и спокойно, иногда бурно и порывисто, протекал Босфор, и века протекали над ним. Развился древний мир Греции и Рима и исчезал под волнами Нового мира, оставляя на поверхности его обломки искусства и законов, развалины силы своей, как семена нового образования, подобно островам Архипелага[25 - …острова Архипелага – Архипелаг – название морской византийской провинции, располагавшейся на о. Лесбос и прилегающие к нему мелких островах; Полевой переносит это понятие на все острова Эгейского моря, принадлежавшие Византии.], обломкам первобытной, неведомой природы. Новые народы, новые царства теснились там и здесь, здесь и там. Горящим солнцем света взошла истинная вера.

И сюда, на берега Фракии, пришел властитель, утомленный жизнью дряхлого Рима[26 - …властитель, утомленный жизнью дряхлого Рима – император Константин I Великий, перенесший столицу из Рима в Константинополь (см. комм. к с. 27).]. Здесь захотел он утвердить столицу мира. По его слову возникли мраморные стены, расцвели очаровательные сады, засветились золотые купола и крыши безмерного города; тысячи людей сошлись отовсюду, с богатствами со всех концов мира; море покрылось кораблями, и изумленные народы назвали новый город царя Константина – Царьград.

Как он величествен, как он великолепен, этот Царь-город, ставший на пределе Европы, опоясанный морями, гордо взирающий на древнюю, тучную временами Азию! Он грозен, прекрасен и теперь, когда твердыни его уже разрушились, и угрюмый мусульманин сидит владыкой среди развалин его, не умея отвечать на вопросы странника: Где здесь была Святая София[27 - Святая София – Софийский собор, воздвигнутый в 532—537 гг. при Юстиниане I (482—565), римском императоре (527—565); главный собор царьградский.]? Где был Ипподром? Где были золотые чертоги греческих царей – и Халкидон, и Кизика, и Ферапия, и Хризополь, очаровательные соседи Царьграда? – «Един Бог и велик Бог!» – говорит он и снова задумывается, ни о чем не думая.

Но за девять веков до нашего времени Царьград составлял диво народов; слух о нем гремел в отдаленных концах света; от стены Китая шли удивляться столице Греции[28 - …шли удивляться столице Греции. – Здесь и далее Грецией называется Византия, государственным языком которой был греческий, греки составляли значительную часть ее населения, и территории традиционного их проживания являлись важнейшей составной частью Византии.]. «Мог ли вообразить человек Царьград, если он не видал Царьграда!» – восклицали герцоги и князья Запада, видя его. «Мы на небе!» – говорили северные дикари, присутствуя при совершении молитв в соборе царьградском.

Но, увы! уже и тогда глубоко подмыты были основания Царьграда волнами разрушения; сквозь трещины в твердынях его величия зияла бездна, в которую надобно было упасть Царьграду. Православие без веры, великолепие без силы, ум без науки; слава в преданиях, бесславие в делах, гордость при удаче, низость в беде; смуты и крамолы среди царедворцев, смиренно повергавшихся перед троном, и трон, обесславленный пороком, окровавленный убийствами, потрясаемый изменою; войско, гордое именем римлян и составленное из наемных варваров; всюду разврат, хищение, своекорыстие – все за золото, все за корысть: такова была Греция, таков был Царьград в X веке.

Уже Запад был тогда отделен совершенно – и событиями, и жизнью, и верою. Латинский первосвященник обладал Римом[29 - Латинский первосвященник обладал Римом… – Имеется в виду папа римский, глава светской власти в Риме с 476 г., церковная власть которого распространялась на государства Западной Европы.] и западною церковью; потомок дикого германца назывался римским императором[30 - …потомок дикого германца назывался римским императором… – Имеется в виду Оттон I (912—973), германский король (с 936 г.), основатель империи (962), которая до 1034 г. называлась Германской, со второй половины XII в. – Священной, а с середины XIII в. – Священной римской империей; титул «римский император» применительно к правителям этой империи впервые встречается в 1034 г.], обитая в болотах Лютеции[31 - …обитая в болотах Лютеции. – Полевой оговорился: имеется в виду Ломбардия (область на севере Италии), входившая в состав империи Оттона. Лютеция – историческое название местности, где находилось кельтское поселение, а затем был основан Париж.]. Славянин и монгол, германец и турок владели обширными областями греческими, как Лаокоона змеи[32 - …как Лаокоона змеи… – Имеется в виду сюжет из «Илиады» Гомера – миф о гибели троянского жреца Лаокоона, задушенного вместе с сыновьями двумя огромными змеями. Он был наказан богами, покровительствовавшими грекам, за то, что предсказал горожанам несчастье от коня, оставленного у стен Трои, и пытался остановить их, не дать втянуть коня в город. Боги, заранее предопределив судьбу Трои (внутри коня были скрыты греческие воины – «троянский конь»), не простили жрецу этого вмешательства в намеченный ими ход событий и обрекли его и его сыновей на мучительную смерть.], обвивая своею силою царство Константина[33 - Царство Константина. – Имеется в виду Византия.], – и не было ему спасения, не было благовестника, который возвестил бы ему спасение! Победные хоругви сынов Аравии и потомков турка веяли над гробом богочеловека[34 - …хоругви сынов Аравии и потомков турка веяли над гробом богочеловека… – Иерусалим, где, по преданию, находится гроб Христа (гроб Господень, гроб богочеловека) – был завоеван арабами в 638 г.] и в диком величии не раз приближались к самому Царьграду. И одни ли сии мощные орды? Гордый булгар также заставлял Царьград выкупать спасение золотом[35 - Гордый булгар заставлял… выкупать спасение золотом… – Византия платила ежегодную дань Болгарии с 927 по 968 г. …злодейства Неронов… – Нерон Клавдий Друз Германик Цезарь (настоящее имя – Луций Домиций Агенобарб; 37—68 гг.) – римский император (54—68), отличался жестокостью по отношению К своим противникам; вошел в историю как первый гонитель христиан: обвинив их в поджоге Рима (64 г.), положил начало их преследованию.]; искатель опасностей варяг, в утлых ладьях, угрожал Царьграду и брал с него постыдную дань.

И не было спасения! Уже несколько веков на троне царьградском восседали владыки, перед делами которых злодейства Неронов, безумие Гелиогабалов[36 - …безумие Гелиогабалов… – Гелиогабал, Элагабал – прозвище Марка Аврелия Антонина (204—222), римского императора (218—222), верховного жреца (с 217 г.) бога солнца Элагабала (сирийск. – Гелиогабал); происходил из рода жрецов; «безумной» представлялась современникам и историкам его затея сделать сирийского бога солнца государственным богом на всей территории Римской империи.] могли показаться детскою игрою. Иногда Царьград видел на троне Константина сумасшедших изуверов[37 - …Царьград видел на троне… сумасшедших изуверов… – Имеются в виду императоры, жестоко преследовавшие религиозных противников – Лев III (717—741), Лев IV (775—780), Лев V (813—820) и особенно Константин V Копроним (741—775) и Михаил III (842—867).], или схоластиков, которые писали наставления, как править государством, спорили о непостижимых таинствах веры и повиновались воле дерзкого евнуха, льстеца ничтожного, управлявшего умом их, сладострастной невольницы, скифянки или армянки. И трон царьградский, казалось, стоял на месте, беспрерывно колеблемом землетрясением, – он страшно колебался, и с него беспрерывно падали[38 - …трон царьградский… с него беспрестанно падали… – Подавляющее большинство из 50 византийских императоров, занимавших царьградский трон до описываемых Н. Полевым событий, умерли не своей смертью, став жертвой заговоров и дворцовых переворотов.] без различия тираны смелые и властители малодушные…

Время, когда происходили события, которые хотим мы рассказать, казалось однако ж исключением из летописей Царьграда, предшествовавших сему времени и последовавших за ним. Чем же? Или это время освещено было явлением мудрых царей, смелых воителей, восстановленною славою Царьграда? Нет! Оно отличалось тем, что уже около ста лет правительствовали Царьградом императоры одного поколения. Убийством чудовища очистив дорогу к престолу, император Василий Македонянин твердо сел на нем[39 - Убийством чудовища очистив дорогу к престолу… Василий Македонянин твердо сел на нем… – Имеется в виду дворцовый переворот 21 апреля 865 г., в ходе которого фаворит императора Михаила III (842—867) македонский крестьянин Василий (он приглянулся императору своей необычной физической силой и искусством укрощать лошадей) убил соправителя Михаила III – надменного кесаря Варду. Спустя два года, после очередного дворцового переворота, но уже против Михаила III – гуляки и пьяницы, убитого 24 сентября 867 г., Василий (ум. 886) стал императором, получив прозвище Македонянин.], правил царством двадцать лет и передал державу сыну своему Льву. Премудрым[40 - Лев Премудрый. – Лев VI Мудрый (866—912) – император с 886 г.] назвали Льва за то, что он наизусть знал все фигуры риторики, все силлогизмы и энтимемы логики[41 - …фигуры риторики, силлогизмы и энтимемы логики… – Риторика – теория ораторского искусства, красноречия. Фигуры риторические – стилистические приемы и обороты, направленные на усиление выразительности речи – повторы, преувеличение (гипербола), нарушение привычного порядка слов в предложении (инверсия) и т. п. Силлогизмы – умозаключения, основанные на двух суждениях (посылках), ведущих к третьему суждению (выводу). Например: пресмыкающиеся – ползают; змея – ползает; следовательно, змея – пресмыкающееся. Энтимена – сокращенный силлогизм, в котором опущена одна из посылок. Логика – наука о формах рассуждений, ведущих к умозаключениям (выводам), о способах доказательств и опровержений.]. Сын его Константин назван был Порфирородным[42 - Константин Порфирородный. – Константин VII (905—959) по прозванию Багрянородный (т. е. родившийся в багрянице, порфире – императором; багряница, порфира – пурпурная мантия, знак отличия императоров и царей), император-соправитель отца (908—912), император (913—920, 945—959); император-соправитель Романа I (921—944).], потому что родился в багрянице царской, к изумлению всех, видевших, при восшествии на престол Константина, что уже третье поколение одного рода занимает царский престол. Но изумление еще более умножилось, когда еще два поколения продолжили на троне род счастливого Македонянина: сын Константина Роман[43 - Роман II (938—963) – император с 959 г.] и внуки, Василий[44 - Василий – Василий II Болгаробойца (958-1025) – император с 976; свое прозвище получил за неслыханную даже по тем временам жестокость при завоевании им Болгарии в 1001—1019 гг.; по его приказу ослепляли попавших в плен болгар, оставляя один глаз каждому сотому пленному, который должен был служить другим поводырем.] и Константин[45 - Константин VIII (960-1028) – император с 1025 г.], царствовали один за другим.

И этому дивились греки, называли благословенным род Василия за то одно, что этот род, без славы и доблести, сто лет держался на зыбком троне Царьграда.

Такова была Греция в X веке, хладнокровно привыкшая к беспрерывным цареубийствам и похищениям трона, какими до Василия Македонянина ознаменовалось уже несколько веков царьградской истории.

Между тем, столетнее продолжение Македонского рода на престоле Константина Великого неужели не представило никаких позорных явлений, подобных тем, коими ознаменовались роды Копронимов, Ринотметов, Исавров, Юстинидов, Ираклидов[46 - …роды Копронимов, Ринотметов, Исавров, Юстинидов, Ираклидов… – Династии византийских императоров, названных так по имени первого в роду самодержца. Копронимы, Исавры (Сирийская династия) – годы правления 717—802; родоначальник Лев III Исавр (Сириец; ум. 741); другое название – по прозвищу сына Льва III – Константина V Копронима. Юстиниды – годы правления 518—582; родоначальник – Юстин I (ум. 527). Ираклиды, Ринотметы – годы правления 610—711; родоначальник – Ираклий (ум. 641); другое название по прозвищу Юстиниана II Ринотмета, императора в 685—695, 705—711 гг.]? Нет! Род Василия Македонского также изумлял явлениями безумства, хищений, превратностей судьбы. Но он удерживался на троне, хотя Греция видела, чего не видала прежде, двух, трех, четырех, пятерых императоров, теснившихся вместе на престоле Константина Великого.

Какое изменение судеб! Рим великий! Прежде одному императору твоему тесно бывало на всемирном троне, а теперь пять императоров усаживались на троне империи, носившей твое имя[47 - …Рим великий!…на троне империи, носившей твое имя… – Византия – другое название Восточной Римской империи, которое она получила по исторической области на побережье Босфора и г. Византию, на месте которого был основан Константинополь (Царьград).] и едва обладавшей бедными обломками твоего бесконечного царства!

Да, пять императоров в одно время. Такая странная судьба предоставлена была Константину Порфирородному. Рожденный в багрянице и младенцем посаженный на престол, только сорока лет сделался он императором не по одному имени. Дядя его, Александр[48 - Дядя, его Александр. – Брат Льва VI, император в 912—913 гг.], правил во время его малолетства, назначал Константину страшную участь скопца, умер, не совершив злодейства, и опекунство перешло к матери Константина, императрице Зое. Дерзкий вельможа, Роман Лакапин[49 - Роман I (880—948) по прозванию Лакапин (он родился в местечке Лакапа, расположенном в восточной части Малой Азии), император-соправитель (921—944) – см. комм. к с. 30.], обратил на Царьград войско, вверенное ему для защиты от врагов, объявил себя императором, оставил Константина на троне, и три сына Романовы[50 - …три сына Романовы – сыновья Романа I – Христофор (ум. 931), Стефан (ум. 945), Константин (ум. 945)] были облечены в императорскую багряницу вместе с ним: пять императоров царствовали таким образом, если не считать еще развратной Елены, дочери Романа, супруги Порфирородного. Неблагодарные дети похитителя наскучили, наконец, разделенною властью, восстали, свергли старого отца; пустынная обитель, на одном из отдаленных островов Архипелага[51 - …пустынная обитель, на одном из отдаленных островов Архипелага. – Неточно. Роман I Лакапин был сослан на о. Прот – один из Принцевых островов Мраморного моря, находившихся напротив Константинополя.], приняла на весь остаток жизни несчастного честолюбца. Он печально бродил по берегу острова, когда вдали забелелись среди волн эгейских паруса императорской галеры; она пристала к берегу, и старик увидел детей своих, которым Елена назначила такую же участь, на какую они осудили своего отца. «Упрекать ли мне вас, неблагородные?» – спросил Роман. Он остановился, улыбнулся горестно и позвал детей в келью разделить с ним обыкновенный обед его: кусок хлеба и кружку воды. Отец и дети умерли, забвенные всеми, а Константин царствовал, пока Роман, юный сын его[52 - …Роман, юный сын его… – император Роман II (см. комм. к с. 30).], не наскучил долговременною жизнь отцовскою. Яд прекратил дни Константина, и этот яд поднесен был ему рукою сыновнею! Через три года яд прекратил дни юного Романа, и этот яд поднесен был ему рукою супруги его Феофании[53 - Феофания – Феофано (девичье имя Анастасия), дочь трактирщика, жена Романа II с 956 г.]…

Роман представлял собою странную прихоть природы: красоту телесную, какой не много видали – это был Антиной[54 - Антиной – юноша, считавшийся идеально красивым, любимец римского императора Адриана II (76-138), в 130 г. утонул в Ниле; в честь него был создан город Антинополь, сооружен храм, отчеканены монеты, изваяны статуи.], Аполлон Бельведерский[55 - Аполлон Бельведерский. – Мраморная скульптура юного красивого греческого бога солнечного света Аполлона, созданная во второй половине 4 в. до н. э. с греческого бронзового оригинала; мраморная копия хранится в Ватикане. Бельведерский (итал.) – прекрасный вид.], – и безобразие душевное, редко встречаемое в такой ужасной степени. Раб страстей, невольник своего гинекея, Роман изумлял удивительною силою и ловкостью в играх Ипподрома, изумлял и развратом, и безумною роскошью! Феофания, бедная девушка, красоты необыкновенной, возведена была им на трон, в нарушение всех приличий Двора, и страшно ответила за эту почесть своему неверному супругу.

И опять четыре императора восседали на троне царьградском: Феофания правила самовластно государством; два малолетних сына ее, Василий и Константин[56 - Василий и Константин – сыновья Романа II (см. комм. к с, 30).], носили название императоров. Феофания отдала руку свою Никифору[57 - Никифор II Фока (912—969) – император с 963 г.], полководцу императорских войск, и он был облечен в императорскую багряницу.

Таково было состояние царьградского двора, когда греки считали 6477-й год от сотворения мира, или 969-й от воплощения Бога слова[58 - …969 от воплощения Бога слова – т. е. от рождества Христова; наше современное летосчисление.]; индикт[59 - Индикт – летосчисление, в основу которого положен 15-летний цикл.] был 13-й, а золотое число и пасхальные знаки обещали благоденствие царю и царству, по вычетам мудрых звездозаконников.[60 - Звездозаконники – астрологи.]

В самом деле, если бы странник, с Запада или Севера, был сонный перенесен, прямо из своего Запада или Севера, и проснулся в стенах Царьграда, он мог бы подумать, что звездозаконники не обманулись, предвещая славу и благоденствие Царьграду.

Он не видал бы следов гибели и разрушения по всем Фимам[61 - Фима, фема – единица административного деления; провинция, область.], или областям греческого царства; не видал бы шатров сарацинских[62 - …шатров сарацинских. – Сарацинами в то время называли арабов.] и кибиток монгольских близ мраморных стен полуразрушенных городов, некогда столь великих, столь громадных; не видал бы потомков римлянина в рабском одеянии, в цепях, с колодками на шее[63 - …с колодками на шее… – Колодки – деревянные кандалы, состоявшие из двух соединявшихся досок (колод – отсюда название) с одним (для шеи) или двумя (для ног) отверстиями, которые надевались на пленников или арестантов, чтобы те не смогли убежать.], под бичами сурового иноверца, влекомых в отдаленные страны Азии и Скифии, дев Пелопонеза[64 - …дев Пелопонеза – т. е. гречанок.] и Архипелага в зверских объятиях поганого язычника…

Он увидел бы только обширный, безмерный город, столицу потомков Константина, роскошно и великолепно восседающий на краю Европы. С одной стороны лелеют его волны Пропонтиды, или Мраморного моря, с другой ласкаются к нему валы Эвксина, через пролив Георгия Победоносца, или Босфор Фракийский, вливаясь далеко в землю, с восточной стороны города, и образуя собой гавань Золотого Рога, или Рог изобилия. «Дайте мне то, что хранится в этом роге изобилия, и я куплю полмира», – сказал бы чужеземец, смотря на бесчисленное множество кораблей, с мехами Скифии, багряницами и паволоками Вавилона, хлебом Архипелага, золотом Азии. Двойной ряд стен окружает Царьград, и через них видны верхи пятисот церквей православных. Ужасные машины воинские на стенах и опускные мосты, по которым можно грянуть прямо на корабли, дерзнувшие приблизиться своевольно к Царьграду, грянуть и попалить их неугасимым греческим огнем[65 - Греческий огонь – зажигательная смесь из нефти, смолы и серы, которую выбрасывали (выстреливали) на вражеские корабли из специального устройства – расширяющейся трубки (сифона); впервые был применен в 673—674 гг. при осаде Константинополя арабами; секрет приготовления держался в строжайшей тайне; изобретатель – сирийский архитектор Каллиник (Калликон).]; ров, глубокий, как дно моря, который, раздвинув плотины, можно мгновенно наполнить водою; тридцать двои железные ворота, замыкающие пространство пятидесяти верст и делающие правдоподобными басни о стенах Вавилона и стовратных Фивах[66 - …басни о стенах Вавилона и стовратных Фивах… – Согласно легендам стены Вавилона были настолько мощны, что по ним свободно передвигалась колесница, запряженная четверкой лошадей. Фивы – древнеегипетский город, находился в верховьях Нила, неподалеку от совр. г. Карнак и Луксор; названы «стовратными» в «Илиаде» Гомера в отличие от «семивратных» Фив, расположенных на территории Греции.]; железная, тяжкая цепь, по морю перегораживающая отверстие Золотого Рога и уничтожающая все покушения неприятелей; блестящее войско по стенам, крепкая стража у Золотых ворот[67 - Золотые ворота – парадный въезд в Константинополь, находившийся в юго-западной части городских стен.], сверкающих позолоченным своим верхом, и – возвышающийся среди всего этого необъятный купол соборного храма Святой Софии – таков представился бы Царьград взорам изумленного странника.

Но пусть идет он в самый Царьград, пусть увидит его обширные площади, уставленные статуями и чудесами искусства, которые веками собраны с Египта, с Италии, с Азии, с Греции, как знаки величия царьградских властителей. Пусть исчислит странник великолепные громады зданий, под сводами которых проходят целые улицы и гнездится многочисленное народонаселение, когда под сими сводами возносятся висящие сады вельмож и богачей и палаты их, убежища неги и роскоши, как будто на земле уже недостает места строить здания для царьградских сатрапов… А торжища Царьграда, где толпятся купцы Багдада и Киева, Александрии и Марселя, слышны двадцать наречий и языков, как при столпотворении вавилонском? А эти базары, где потомок Мугаммеда сидит на своем верблюде, с мешком алмазов, потомок славянина указывает на груду соболей и куниц, и дикий готф[68 - …дикий готф… – готы, восточногерманские племена.] раскладывает куски янтаря, извлеченные из недр Мурманского моря[69 - Мурманское море – Норвежское море.] и собранные на берегах Венедских[70 - …на берегах Венедских – побережье Балтийского моря, Прибалтийские земли.], или в лесах Боруссии[71 - Боруссия – новолатинсксе название Пруссии.]! А лавки и магазины греческих и восточных купцов, сверкающие, как будто звездами, драгоценностями, когда их осветят вечером разноцветным огнем?

Но что их великолепие против великолепия святых храмов Божьих, где самоцветные каменья, муссия и золото рассыпаны щедрою рукою благочестивых дателей! Он повторит восклицание: «Мы на небе!» – присутствуя в сих храмах, когда безмолвно преклоняются пред величественными иконостасами тысячи людей, растворяются царские врата алтарей, святители возносят златые сосуды с божественными дарами, возглашая: «От всех и за вся!» – и сладкогласные хоры оглашают своды храмов звуками смиренного Кири элейсон (Господи, помилуй!).

Пусть взоры странника остановятся и на пяти исполинских чертогах императоров греческих – Влахерне, от которого в волны Золотого Рога спускаются ступени мраморных крылец; Вукалеоне, который приветствуют взорами мореходцы, приближаясь к Царьграду и удаляясь от него. Пусть подивится он рассказам тех, кто был допускаем во внутренность сих чертогов, видел их золотые триклинии и багряные гинекеи, заглядывал в их бесконечные подземелья и удивлялся обширности стен их, множеству дворов, в которых оружейные палаты, церкви, казнохранилища, торжественные врата, порфирные столпы[72 - Порфирные столпы – колонны из порфира, горной породы, образовавшейся в результате застывания лавы, в которой сочетаются вулканическое стекло, кристаллы и другие вкрапления; аналог гранита.], брызжущие прохладою водометы и цветистые сады, отдельные торжища, места для житья и собрания царедворцев и вельмож, представлялись им дворцы Вукалеонский и Влахернский волшебными жилищами, созданными волею чародея…

Но странник утомлен… Пусть остановится он на мысе, разделяющем волны Пропонтиды от волн Георгиевских, и с террасы Вукалеона взглянет на необозримое пространство берегов Европы и Азии, сплошь усеянных загородными домами и садами императора и вельмож, монастырскими обителями, селениями, виноградниками, обширными городами, составляющими предместья – Халкидоном, Хризополем (Скутари), Галатою. Далеко из вида его уходят пленительные окрестности Царьграда, где искусство спорит с природою, величие с прелестью, как будто не зная, кто из них более обогатил семихолмную столицу Константина. Царьград, как и Рим, также был построен на семи холмах.

Наконец, если странник наш вглядится в бесчисленное народонаселение Царьграда; в бесконечное движение на его улицах, торжищах, пристанях, в его предместиях и окрестностях, в эту общественную жизнь, живую, страстную, где сила, выражаемая мужественными лицами мужчин, равняется прелести, выражаемой красотою лиц женских; если он вслушается в эту смесь веселья и набожности, звон колоколов, сливающийся с сладкоголосными песнями народа, весело гуляющего по берегам и беспечно бегущего, в раззолоченных ладьях, искать прохлады и неги на берегах Азии, и опять стремящегося оттуда на берег Европы, в свой золото-мраморный Царьград; если он оглянется на вечно яхонтовое небо[73 - Яхонтовое небо – голубое.], откуда лучи солнца как будто любуются гладкою, зеркальною поверхностью Пропонтиды, и кипят пурпуром и золотом в лимонах и виноградах тучной почвы византийской – он скажет, что Царьграду определено быть столицею мира.

Видя Царьград, видя, как среди его народонаселения движутся беспрерывно дружины воинов, то в золотых, то в богатых цветных одеждах, движутся и покорные, наемные варвары, умножая собою разнообразное величие войск императорских и нося на плечах стальные варяжские секиры, скифские железные бердыши; видя притом ряды сих воинов в преддвериях Влахерна и Вукалеона, кипящих движением царедворцев, гордых, великолепных, сопровождаемых многочисленною свитою, на аравийских, облитых золотом, унизанных жемчугом конях, или в блестящих колесницах; видя, наконец, как все благоговейно преклоняют головы и колена при одном имени императора – что подумает странник об этом незримом владыке, повелителе Царьграда? Не вообразит ли он его земным Богом, посланником Бога небесного, Христом – как называли императоров[74 - …Христом – как называли императоров… – Христос (греч.) – помазанник; императоров и царей по традиции почитали «помазанниками Божьими».] своих греки? Не скажет ли, что этот владыка, по величию своему, достойный преемник тех владык вечного города[75 - Вечный город – Рим.], которых умоляли народы о позволении воздвигать им при жизни алтари? «Победа, сила, слава и величие должны венчать его, и имени его должны трепетать отдаленные народы». – Так подумает странник.

И в самом деле, в то время, которое избрали мы для нашего повествования, властитель царьградский казался велик и славен не одним только величием и великолепием Царьграда. Победа и завоевания приветствовали Грецию на полях Сицилии и Малой Азии. Блестящие воинские подвиги открыли Никифору путь к престолу. Завоеватель Крита[76 - Завоеватель Крита. – Столица критских арабов г. Хандэк была взята в марте 961 г. после семимесячной осады.], еще бывши императорским воеводою, он в торжественном триумфе въезжал в Царьград, и современники его с изумлением описывали сей триумф. «Золота, серебра, золотых монет[77 - «Золота, серебра, золотых монет…» – Цитата из второй книги, гл. 8, «Истории» Льва Диакона (ок. 950 – после 996) – известного византийского историографа. Здесь и далее Полевой цитирует по изданию: «История Льва Диакона и другие сочинения византийских писателей» Спб., 1820. Новейший перевод см. в кн.: Лев Диакон. История. М., 1988.], одеяний, испещренных златом, багряных ковров и разных драгоценных вещей, с чрезвычайным искусством сделанных, блестящих дорогими каменьями, доспехов, шлемов, мечей, броней, изукрашенных золотом, копий, щитов и тугих луков столь великое было множество, что всякий сказал бы, что все богатство земли неприятельской было тогда снесено на площадь, и подобно было втекающей, так сказать, в Царьград глубокой реке сокровищ» (Лев Диакон.). Выбор Никифора в императоры последовал среди воинского лагеря, который поставил он на полях Каппадокии[78 - Каппадокия – историческая область, находилась в центральной и юго-восточной части Малой Азии.]. Облеченный в императорскую порфиру, Никифор, в течение пятилетнего своего царствования[79 - …в течение пятилетнего своего царствования… – Никифор царствовал 6 лет и 4 месяца.], мало обитал в чертогах царьградских. Повелевая многочисленными воинствами, вечно в лагере, он заставлял трепетать врагов Греции, и потомки халифов ужасались, слыша, как города десятками покорялись его оружию, как пали перед ним Мопсуестия и Тарс Киликийский[80 - Мопсуестия и Тарс Киликийский – города на юго-востоке Малой Азии. Мопсуестия (совр. Мисис, Турция) – была взята 13 июля, а Тарс (совр. Тарсус, Турция) – 16 августа 965 г.], 200 000 мусульман погибли в один день под мечами греков на берегах Соруса[81 - Сорус (Сар) – древнее название реки Сейхан (Турция); впадает в Мерсийский залив Средиземного моря.], в то время, когда флот египетский тщетно спешил на спасение своих единоверцев. Но ни одно завоевание не было так славно, как завоевание Антиохи[82 - Антиохия (совр. Антахья на р. Оронт, Турция) – была взята 28 октября 969 г.]. Когда ворота Мопсуестии привезены были в Царьград и вделаны в городские стены, как памятник подвигов императора, пришла весть о взятии Антиохии – третьего города в мире, после Рима и Царьграда, по своему величию и богатству. Затем пал Алепп[83 - Алепп (Алеппо, Халеб) – город на северо-западе Сирии; был взят в 962 г.; по договору 969 г. эмир Алеппы обязался выплачивать Византии дань.], место пребывания гамаданских властителей[84 - Гамаданские властители. – Имеется в виду арабская династия Хамданидов.], обладавших древней Месопотамией. Три палаты, наполненные драгоценными оружиями, тысяча четыреста мулов в конюшнях и триста мешков золота и серебра в казнохранилищах достались победителям в одних только чертогах властителя алеппского. Добыча в городе была бессчетна. Недоставало лошадей и мулов вести ее. Более ста городов было, наконец, отнято из рук мусульманских. Никифор перенес оружие за волны Евфрата, уже повелевая горными хребтами Тавра и Амана. Багдад ожидал неизбежной погибели и беспощадной мести. Но важные занятия удерживали императора в Царьграде, где одним взглядом своим укротил он бунт[85 - …одним взглядом своим укротил он бунт… – Весною 969 г. было два «бунта»: один, на Пасху, вылился в вооруженное столкновение армянского отряда и константинопольских моряков; другой – сорок дней спустя, в Праздник Вознесения, когда толпе людей, недовольных тяжелым положением, сложившимся после засухи 968 г., и спекуляцией хлебом родственниками и приближенными императора, забросала на рынке Никифора камнями и комьями грязи.], восставший между народом. Мужественный брат императора, Лев, украшенный званием Куропалата[86 - Куропалат – один из высших светских титулов; четвертое по значению лицо в империи, не считая императора.], был правою рукою его в Азийских победах, когда другой брат, Эммануил[87 - Эммануил – Мануил Фока, патрикий, двоюродный брат Никифора.], вырвал у африканских варваров древние Сиракузы[88 - …вырвал… древние Сиракузы… – Полевой не точен: поход начался в октябре 964 г., византийские войска с ходу овладели Сиракузами и другими городами на о. Сицилия, но после, во время преследования противника, отошедшего в горы, Мануил был убит, а его войска разгромлены, спастись и вернуться на родину удалось немногим.], возобновляя славу побед Велизария[89 - Велизарий (505—565) – византийский полководец, германец по происхождению, проводил в жизнь политику Юстиниана I, направленную на восстановление Римской империи; в 533—534 гг. разгромил королевство вандалов, известных своими грабежами (отсюда «вандализм»); вел войну с остготами (535—540, 544—548) за освобождение Италии; в 542 г. сдерживал наступление персов, а в 559 – гуннов.] на итальянских берегах, а дети Льва, патриций Никифор и Дука Бард, торжествовали в Эдессе[90 - Эдесса (ныне Урфа, Турция) – город в Месопотамии; Гиерополь (Гиераполь) – город на р. Евфрат (Сирия) – были взято византийцами в 966 г.] и Гиерополе. Голос народа назвал императора утреннею звездою побед и гибелью сарацинов, и льстецы говорили, что гром завоеваний его потрясает своды небес и отдается во всех концах вселенной.

Между тем, суровый воитель, облеченный в багряницу Августа[91 - …багряницу Августа… – Август (лат. – возвеличенный) титул римских императоров; багряница – см. комм. к с. 30.], казалось, не слышит льстивых восклицаний царедворцев и народа. Удаленный в тайные чертоги Вукалеона, он, мрачно и задумчиво, один ходит по золотым палатам дворца. Никто не смеет предстать пред его взорами; никто не знает: какие думы тревожат душу Никифора? Оставляя другим веселье и забавы, он не участвует в роскошных пирах царедворцев и супруги своей. Когда звуки музыки и песен потрясают своды чертогов императрицы, Никифор остается в своем царственном уединении. Видят тайные созерцатели дела его, как нередко, повергаясь перед образом Спасителя, он облекается во власяницу и со слезами молится. Оставляя пышное ложе императорское, нередко спит он на простом красном войлоке и барсовой коже среди золотой ложницы своей, покрываясь на ночь ветхою рясою св Михаила Малеина[92 - …св. Михаил Малеин (ум. 961) – дядя Никифора II Фоки по материнской линии; став в конце жизни монахом, Прославился своим аскетизмом.], дяди своего, инока, заживо прославленного благодатию чудес и умершего праведно и свято. Но о сих тайнах благочестия и смирения императорского едва ли смеют говорить шепотом, и едва дерзают прибавлять к тому, что никогда еще император не казался столь угрюм, суров и мрачен. Что тревожит его? Неужели слухи о поражении греков в Сицилии[93 - …слухи о поражении греков в Сицилии… – см. комм. к с. 36.] и движениях варваров на Дунае[94 - …и движениях варваров на Дунае. – Имеется в виду появление на Дунае русских войск в 968 и 969 гг. под водительством Киевского князя Святослава (см. комм. к с. 191).]? Но может ли беспокоиться о том грозный покоритель Антиохии, Тарса и Алеппа! Или затмение солнца смутило ум его, затмение столь дивное, что звезды показались середи белого дня, и изумленный народ со страхом ждал беды и злополучия, предвещаемых сим небесным знамением? Но Никифор, крепкий верою в Бога, выше суеверных опасений. Достовернее всего было мнение тек, которые приписывали тайную скорбь императора кончине родителя его кесаря Барды, мужа маститой старости, украшенного мирными добродетелями и воинскими подвигами. Император, не осушая глаз, пешком шел за гробом его. Но ему ли, христианину, печалиться о блаженном успении родителя, когда при том сей родитель, умирая, назвал себя счастливейшим из отцов и говорил, что если сыновья его будут скорбеть об его смерти, то оскорбят его среди блаженства, которого надеется он от милосердия Божьего!

Так причина мрачности и тайного уныния императора Никифора оставалась непостижимой для самых приближенных к нему особ. Народ ничего не замечал. Никифор являлся среди народа в прежнем, недоступном величии. Взоры подданных не смели останавливаться на лице его и смиренно клонились долу. Притом, казалось, что он оживал, развеселялся, когда выезжал к своему войску, собранному на воинские игры и ученье, когда начинал с ним говорить о трудах и походах, вместе совершенных, о новых победах, каких надеется от милости Божией, от их усердия и храбрости. Весел становился Никифор, взирая на быстрые движения воинов, совершаемых, в тяжелых доспехах, при звуке труб, при громе бубнов и кимвалов, взирая, как смело мчатся воины его на конях, метко стреляют из луков и ловко действуют копьями. Грусть его рассеивалась еще, когда вступал он в храмы Господни, которые посещал ежедневно, усердно повергаясь в молитве перед царем царей. Но тщетно звала его Феофания на великолепные пиры свои, где прежде являлся он, редко, но являлся однако ж, и ласковым приветом ободрял веселость собеседников.

Вдруг, неожиданно, глашатаи поехали по Царьграду и при звуке труб возвестили, что завтрашний день император назначает свой торжественный выезд в храм Св Софии, прием послов, прием двора и игры Ипподрома. Весь Царьград взволновался. Только три раза со времени восшествия на престол Никифора были объявлены такие торжественные дни. Он въезжал в Царьград неоднократно победоносным триумфатором, но не любил являться народу в величии, какое лесть и рабство придумали для императоров греческих. Народ, напротив, любил такие выезды, приученный к роскоши и великолепию прежними властителями. Тут был случай богачам показать все свое великолепие, своих многочисленных невольников, золотые колесницы, парчи, паволоки на балконах чертогов; вельможам и царедворцам играть важную роль в глазах народа, когда при победных триумфах только воины-победители окружали императора, а царедворцы являлись в бессильном унижении перед последним сотником. Наконец, радовались все купцы, торгаши, все содержатели постоялых домов и гостиниц – одни не успевали наготовиться дорогих тканей, одежд, ковров, украшений; у других места недоставало для множества народа, стекавшегося тысячами из окрестностей Царьграда. А сто тысяч праздных тунеядцев, мошенников, негодяев, которым нечего было есть, которые просыпаясь поутру не знали: найдут ли себе в этот день кусок хлеба или должны умереть голодной смертью? И другие сто тысяч тунеядцев, которые не знали, что делать, потому что не ведали, куда девать им время и богатство? Какое благодеяние для всех таких людей все торжественные дни, публичные зрелища и гулянья! Театров не было в Царьграде; бульваров и отдельных гуляньев тогда не знали. Роскошь и праздность укрывалась в уединения чертогов, и злые люди говорили, будто от того всегда наполнены были церкви царьградские народом, что этому народу некуда было деваться от скуки. Нередко богачи тратили огромные суммы для народных увеселений, заставляя народ петь, плясать, есть, пить, драться, и любуясь, развлекаясь таким зрелищем. Словом: весь Царьград зарадовался, закипел деятельностью, зашумел при известии глашатаев. Необходимые приготовления начались с раннего утра: мели улицы, поливали их водою, украшали дома; войско двигалось в назначенные места блестящими легионами; всякий, кто занимал какое-либо место или исполнял какую-нибудь должность, спешил к своему назначению, а толпам народа, входившим в Царьград, бродившим но улицам, занимавшим места в храме Св. Софии, и в Ипподроме, и на площадях, где должен был проезжать император, не было ни числа, ни меры.

Великое стечение народное теснилось особенно у врат дворца Вукалеонского. Никого не пускали в дворцовую ограду, ибо, несмотря на обширность места, едва помещались в нем придворные, чиновники и их провожатые, их кони и колесницы. Полк Бессмертного легиона расставлен был около самого дворца; златоносные латники стояли по ступеням главного крыльца; председание заняли ратники стальноносные.

Между тем, все золотые, мраморные и порфирные залы дворца, составлявшие прямое, длинное протяжение, до самого входа в Священную залу, где воздвигнут был трон императорский, наполнились чиновниками, военными, гражданскими, придворными, духовными. В строжайшем порядке, по чинам и местам, расставлены были все присутствовавшие; глубокое молчание наблюдал каждый, ибо слово, вслух произнесенное, почиталось оскорблением величия и святости императорского жилища, если было произнесено не по приказу императора.

Звон колоколов, огласивший весь Царьград, возвестил выход императора из внутренних его чертогов. Сотни тысяч людей крестились в это мгновение, говоря! «Господь, да сохранит вхождение твое и исхождение твое».

Шествие началось множеством черных невольников с обнаженными, кривыми саблями на плечах. Затем следовали невольники белые, евнухи, пажи императорские, дружина фарганов, или чужеземных воинов. Державу и скипетр несли на подушках протоспафарий (фельдмаршал) и Великий дукс (адмирал), как будто знаменуя, что на войске и флоте основывается сила государства. Великий протовестиарий – главный начальник всех обрядов и церемоний, с серебряным жезлом в руках, следовал за ним. Четыре силентиария (повелители молчания) громогласно провозглашали: «Благословите и молчите!» – Шепотом повторило все собрание: «Осанна! благословен грядый во имя Господне!». Шепот пролетел, как порыв вихря, и замолк. Все головы преклонились; руки присутствовавших сложены были на груди.

Мы не станем описывать, кто и как сопровождал императора, кроме людей упомянутых нами; как происходили разные мелочные обряды шествия; как достиг император до Священной тронной залы. Отсылаем любопытных к огромной книге, в которой Константин Порфирородный, на память потомству, в научение сыну своему, собрал и изъяснил все обряды царьградского двора, назвав свое сочинение: ????????. Константин написал еще несколько книг: о правлении государством, о состоянии Греции[95 - …о правлении государством, о состоянии Греции… – Имеются в виду книги Константина VII «Об управлении империей» (948—952) и «О фемах» (фема – см. комм. к с. 32).]. Но, кажется, ближе всех к сердцу его были «Синтагмы»[96 - «Синтагмы» – Имеется в виду книга «О церемониях», приписываемая Константину VII Багрянородному.] его, где подробно говорит он об обрядах благоговения, указном почтении, уставах церемоний двора царьградского. Что делать! Править государством был он небольшой знаток, а знать обряды учился с самого детства, глядя на государство свое только из портиков Вукалеона и Влахерны…

Впереди императора Никифора шли два отрока, единственные потомки Македонского рода. Императоры Василий и Константин, в белых одеждах, с золотыми повязками на голове. Оба они казались одинаких лет, но уже можно было заметить разницу между двумя братьями. Один, прозванный впоследствии Ужасом Булгаров[97 - Ужас Булгаров – Василий II Болгаробойца (см. комм. к с. 30).], был суров и угрюмо смотрел на все его окружавшее, как будто спрашивая: «Найду ли среди вас таких, кто стоил бы моего правления?». Другой, дитя до старости, и тогда казался уже изнеженным, избалованным сатрапом; женоподобный, нежный, слабый по виду, он невнимательно смотрел на свои красные сандалии – знак отличия императорского, любовался блеском и пышностью двора и взором своим как будто спрашивал окружающих: «Неужели никто из вас не возьмет на себя труда править мною и вместо меня?»

Другую противоположность составляли сам император Никифор и императрица Феофания, шедшие рядом. Он, с мрачным, смуглым лицом, с нависшими бровями, из-под которых сверкали черные глаза, всегда выражавшие глубокую думу или холодное презрение – с бородою, падавшею на грудь, густою, черною. Почти шестидесятилетний старик, Никифор казался еще старее, удрученный походами, трудами, заботою государственною; седина пробивалась на его бороде и густых черных волосах; рубец на щеке был свидетелем, что он не щадил себя в битвах; но впрочем, высокий, широкоплечий, Никифор казался Геркулесом, несмотря на свою старость, даже и в цветном, блестящем одеянии императорском, казался Геркулесом, пойманным Деянирой[98 - …казался Геркулесом, пойманным Деянирой… – Согласно греч. мифологии Геркулес (Геракл), находясь в загробном мире, куда был послан за стражем подземного царства – трехглавым Псом Кербером (Цербером), в царстве теней встретил тень Мелагра – одного из героев греч. мифов, которому обещал стать защитником его сестры Деяниры и жениться на ней; вернувшись на землю и встретив Деяниру, Геракл был пленен ее красотой, принял участие в состязании женихов, победил всех претендентов и получил ее в жены.] и одетым по ее прихоти в роскошное женское платье. Его Деянира – Феофания, была красавица, высокая, стройная, прелестная женщина. Двадцати пяти лет от роду, она казалась гораздо моложе; трудно было найти у кого-нибудь белее и нежнее лицо, пламеннее глаза, ласковее, сладострастнее взор, стройнее ручку и ножку и очаровательнее все движения. Феофания была отличная певица, танцевала, как индийская баядерка, и тайно говорили между собою, знавшие Феофанию до возведения этой красавицы на императорский престол, что не однажды служила она моделью для ваятелей и живописцев, хотя строго запрещено было законами подобное безнравственное дело. И теперь, хотя все головы были преклонены и никто из присутствовавших не смел возвести взоров своих на императора и императрицу, глаза Феофании, казалось, искали: кого бы можно было утешить им за скуку принуждения? И в то же время гордая поступь и самый этот снисходительный взор готовы были напомнить дерзкому, который самовольно осмелился бы взглянуть на Феофанию, что он видит перед собою повелительницу миллионов, супругу императора царьградского.