Война теней

– Коза ваша, – не отрывая взгляда от дороги и резко выворачивая руль, процедил сквозь зубы майор.

– Какая коза? Это медведь рычал.

– Заткнись и слушай, – проговорил майор, активно ворочая рулём. – Сейчас за нами будет погоня. Мы бездарно провалили операцию, и если сможем унести свои шкуры, то это уже будет победой. Держи. – Он вынул из бардачка и протянул назад крупнокалиберный «Кипарис». – Там всё взведено, настроено. – Увидев в зеркало заднего вида, как непонимающе крутит в руках незнакомое оружие сержант, добавил: – Сорок патронов. Палец на спуск не клади, нас подстрелишь на этих колдобинах. Когда прикажу, стреляй не задумываясь, кто бы рядом ни был. Всю ответственность беру на себя.

– А как же мне домой?.. – растерянно промямлил Семён.

– Наш путь ведёт к кладбищу. Если удастся проскочить мимо, то, возможно, домой и попадёшь.

Водитель хорошо ориентировался даже в тёмном лесу, продвигаясь без света фар. Лобовое стекло вездехода обеспечивало ему инфракрасную подсветку, и вездеход уже через десять минут выскочил на просёлок, ведущий из Потапово в Семёновск.

Машина прибавила скорость. Стволы сосен замелькали по сторонам, как штакетник забора. Сзади остался один километр, потом второй…

– Приготовься, – жёстко проговорил водитель. – Стрелять по моей команде, даже если увидишь родную мать.

– Понял, – послышался сзади сдавленный голос.

Интуиция не подвела. Сразу за поворотом поперёк дороги лежала поваленная сосна. Снося обзорные боковые зеркала, вездеход, не снижая скорости, нырнул влево, в узкий проём между двух сосен. Удар вылетевшего из-за ствола одной из них топора пробил лобовое стекло, но вязкий пластик не разрушился полностью, а только подёрнулся крупными трещинами, разбежавшимися от места удара, заклинив топор в себе. Масса машины вырвала топорище застрявшего оружия из руки нападавшего и одновременно выдернула из-за ствола худощавое мальчишеское тело, пролетевшее несколько метров и ударившееся о сосну.

Машина вильнула и, вновь выскочив на дорогу, прибавила скорость. Казалось, уже всё позади, но неожиданно салон содрогнулся от удара сзади. Бросив взгляд в зеркальце заднего обзора, майор увидел, что на запасном колесе висит тело потаповского дебила, а его рука размахнулась для удара по стеклу.

– Стреляй! – крикнул он, вильнув вправо, насколько позволяла ширина дороги, стремясь, чтобы удар пришёлся вскользь по окну. Манёвр не спас. Стекло пошло трещинами и прогнулось в салон. – Сержант, огонь! – прокричал майор, резко тормозя.

Худыш вместе со стеклом ввалился в багажное отделение машины. Рука водителя с пистолетом уже поднималась на уровень спинки заднего сиденья, когда салон наполнился грохотом мощной очереди пистолета-пулемёта и запахом пороховых газов. Приподнявшаяся из багажника голова дебила разлетелась кусками по всему салону, а тело, скребя окровавленными руками по обивке сиденья, завалилось назад.

– Вот и всё, сержант. На сегодня приключения окончились, – спокойно проговорил майор, видя трясущиеся губы своего пассажира. – Он был всего лишь зомби, помощник вашей ведьмы, слуга, исполнитель, животное, подчинённое её приказам.

– А как же другие? – дрожащим голосом спросил Семён.

– Остальные потаповцы? Думаю, с ними всё в порядке. Да и не было у старухи такой задачи – деревню зомбировать. Что-то другое тут… – задумчиво протянул он.

– Так я, может, пойду? – отбрасывая на сиденье забрызганное кровью оружие и пытаясь вытереть окровавленные руки о рубашку, проговорил Семён.

– Куда это ты собрался? В деревню? А если там ваша Аграфена? А по дороге знакомую козочку встретить не хочешь? Сиди и не рыпайся. Утром пойдёшь. Если тебя кто сегодня увидит, то либо убьёт со страху, либо вся деревня разбежится. Уж очень ты колоритно выглядишь. Сейчас доберёмся до Семёновска, отдохнём в одном месте, а дальше видно будет, что делать.

Заглушив двигатель, майор вышел из машины и, открыв заднюю дверцу, стянул за ногу на дорогу тело потаповского дурачка.

– Дак, может, нам нужно в милицию ехать и этого с собой везти, – кивнув на убитого юродивого, осторожно спросил Семён, перебравшись на переднее пассажирское сиденье.

– О милиции забудь. Не было ничего. Никто за нами не гнался, – выдёргивая топор из лобового стекла, сказал майор. – А то начнут спрашивать, кто козу украл. И если выяснят, что ты, сам знаешь, страна у нас большая, лагерей много. Могу и не узнать, куда передачку отправить.

– Так мы ж…

– А вот этого никто не узнает. Я лично ничего не видел. Ну а ты если свою историю расскажешь, так вместо лагеря в дурке можешь оказаться. Как видишь, с нашей милицией выбор не особо-то и велик. Кого поймали, того и повязали. А уж если слово лишнее сказал, из лета зиму тебе быстро спроворят.

– Так что мне делать? – уныло спросил Семен у садящегося за руль, вдруг ставшего злым и страшным незнакомца.

– А ничего тебе делать не надо. Ты же уехать хотел. Помогу. На новом месте на работу устроишься, семью выпишешь и заживёшь в лучшем виде. Вот только рот пошире разевай только тогда, когда бутерброд кусаешь. А так всё в полном порядке будет.

Машина, рыкнув мотором, двинулась в сторону Семёновска.

Январь 1938 – октябрь 1941 года

В седьмом штреке прямо на земле сидели три человека. Высохшие землистые лица, сухие, с воспалёнными, раздутыми суставами руки. Грязные, потерявшие вид фуфайки в заплатах, брюки, вытертые и потерявшие цвет, с многочисленными дырами, подвязанные проволокой подошвы ботинок. Всё это свидетельствовало о том, что эти люди уже не один месяц работают на руднике. На вид каждому было лет за пятьдесят. Седые, коротко остриженные головы, опущенные согнутые плечи. Даже когда они сидели, опершись спиной на стену выработки, было видно, как горбятся их фигуры.

На глубине двухсот пятидесяти метров рудника «Удача», а в официальных документах спецлага НКВД № 1769/12, шло незапланированное совещание исполнительного комитета лагерной ячейки ВКП(б). Правда, если придерживаться документов, имеющихся в личных делах, хранящихся в сейфе спецчасти лагеря, то бывшим членом большевистской партии из троих был только один.

Член партии с 1924 года, сын потомственных рабочих – мать швея, отец революционер-путиловец, – Иван Сергеевич Маховиков вступил в партию в год смерти вождя мирового пролетариата, будучи студентом Ленинградского политехнического института. В 1928 году женился. Успешно окончив учёбу, был принят на должность мастера на автомобильный завод, где через год стал начальником цеха. В 1937 году обвинён во вредительстве. Приговорён к пятнадцати годам лагерей без права переписки.

Помыкавшись по пересылкам, в одну из зимних ночей 1938 года он, как и многие другие, был выгружен в тупике одной из сибирских станций под резкий свет фонарей и громкий лай собак охраны. Их прибыло триста человек в шести теплушках. Смысл названия этих гробов на колёсах был для зэков давно утрачен. Тепла в них было ровно столько, сколько оставалось в человеческих телах, содержащихся в этих промёрзших до звона стенках деревянных коробов, стоящих на рельсах.

Выпрыгнув на крутой откос насыпи, Маховиков покачнулся и, не удержавшись на ногах, упал – земля уходила из-под ног после двухнедельного качания в дороге – и тут же получил первый урок повиновения – удар валенком в бок.

«Хорошо зимой на этапе. Охрана в валенках, в тяжёлых тулупах. Сильно не ударит – особо не размахнёшься», – подумал он, поднимаясь и пытаясь при резком свете сориентироваться, куда следует двигаться.

Удар прикладом между лопаток послал его лицом на утоптанный снег. Несколько человек, спотыкаясь, прошли по его спине и рукам. Он не видел, как здоровенный охранник двинулся к нему, когда чьи-то руки подхватили его под мышки, а идущие следом отгородили своими спинами от дальнейшей расправы.

Через пять минут всякое движение на огороженной двумя рядами колючей проволоки площадке прекратилось. Прибывший этап стоял спиной к проволочному забору. Перед зэками располагалась охрана в длиннополых тулупах, всё в тех же валенках и ушанках. Стволы винтовок смотрели в толпу. Через одного у ног солдат сидели и скалились на людей огромные псы, кавказские овчарки с густой, не продуваемой ветром и не пропускающий мороз шерстью.

За цепь охраны шагнул человек в шинели с погонами майора НКВД. Лениво прошёлся вдоль передней шеренги зэков, повернулся и позвал:

– Похотин!

К нему тут же подскочил лейтенант в полушубке и в сапогах, начищенных до блеска.

– Порядка не вижу, – процедил сквозь зубы майор.

– Сейчас будет, – вытянувшись, ответил лейтенант и, дав отмашку, добавил: – Только стойла очистили, товарищ старший майор. Мусор сейчас подберём.

– Быстрее шевелитесь!

По взмаху лейтенанта от цепи отделилось несколько конвоиров и, прикладами винтовок выгнав из общего строя человек тридцать, повели их обратно к составу. Смысл их действий стал понятен, когда эта бригада стала выбрасывать из вагонов на откос насыпи тех, кто не смог самостоятельно покинуть продуваемые коробки товарняка. Таких набралось тридцать шесть человек, а точнее, тел, которые ровным рядом уложили за спиной цепи конвоя.

– Ваше приказание выполнено, товарищ старший майор, – доложил лейтенант, встав рядом со своим начальником, медленно перебрасывающим дымящуюся во рту папиросу из одного угла рта в другой.

– С прибытием, господа удачливые, – проговорил майор.

Строй зэков угрюмо молчал, опустив головы.

– Шапки снять, морды вперёд, – по-петушиному взвизгнул лейтенант из-за плеча своего начальника.

Майор недовольно поморщился.

Строй колыхнулся. Этап снял головные уборы и поднял лица, устремив взгляды на майора и цепь охраны.

– Удачливые вы трижды, – продолжал майор. – Во-первых, потому, что удачно доехали по сравнению с ними. – Майор махнул рукой себе за спину, где на снегу лежали начинавшие коченеть тела теперь уже бывших зэков. – Во-вторых, потому, что попали на прииск, именуемый местными «Удача». А в-третьих, что попали ко мне, старшему майору НКВД Потюпкину, человеку строгому, но справедливому. За господ извиняйте, конечно. Были вы господами, пока вас везли, охраняли, кормили и делать ничего не заставляли. Теперь вы никто. Понятно: никто! Знакомиться я с вами сейчас не буду, чтобы время зря не терять. Вам ещё двадцать километров до дома топать, вот с теми, кто дойдёт, и буду потом знакомиться. Лейтенант, начинай перекличку. Холодновато что-то становится. Поехал я. По прибытии доложишь.

– Слушаюсь, товарищ старший майор, – вытянувшись, козырнул летёха и, подождав, пока начальство прошло через обтянутую колючей проволокой калитку и уселось в ожидающую эмку, прокричал: – Внимание, начинаю перекличку! Названный делает шаг вперёд перед строем, громко и четко докладывает фамилию, имя, отчество, год рождения, статью, по которой осуждён, и выходит в калитку. Если кто после переклички останется на месте, спишу в неудачливые.