Николай Самохин. Том 2. Повести. Избранные произведения в 2-х томах

Или приходит тот же Файнберг и начинает бессовестно заливать: читал, дескать, один журнальчик и там написано, что каждые сто лет температура в нашей местности повышается на два градуса. Так что, вполне возможно, через несколько тысячелетий у нас образуются тропики.

Я выразительно смотрю на Гришкина и негромко посвистываю.

Гришкин смотрит в угол и тоже посвистывает.

– Вы чего? – спрашивает Файнберг.

– Ничего, – говорю я и незаметно толкаю в бок Гришкина. – Устарели твои сведения. Уже наблюдается таяние льдов на Северном полюсе. И даже вырос первый подснежник. Гришкин начинает трястись от смеха.

…А позавчера Файнберг влетел к нам и заорал: – Что вы тут сидите! В буфете марципаны продают! Тут мы с Гришкиным не выдержали.

– Сейчас я дам ему по шее! – сказал Гришкин.

– А я ему ноги переломаю! – сказал я

– Ну и черт с вами! – обиделся Файнберг и ушел, хлопнув дверью. А марципаны в буфете, действительно, продавали. И весь коллектив нахватал марципанов.

А коллега Файнберг нахватал марципанов две авоськи.

А нам с Гришкиным марципанов не досталось.

На другой день приходит Гришкин. Весь бледный и задумчивый.

– Слушай, – говорит он.

– Ну, – отвечаю я.

– Третьего дня, помнишь… Файнберг тут про градусы врал?

– Ну и что? – спрашиваю я.

Гришкин помолчал и говорит:

– Вот я и думаю: может, правда, будут тропики?

СТРАШНАЯ МЕСТЬ

Машкин долго вертел в руках рубль, хмыкал, пожимал плечиком и смотрел на меня прозрачными глазами бессребреника.

– Ну, что ты жмешься?! – не выдержал я. – Бери! Твой это рубль.

– И когда я тебе давал? – сомневался Машкин. – Убей – не помню.

– Зато я помню. Ты давал его мне в позапрошлую пятницу, возле дверей столовки, там еще Зина Федоровна стояла… Зина Федоровна! Правильно я говорю?

Зина Федоровна подняла голову от бумаг и сказала:

– В позапрошлую пятницу? Это когда в буфете пельменное тесто давали? Да, что-то такое было. Сумму не заметила, но помню – кошелек вы доставали. У вас ведь желтый кошелек?

Машкин вынул кошелек и удивленно посмотрел на него, будто впервые видел.

– Действительно, желтый, – наивно сказал он.

– Слава тебе господи! – вздохнул я. – Теперь-то припоминаешь?

– Нет, – сказал Машкин и покачал головой. – Не помню, старик. Там еще кого-нибудь рядом не было?

– О-о! – застонал я и выскочил из комнаты. Я выскочил из комнаты и чуть не сбил Гришкина, топтавшегося у дверей.

– Слушай, – забормотал Гришкин. – Не в службу, а в дружбу – отдай за меня Машкину пятерку, – он протянул деньги.

– Нашел дурака! – обозлился я. – Еще за пятерку к этой скотине не пойду!

– Да-а, – поскучнел Гришкин. – Вот это ситуация!.. А может, ты возьмешься? – обратился он к подошедшему Яшкину.

– Ну его к черту! – сказал Яшкин. – Я ему вчера полтинник аж домой возил. С тремя свидетелями. Свидетелей туда-обратно на такси пришлось катать. Полчаса гада уламывали. Не признавался.

– Ах, угнетатель! – Гришкин даже плюнул. – А давать любит. Хлебом не корми.

– Любит, – подтвердил я. – Только потом делает вид, что не помнит.

– Как же, не помнит он! – сказал Яшкин. – Рассеянным прикидывается. Все жилы вымотает, оконфузит при людях с головы до ног. Ух, я бы ему устроил!

– Не брать – и все, – предложил я.

– Мало! – кровожадно блеснул глазами Яшкин. – Надо другое что-то придумать.

И мы придумали…

Перед зарплатой нахватали у Машкина, кто сколько мог. Еще подговорили Кошкина с Пашкиным. И те по десятке одолжили.

– Здорово, Машкин! – сказал я в день получки. – Держи-ка, брат, трешку!

– Трешку? – как обычно, изумился он. – Какую? Что-то я не помню…

– Ах, да! – спохватился я. – Это же не ты, это Файнберг мне занимал! Ну, извини.

Машкин кисло улыбнулся.

Следующий удар нанес ему Гришкин.

– Брал я у тебя семь рублей или не брал? – потирая лоб, спросил он. – Вот зарежь – не могу вспомнить…

– Давай подумаем вместе, – бледнея, сказал Машкин.

– Нет, – просветлел лицом Гришкин. – Кажется, не у тебя.

Кажется, у кого-то другого. Пойду поспрашиваю.