– Это толчок незначительный, – говорил он. – Вот когда я служил в Энске, там был значительный толчок. Форточки, представьте, сами открывались, вода из кранов бежала. А у одной старушки даже валенки пропали. Из прихожей. Будто корова языком слизнула…
– У нас не бывает порядочных землетрясений, – вмешался Сидоренко. – Самые лучшие землетрясения бывают в Японии. Недавно там произошел исключительный толчок с большими разрушениями и человеческими жертвами.
Тут разговор завязался общий. И скоро от землетрясений перешли к первой мировой войне, а потом к автодорожным столкновениям.
– У нас не бывает настоящих катастроф, – вздохнул Сидоренко. – По катастрофам впереди идет Америка. Там они случаются через каждые две минуты. Мы в этом смысле серьезно отстаем от развитых стран.
…Тем же вечером, переходя улицу, Сидоренко попал под машину. Рассказывают, что, очнувшись в больнице, он попросил докторов сказать, какой марки автомобиль его переехал.
– Шкода, – ответили ему.
– Я так и знал, – тихо сказал Сидоренко, улыбнулся и помер.
ДИЛЕТАНТЫ
Когда мы проезжаем на троллейбусе по мосту, а под мостом сидят на кукурышках рыбаки-подледники, мой лучший друг Жора Виноградов печально говорит:
– Какие странные люди! Какие упрямые романтики! Мне кажется, что за их веревочки привязано лето. Кругом снег, холод, а они сидят и стараются выудить солнышко, тепло, зеленую травку и желтый песочек.
Жора – лирик. И холостяк. По субботам он долго ужинает в ресторане, а по воскресеньям запирается на ключ, курит и сочиняет стихи:
Мороз и солнце – день чудесный.
В кураж оделся лес древесный.
– Лето! Песочек! – взорвался как-то Жорин шеф Сергей Семенович, оказавшись с нами в троллейбусе. – Ах вы дилетанты! Ах вы бледнолицые самоубийцы! Ах вы никотинщики! Что вы понимаете?
– Ну, погодите! – пригрозил он нам на прощанье. – Я вас заставлю подержаться за эту веревочку! Я вас приобщу! Я из вас сделаю настоящих мужчин!..
Жора приобщается.
Оказывается, Сергей Семенович не бросал слов на ветер. Жора второй вечер сидит дома и насаживает какую-то железяку на черенок от лопаты. Посбивал все руки. Исковырял пол.
– Значит, поедешь? – спрашиваю я.
– Наседает старик, – жалуется Жора. – За горло берет. Велел пешню делать. Чертеж вон принес.
Действительно, над Жориной кроватью висит чертеж пешни. На чертеже она стройная и кровожадная, похожая на казацкую пику. У Жоры получается что-то среднее между долотом и кочережкой.
– Погоди, – говорит Жора, – он и до тебя доберется. Не обрадуешься.
Жучки-паучки
Сергей Семенович добрался до меня в субботу. Только я сел ужинать, как раздался телефонный звонок. Я снял трубку.
– Ну, готовы? – нетерпеливо спросил Сергей Семенович.
– А в чем дело? – поинтересовался я, дожевывая котлету.
– Как в чем? – сказал Сергей Семенович. – Сейчас берем такси и едем за червяками.
– За какими червяками? – спросил я обессиленно и почувствовал, как котлета становится поперек горла. Сергей Семенович сказал, что подробности в машине, что он звонит из автомата и что вообще дорога каждая секунда. Голос у него был такой, словно он сообщал о всеобщей мобилизации. Я оделся и вышел. У подъезда уже стояло такси, а возле него приплясывал Сергей Семенович.
– Ну давай, давай! – засуетится он, подталкивая меня на заднее сиденье. Потом упал рядом с водителем и скомандовал:
– Гони! В теплично-парниковый!..
…Черви были отменные: длинные, кормленые, тугие, как пружина. Знакомый Сергея Семеновича выдавал их поштучно.
– Ах, красавцы! Ах, симпатяги! – бормотал Сергей Семенович, принимая червей и запихивая их в термос с подогретой землей. На обратном пути он успокоился и даже заявил, что вообще-то черви – это так, баловство, забава. А главная наживка в зимнее время – мормыш.
– Что мормыш, – неожиданно вмешался шофер и стал расхваливать каких-то жучков-паучков с длинным латинским названием.
У лунки
– Попробуем здесь, – махнул рукой Сергей Семенович. Жора взял пешню наперевес и яростно бросился на штурм ледяных торосов.
У меня пешни не было. Сергей Семенович провертел мне две лунки своим буром и сказал:
– Ну, я пошел. Вон за ту косу.
Я размотал удочки, опустил в воду лески, поднял воротник и вытащил из-за пазухи «Графа Монте-Кристо». Жора долбил лунку. Читать не пришлось. Вдруг задергалась леска на одной из удочек. Потом – на второй. Потом лески стали дергаться не переставая. Кто-то энергично съедал моих червяков. Я снял варежки, придавил их «Графом Монте-Кристо», засучил рукава и поклялся выловить этого нахала. И выловил. Им оказался маленький колючий ерш. После этого дело пошло. Я поймал двух горбатых окуней и еще какую-то рыбину, серебристую, с красными глазами.
Жора долбил лунку.
Когда я вытащил девятого окуня, ко мне подошел усатый рыбак в пестрой дохе и завистливо спросил:
– Первый раз?
– Первый, – сознался я. – А что?
Усатый рысью взбежал на сугроб и, сложив ладони рупором, закричал:
– Эгей! Ребята! Он в первый раз ловит!
Тотчас из-за сугроба вылезли ребята, расставили вокруг меня свои агрегаты и начали деловито сверлить лед. Жора долбил лунку.
– Ух, хорошо! – выдохнул он, бросая пешню. – Замечательно! Великолепно! Мороз и солнце! День чудесный!
Тут из-за торосов вышел заиндевевший Сергей Семенович. Он тащил за шиворот поджавшую хвост щуку.
– Вот это да! – сказал Жора. – Вот это ну! – побежал к своей лунке и тоже выудил какую-то мелюзгу.
– Хорош окунек? – гордо спросил Жора, показывая добычу.
– Ничего, – согласился Сергей Семенович. – Только он чебаком называется.
Рыбные блюда