– Как что! – удивился Курчавый. – Берешь? За карандаш.
– Между прочим, я был чемпионом факультета по боксу, – прорычал я.
– Понятно, – сказал Курчавый. – Значит, не берешь.
Когда я после работы спустился вниз, изза угла выскочил Небыков. Он схватил меня за шиворот и, кровожадно улыбаясь, сказал:
– Пошли в ресторан! Выпьем по махонькой!
Я вырвался и побежал.
– Держи его! – крикнул мне вслед Небыков.
…Утром на троллейбусной остановке меня подкараулил Малявко.
– Я рисую, – затянул он, не здороваясь, – я тушую.
И тут меня осенило.
– Знаешь, – сказал я. – Поговори с Небыковым. Я уже пообещал ему. Теперь неудобно отказывать.
Я усадил Малявко в троллейбус и позвонил из автомата Небыкову.
– Привет, старик! – бодро сказал я. – Понимаешь, решил уступить карандаш Малявко… за велосипед.
После этого я не торопясь, пешком, отправился на работу.
Первые в редакционном коридоре мне встретился Жора Виноградов. Он быстро нес кудато свою любимую пишущую машинку «Оптима». Меня Жора не заметил и даже толкнул плечом.
Небыков явился на службу только в обед с рюкзаком за плечами, в котором что-то позвякивало.
Курчавый ходил задумчивый и время от времени о чем-то шептался с председателем кассы взаимопомощи.
Через два дня Малявко оказался владельцем радиограммофона РГЗМ, опасной бритвы, пылесоса и машинки для перемалывания кофе. Жора Виноградов получил двуствольный винчестер. Кроме того, Курчавый задолжал ему пятнадцать рублей, а сам Жора обязан был передать Небыкову полученные от Малявко болотные сапоги и четыреста метров «Сатурна». У Курчавого к этому времени были две теннисные ракетки, велосипед, Жорины боксерские перчатки и шестьдесят рублей долга в кассе взаимопомощи. Небыков имел кожаную куртку с четырьмя «молниями», охотничий нож и подержанный акваланг в потенциале. Акваланг должен был передать ему Малявко после того, как Жора выменяет его гдето на холодильник «Газоаппарат».
Про карандаш никто из них больше не вспоминал.
НОВОСЕЛЬЕ
Еще когда мы с домоуправом первый раз поднимались наверх, чтобы осмотреть мою квартиру, я обратил внимание на эту бабку. Маленькая такая, аккуратная старушка. Она сидела на трехногом стульчике на площадке четвертого этажа и совершенно ничем не занималась.
Старушка кивнула на меня и миролюбиво спросила домоуправа:
– Новый жилец?
Домоуправ заскрежетал зубами и бросился вверх по лестнице. А я остановился и сказал:
– Новый, бабуся! С иголочки! Новее не бывают! Когда мы спускались обратно, старушка спросила:
– Клопов нет?
– Что вы, – ответил я. – Какие клопы!
Переезжал я на другой день.
– Будете ремонтировать? – спросила старушка, когда я появился на четвертом этаже с тумбочкой в руках.
– Здравствуйте, – сказал я. – Нет, зачем же. Дом ведь новый.
Я преодолел еще четыре марша, оставил тумбочку и пошел за кроватью.
– Некоторые сразу ремонтируют, – сказала бабка, когда я с ней поравнялся.
– Вот как! – удивился я. – Мда!..
– Семью перевезете в другой раз? – спросила она, воспользовавшись тем, что кровать моя застряла на площадке.
– Да, – ответил я. – Собственно… видите ли, я – холост.
– Дети – большое беспокойство. Не правда ли? – сказала старушка, когда я спускался за чемоданом.
– Возможно, – пожал плечами я, – не знаю.
– Родители ваши живы? – спросила она во время следующего рейса.
– Частично, – пробормотал я и прибавил ходу, насколько позволяли бьющие по ногам чемоданы.
«Мужайся, старик! – сказал я себе. – Не поддавайся панике. Старушек много, а здоровье одно».
Обратно я стремительно съехал по перилам.
– Они живут в деревне? – донеслось мне вслед.
Внизу оставались еще корзина с книгами, постель и чайник. Я взял в правую руку корзину, в левую – постель, в зубы – чайник, открыв дверь головой и побежал по лестнице со скоростью четыреста метров в секунду.
– И держат корову? – крикнула бабка, умело рассчитав упреждение.
Я запер дверь на два поворота ключа, отдышался, достал одеяло, разрезал его на полоски и свил веревку. Потом спустился из окна шестого этажа и на первом телеграфном столбе прибил объявление:
«Меняю квартиру со всеми удобствами в центре города на жилплощадь в любом отдаленном районе».
ПЯТОЕ ДЕЙСТВИЕ АРИФМЕТИКИ
Мы отошли от кассы вместе.
– Послушай, старик, – взял меня под руку Миша Побойник. – Не откажи в любезности…
Вид у него был крайне озабоченный.