Другие обитатели лагеря ни за что не вышли бы за пределы территории, но для нас это было делом принципа. Мы должны были смотреть в лицо опасности, ведь Антон Маратович учил нас отваге и мужеству пограничника. Именно пограничник охраняет границы общего дома и именно он, при необходимости, обязан делать вылазки в стан врага, дабы предотвратить возможную опасность. И хотя, скорее всего, это дело больше касалось разведчика – для нас это не имело никакого значения, ведь мы были юными, и нуждались в благородном оправдании своей безрассудности…
Колокольня была последним сооружением, что осталось от старой, разрушенной в Советское время, церквушки. Одинокая башня посреди развалин, зачем её только оставили? Обломки камней так и лежали вокруг колокольни, уже чёрт знает сколько времени. Посреди всего этого строительного мусора возвышался здоровенный деревянный крест.
В первую же ночь своего пребывания в лагере, мы посетили это интересное место и изучили руины вдоль и поперёк. Внутри колокольни было пусто, лишь полуобвалившаяся лестница вдоль круглых стен и узкая площадка наверху. Там когда-то висел колокол и его, конечно, сняли в первую очередь.
– Во имя революции! – громко провозгласил тогда Чудо-тварь, глядя на Красного, и громко заржал.
В тот же день мы решили, что колокольня станет нашей базой и, взяв по куску кирпича, наскоблили свои имена на внутренней стене башни.
Как и в первый раз, сейчас от лагеря до развалин мы дошли минут за двадцать. Мы двигались очень быстро, стараясь не обращать внимания на шорохи в траве. Перемахнув через забор, мы двинулись вслед за Делюгой, который освещал путь карманным фонариком.
– Я спрятал пивас там, – шёпотом сказал он.
– И когда ты успел его спрятать? – так же шёпотом спросил я и украдкой покосился в сторону Бога.
– Сразу после полдника, буфетчица подогнала. Тебе же Красный сказал.
– Он мне вообще-то ничего толком не сказал, – проворчал я.
– Харе шептать, пацаны, – сказал Толстый. – И так жутковато.
– Что жутковато? – спросил Чудо-тварь. – Тебе страшно, Суфле?
– Не называй меня так, гнида!
– Хватит, парни, давайте дойдём спокойно, не хватало ещё на местных нарваться, – сказал Самсон.
После этого все замолчали и остаток пути мы шли в тишине.
Я чувствовал вину за то, что делаю: иду развлекаться на святое место бывшего храма Божьего, да ещё и пиво там пить. Не зная насколько подобное плохо, пока мы шли, я раз десять смотрел в сторону Бога. Хорошо, что выбранное мною направление совпадало сейчас с нашим путём, иначе бы пацаны точно заметили эту мою странность, и пришлось бы снова врать насчёт того, что я делаю упражнение для зрения.
Вскоре мы дошли до колокольни и осторожно ступили на свалку битого кирпича. Я почтительно покосился на внушительный деревянный крест, отдавая дань этому старому Божьему порталу. Разумеется, главным местом для моей связи с Господом всегда оставалась церковь у моего дома, но я никогда не позволял себе пренебрежения и в отношении к другим порталам.
Делюга юркнул внутрь башенки и через мгновенье появился перед нами с пятилитровой баклажкой пива.
– Вот, пацаны, – торжественно объявил он. – Приступим!
– А похрустеть есть чё? – спросил Толстый.
– Ха-ха, тебе лишь бы хрустеть, – сказал Чудо-тварь. – Хру-хру.
– Завали е…!
– Есть – что похрустеть, – сказал Самсон и вынул из рюкзака три пачки сухариков.
– Ништяк! Где взял? – обрадовался Рукомойников.
– Ангелина угостила.
Я вновь ощутил укол ревности.
– Пацаны, а у меня ещё сиги есть, – подал голос Красный.
Курить никто из нас ещё не пробовал. Воцарилось смущённое молчание.
– Ну а чё, можно и покурить, – заявил Чехов.
– А как же тренировки, боевая подготовка? – сказал Толстый.
– А что подготовка? Маратыч курит? Курит. И хочешь сказать, что военные не курят? Да почти все!
Чудо-тварь явно намеревался развивать тему дальше, но я вдруг, сам не зная зачем, подошёл к Красному, взял у него пачку и достал сигарету.
– Спички?
Прокопенко вытащил зажигалку и дал мне прикурить. Все смотрели на меня как на первопроходца, вышедшего на тонкий лёд. Я затянулся, набрав полный рот дыма, и тут же истошно закашлялся. Чудо-тварь заржал и тоже взял сигарету.
В ту ночь все, кроме Самсона, выкурили по своей первой сигарете.
– Пацаны, я не буду курить, – спокойно сказал он.
– А чё ты?
– Да ничего, не хочу и всё, – отрезал Штерн.
Он достал из рюкзака пластмассовые стаканы.
– Только три есть, поэтому по очереди будем пить.
Делюга свинтил крышку с пивной баклажки, послышалось шипение, из горлышка пошла пена. Астахов быстро завинтил крышку обратно, но не до конца, а так, чтобы постепенно выходил газ. В отличие от курения, пиво мы уже пробовали, поэтому каждый из нас знал как его открывать, чтобы не проливалось и как наливать в стаканы, чтобы не было пены.
Надо наклонить стакан так, чтобы он был почти в горизонтальном положении и медленно наполнять его пивом, как будто ручеёк течёт. Ни брызг, ни бульканья, ни пены. Делюга справлялся с задачей лучше всех.
– Ты где сигареты взял? – спросил Толстый у Красного, когда все выпили по первому стакану.
– Да у деда из блока вытащил перед отъездом.
– А что только сейчас показал?
Красный задумался.
– Да не знаю, как-то не представлялось случая. Я как в сумке их спрятал, так и не думал про них. А сейчас как пошли, вспомнил, да и взял с собой.
– Понятно, ну дай мне ещё одну, – попросил Толстый.
Кроме него вторую сигарету больше никто курить не стал.
Мы выпили ещё по стакану пива, и я почувствовал, как в голове растекается приятная нега. Сидя по-турецки на битом кирпиче, мы обсуждали перспективы на будущее. Каждый из нас собирался идти в военное училище, к чему нас готовил наш наставник, Антон Маратович.