Смерть под псевдонимом

Все распри забыты, и Бабин это ценит. Славка – настоящий товарищ, и жаль, что его не берут. Бабин ведь слышал, как Шустов просил майора Котелкова взять его с собой в десант, хотя бы на помощь радисту: аппарат таскать. Котелков отрывисто рассмеялся: «Бодливой корове бог рог не дает». И успокоил: «Вы полковнику понадобитесь, тут не заскучаешь».

Лейтенанты поспешно докуривали, прежде чем войти в самолет. Шустов с завистью наблюдал, как Ватагин пожимает руки Котелкову, Цаголову. А Колдуну сказал что-то, чего Слава не расслышал.

Десантники с автоматами взбегали по лесенке.

Шустов постеснялся поцеловать Бабина, только сунул ему зачем-то кожаные перчатки и финку с янтарной рукоятью. Миша был бледен, может быть, из-за ночного холодка.

Две тяжелые птицы, нехотя поворачиваясь, нагоняя ветер, пошли вперевалку набирать скорость по выгоревшей траве, потом оторвались от взлетного поля и взяли курс на юг.

Ватагин и Славка молча возвращались с аэродрома. Лишь у квартиры полковника, когда младший лейтенант остановил машину, Ватагин посмотрел, улыбнулся:

– Ты на судьбу не жалуйся, Слава. Иди спать, отдыхай.

Откуда он догадался о том разговоре, который был у Шустова с Котелковым?

9

Поздно ночью над болгарским селом раздался тяжелый гул моторов. Было ясно, что летит самолет. Но чей? Если американский, то будет бомбить. А что, если немецкий, на выручку своим? Тогда сражаться насмерть! Во всех дворах взахлеб надрывались собаки. По кирпичным ступеням в погреба бежали женщины и дети.

Два самолета делали круги над селом и вдруг доверчиво засветили бортовыми окнами.

– Русские летят! Ай да руснаки!

Сотни болгар, обгоняя друг друга, устремились на широкий луг. Самолет шел на посадку по свету костров, наскоро разложенных пастухами. Тяжко подпрыгнув, он наконец остановился. В свете костров было видно, как выскочил офицер, за ним посыпались другие – много их, и у всех в руках автоматы.

– Отставить оружие! – скомандовал советский офицер не то болгарам, бежавшим прямо на него, не то своим парням, стоявшим сзади. – Здравствуйте, братья болгары!

Прошло не менее пяти минут, пока десант пробивался сквозь руки, протянутые для объятий. Отовсюду раздавались по-славянски щедрые возгласы:

– Добре дошли, братушки!

– Да живее Москва!

В толпе слышался злой голос майора:

– Колдунов, береги самолет! Черт… Изломают в щепу!

Миша Бабин видел из двери самолета, как отбивался от крестьян майор Котелков. Каждая минута, сбереженная для броска, решала успех операции.

– Цепью! Вперед!

Котелков обернулся:

– Радист, за мною!

Рядом с Котелковым бежал учитель Никола Цвятков:

– Вы не тревожьтесь, господин офицер.

Но Котелков не удостоил его вниманием.

Навстречу от полустанка бежали пограничники.

– Где начальник заставы? – крикнул издали Котелков.

– Он отдыхает, господин офицер.

– Отдыхать в могиле будем – понятно?

– Его трясет малярия, господин офицер. Да здравствует Отечественный фронт!

– Меньше слов, больше дела… – огрызнулся майор.

Котелков знал главное: все решает внезапность. Еще в воздухе он решил немедленно отстранить болгар. Теперь пограничники с их офицерами показались ему совсем не внушающими доверия. Проще – без них! Пусть Цаголов выбросит засаду в сторону турецкой границы. Ворваться в вагоны – порядочек!

По одному перебегали автоматчики железнодорожное полотно, накапливаясь на полустанке. Из окопа высунулся болгарский подофицер Славчев.

– Где же ваш подпоручик? – с досадой спросил Котелков.

– Тяжко болен. Малярия.

– Ну и мы тут – не просо воробьям давать, – пробормотал Котелков сквозь зубы.

Болгарин ничего не понял, он радовался, что рядом с ним стоят русские и, значит, враги не уйдут. Подофицер опасался только, как бы русские сгоряча не подумали про Атанаса Георгиева, что он фашист.

– А где бумаги посольства? – спросил Котелков.

– Дома у Георгиева. Все в порядке, товарищ!

– По вагонам! – крикнул Котелков.

Несколько секунд на полустанке мелькали тени. Это десантники вскакивали на площадки вагонов. Два-три выстрела. Немецкая возбужденная речь. Чей-то крик… Бабин вслед за одним из автоматчиков тоже вскочил в ближайший вагон – он должен найти радиостанцию.

Как ни возбужден был Бабин, он удивился тому, что увидел в свете «летучей мыши»: германский дипломат стоял перед майором Котелковым навытяжку. Он так нелепо тянулся перед майором, что напомнил Бабину одного пленного обозника, которого шоферы его автобата вытащили из засыпанного снегом стога в донской станице. Однако времени терять нельзя. Миша просунулся между майором и фашистом и смело пошел по всем купе. И немецкие офицеры поднимали при его появлении руки. Где же радиостанция?..

– Взять вагоны под наблюдение! – командовал Котелков. – И чтобы мышь не проскочила! А ну-ка, братушки, ведите к вашему подпоручику.

Освещая фонариками дорогу, Котелков с группой лейтенантов бежал по селу. Учитель задохнулся, отстал. Его сменил подофицер Славчев. Переулок был похож на каменную щель. Впереди за домами старобалканской застройки слышался ропот горного ручья. Здесь пахло кожевенными мастерскими, кислым запахом дубления. Подпоручик Георгиев жил в последнем доме, над рекой. Дверь была открыта настежь.

Котелков вошел первым.

– Кто тут живой? – спросил из-за его плеча автоматчик.

Прислушались – тишина. Только за окном шумел поток. Прошли еще две комнаты.

– Господин подпоручик, вы спите? – спросил Славчев, заглядывая в горницу.

Котелков и автоматчики вошли вслед за ним.