Оценить:
 Рейтинг: 3.67

Смерть под псевдонимом

Жанр
Год написания книги
2014
Теги
<< 1 ... 5 6 7 8 9 10 11 >>
На страницу:
9 из 11
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Звездный свет ночи едва проникал сквозь решетку полуоткрытого окна. В горнице пахло странной смесью кожи и пороховой гари. Котелков, широко расставив ноги, вглядывался в полумрак. Подпоручик лежал на тростниковой кушетке. Ужасно длинными казались вытянутые ноги в тяжелых болгарских сапогах. Лицо глядело в потолок. Что-то темное, как будто курчавое, напоминающее каракулевую шкурку, облегало его шею и плечи.

– Порядочек, – сказал Котелков.

Он подошел вплотную. Теперь он видел, что это за каракуль: широкая резаная рана в загустевшей кровавой корке. От шагов Котелкова узкая плетеная кушетка поскрипывала под трупом.

– Понятно.

Горница опустела. В доме слышались шаги солдат, их голоса, Славчев звал хозяйку:

– Костадинка! Где ты, Костадинка?

Котелков посветил фонариком. Вдоль стены валялись разбросанные баулы дипломатического архива. Судя по беспорядку, кто-то второпях рылся в них.

На коврике под правой рукой Георгиева – револьвер. Майор поднял, понюхал – подпоручик стрелял. Кровавые следы шли к двери. Котелков внимательно оглядывал горницу. Домотканое одеяло лежало брошенное на пол в ногах подпоручика. На гвозде висела фуражка с бело-зеленой кокардой. На столе – стакан с недопитым чаем, облатки, наверно хина, косточки сливы на блюдце. На отсыревших стенах – церковная картина с видом Иерусалима и тусклый портрет усатого и завитого мужчины времен оттоманского владычества.

Что же случилось здесь полчаса назад?

Болгарский солдат шепотом позвал майора.

– Кто был в доме? – спросил Котелков.

– Старуха. Больше никого. Она спятила, что-то бормочет.

Вслед за солдатом майор сошел по крутой лестнице в кухню. Горный поток шумел под открытым окном, возле которого на низенькой скамеечке сидела старуха в черной шали. Она не замечала толпившихся в кухне солдат.

– Вот так гости, – оцепенело твердила она. – Вот так гости…

– Что говорит? – спросил у болгар Котелков.

– Бессмыслица, – ответил Славчев. – Не разберу, при чем тут…

– Вот так гости, – внятно твердила старуха, гортанно и резко звучал ее голос. В свете фонарика Котелков увидел, как подагрической рукой она поправила седую прядь.

– Послушай, мама, – тронул ее за плечо Котелков. – Ты не бойся, рассказывай. Мы – русские.

Старуха обратила на него застывший взгляд:

– Вот так гости. Они искали подковы. Я слышала: «Пять подков! Бързо, бързо… быстро!» Потом стали двигать стульями, как будто подметали пол. Потом – выстрел… Они пробежали по лестнице. Один, за ним другой… Вот так гости.

– Ты их узнала, мама? – допытывался Котелков. – Это были болгары или…

Но, видимо, ужас мешал ей ответить членораздельно.

– Вот так гости, – бормотала старуха.

10

Нет ничего прелестнее болгарских городков на рассвете, когда вчерашняя пыль улеглась и горы чисты над крышами, а в палисадниках благоухают розы и качают своими пушистыми головками астры, и даже конское ржание просыпающихся солдатских обозов не нарушает этой простодушной прелести.

Едва светало, когда Шустов растолкал во дворе шофера спецмашины и поднял полковника Ватагина. Они выехали еще до того, как на дорогу вытянулись колонны грузовых машин, минометные батареи и конные обозы.

С радиостанцией полковник теперь, в Болгарии, не разлучался. И младший лейтенант Шустов рядом, в машине, – с ним веселее. Удивительный человек этот Славка: и отважный воин, и в то же время легкомысленный мальчишка. На Миусе он спас бетонный мост: влетел на мотоцикле под огнем противника, когда до взрыва оставалось секунд двадцать, и затоптал бикфордов шнур. Потом спрашивали его – он и сам не знал, как это случилось. Но числилось за ним и много смешного: однажды он впотьмах принял тол за мыло и отдал хозяйке на стирку кусочек взрывчатки. Офицеры дразнили его: «Ну как, мыло не кончилось? Не смылил?» На это Славка не обижался. Щеголь он был отчаянный и, хотя перестал носить планшет и спрятал финку с янтарной рукоятью, но перед каждым рейсом надраивал до полного блеска свои шевровые сапоги.

Все оперативные работники от него отказывались: ненадежен этот стажер, недисциплинирован. Ватагин говорил им: а вы напрасно – и оставлял Шустова при себе. По молодости лет Шустов не догадывался, что со своим шумным ребячеством он просто необходим Ватагину, что тот отдыхает в его компании и от утренних бумаг, и от бесконечных телефонных переговоров, и от ночных поездок в Военный совет.

Шустов знал на фронтовой дороге всех шоферов, всех регулировщиц. За баранкой, особенно в населенных пунктах, ему приходилось трудновато: с риском для жизни – своей и полковника – он провожал взглядом каждую мало-мальски хорошенькую девчонку и, заметив внимание полковника, говорил ненатуральным баском: «Предпочитаю блондинок, слегка склонных к полноте…» Ватагин догадывался, что за внешней развязностью Шустова скрывается самая настоящая застенчивость, может быть, поэтому в любовных делах его и постигали страшные разочарования. Девушки почему-то не ценили его, но через два-три дня Славка забывал все огорчения: природная доверчивость и широта натуры залечивала раны сердца. Ватагин исподтишка наблюдал эти минуты борения самолюбия и веселости. В последний месяц регулировщица Даша Лучинина встала со своими флажками на Славкином пути. Надолго ли?

Ватагину не скучно было слушать бестолковые монологи Шустова – о футболе, о кинофильмах, о прочитанных книгах. Не подсчитать, сколько раз полковник должен был восхищаться похождениями Капитана Сорвиголовы в Англо-бурской войне. Это любимая книга детских лет Славки Шустова. Ее написал Луи Буссенар. Война там не похожа на нынешнюю, враги – великодушны, как рыцари. Славка мог в любую минуту завестись и рассказывать. И при такой детской нетребовательности к собеседнику он был от природы понятлив и тактичен и, что еще удивительнее, – наблюдателен. Вдруг вспомнит, какие были у пленного немецкого оберста мягкие светлые волосы с пробором на середине, а под усиками улыбка и румянец на щеках; и как его, Славку, удивили грязные руки пленного; и как неверно и резко оборвал немца майор Котелков: «Мы учили немецкий язык, чтобы допрашивать, а не разговаривать…» И тут, если полковник не прерывал Славку, он мог еще пятьдесят километров вспоминать вслух, как он сам учил немецкий язык – в трамвае, в антракте на спектакле, на стадионе; он зажимал большим пальцем левый столбец и говорил сам с собой по-немецки: «Рехт хабен – быть правым…» И как он все-таки срезался в четверти и учитель немецкого языка стал его личным врагом: в ту минуту он его ненавидел до дрожи.

Спецмашина с часовыми на подножках шла по горным дорогам тяжело и осторожно. Поездка затягивалась. То танки перекрывали на много часов дорогу, то на перевале дожидались попутного тягача. Повсюду на остановках радист распускал антенны. А чуть вечер – искали уединенной стоянки для ночлега, чтобы слушать всю ночь по расписанию работы.

При всех этих хлопотах Славка ухитрялся жить полной жизнью со всеми дорожными удовольствиями и огорчениями, ссорами и новыми знакомствами. В Варне он купался: прыгнул в море прямо с мола. Он ел только болгарскую еду, например «зарзават» в глиняной миске. Из фруктов предпочитал не яблоки, а мушмулу. В Добриче накупил табаку, три арбуза и фисташек, которыми засыпал все сиденье. В Шумене собрался сбегать в турецкие бани, да полковник отговорил:

– Хорош будешь после бани в такой пыли! Брось. Не уйдут турецкие бани.

Они въезжали в городок, искали корчму – пообедать.

– Молим! – подзывал Славка официанта.

Он заказывал себе и полковнику пылающий перец, фаршированный творогом.

Ватагин предоставлял стажеру вести переговоры и только иногда внушал:

– Ты теперь не просто младший лейтенант Шустов. Ты теперь – руснак! Больше выдержки.

Они обедали, а вокруг толпился народ, по-южному пылкий, возбужденный великими событиями. Славка заговаривал то с девушками-партизанками, которые упрашивали его поменяться оружием, то с монахом: угощал его солдатской махорочкой, а старец приглашал в гости в свой монастырь. По улицам вели изловленных фашистов или местных богачей фабрикантов, иных – прямо в носках, как захватили на чердаке или в погребе, и народ гневно вздыхал, вглядываясь в их ненавистные лица. Кто-то празднично выдувал на овечьем бурдюке диковинную музыку, и Славка тотчас узнавал название инструмента – гайда. Он все хотел испробовать, понять, вкусить, и всего ему было мало.

И на дорожных перегонах было хоть и пыльно, но весело.

Обозы тянулись – казалось, вся Россия в гости к болгарам! Реки были желты, горы зелены. Деревья подстрижены. На стареньких машинах мчались новые власти – кметы, народная милиция: в Софию и обратно. Ехали с гор партизаны на конях. Старухи восседали у ворот с пряжей в руках. Цыганский табор отдыхал с выпряженными конями. Странно выглядели ходжи в белых чалмах: Славка узнал – правоверные турки, побывавшие в Мекке. Детвора бежала за орудиями. Из девичьих рук летели в кузова грузовиков цветы и гроздья винограда… Вот и еще одно село осталось позади.

Сторонясь и пропуская Славку, армейские обозы заполняли дороги – бесконечный поток телег, бричек, фур, пролеток, шарабанов. Все довольны: боя не слышно впервые за долгие времена войны.

– Не слыхал ли, земляк, где она теперь, передовая?

– Да сказывали, в Сербии, в горах.

Благодушие на пыльных лицах. И едут, едут войсковые обозы. Лошади бегут ходко. Почмокивают ездовые. Истосковались по вожжам крестьянские руки.

– Но, но, мухортый!

И пылят по Болгарии обозные меринки – соловые, рыжие, каурые, кобылки гнедые да корноухие, с лысинками на лбу, с гривами налево, направо, а то и на обе стороны; бегут за колесами жеребята – чалые, игреневые, белогубые, ржут тоненько, перестукивают копытцами, радуют солдатские души. Тут и надежда на скорую победу, на встречу с родными не отстает от сердца, как лошонок от брички.

Теперь полковник Ватагин не пропускал ни одного обоза: выходил из машины, заговаривал с ездовыми, оглядывал лошадей. Славка с удивлением замечал вдруг пробудившийся в Ватагине интерес к сбруе, попонам, кормушкам. Трофейных лошадей выпрягали из подвод, и Ватагин лично присутствовал при ветеринарном осмотре.

Однажды провели мимо по дороге понурую лошадь. Взъерошенная шерсть потеряла блеск, дрожь окатывала спину и круп, из углов глаз спускались гнойные шнурки. Ватагин чуть не на ходу выскочил из машины: да, это сапная!

– Куда? – крикнул полковник.
<< 1 ... 5 6 7 8 9 10 11 >>
На страницу:
9 из 11