Последние дуэли Пушкина и Лермонтова

Всё это происходило уже после окончания Царскосельского Императорского лицея, выпуск из которого состоялся 9 июня 1817 года.

Назначение по выпуску Пушкин получил в Коллегию иностранных дел с чином коллежского секретаря (десятый класс из четырнадцати в табели о рангах).

Служба, как принято считать, сразу не задалась. Уже менее чем через месяц, 3 июля 1817 года, Пушкин подал прошение об отпуске и отправился с родителями, сестрой и братом в Михайловское.

Потом снова послужил немного и вскоре, спустя два года, взял новый отпуск. Для чего? Его снова и снова тянуло в Михайловское. На этот раз он отправился туда на месяц. Всего же он трижды побывал в этом имении до большой туда ссылки. Поездки напитали его древней ведической мудростью благодаря Арине Родионовне.

О службе же Пушкина в Коллегии иностранных дел Егор Антонович Энгельгардт (1775–1862), русский писатель и педагог, бывший директором Царскосельского Императорского лицея в 1816–1823 годах, писал: Пушкин «ничего не делает в Коллегии, он даже там не показывается».

Недаром впоследствии в ненапечатанных главах романа «Евгений Онегин» (ХХХ в) были обнаружены такие строки:

Мы все служили понемногу,
Когда-нибудь и где-нибудь,
И орденами, слава Богу,
У нас немудрено блеснуть.
Когда бы я, как наш Евгений,
Служить собрался, без сомнений,
За стать и доблесть, блеск мундира –
В полк Новгородских кирасиров!
Где рано утром в конный строй,
Где блеск кирасы, звон палашей,
Где жаркий бой с хмельною чашей,
Когда с врагом окончен бой.
Туда, где в дружеском строю
Я пропил молодость свою.

Что касается отношения Пушкина к армейскому строю и его стремлению в бой, в самые горячие точки жарких схваток, то об этом мы ещё поговорим в последующих главах. Ведь храбрость на дуэльных поединках немного стоила, если бы не подтверждалась храбростью в боевых действиях.

Служба в Коллегии иностранных дел позволила на первых порах заняться творчеством. В то же время его искромётные стихи дали повод некоторым злым силам начать провокационные делишки под прикрытием его имени, постепенно обретающего авторитет и любовь среди широких слоёв читателей.

Современники отмечали, что столицу буквально наводнили дерзкие стихотворения, якобы написанные Пушкиным. В декабре 1817 года появилась ода «Вольность».

(…)
Хочу воспеть Свободу миру,
На тронах поразить порок.

Дерзко сказано! Или вот, дальше:

(…)
Тираны мира! трепещите!
А вы, мужайтесь и внемлите,
Восстаньте, падшие рабы!
Увы! куда ни брошу взор –
Везде бичи, везде желе?зы,
Законов гибельный позор,
Неволи немощные слёзы;
Везде неправедная Власть
В сгущённой мгле предрассуждений
Воссела – Рабства грозный Гений
И Славы роковая страсть.
Лишь там над царскою главой
Народов не легло страданье,
Где крепко с Вольностью святой
Законов мощных сочетанье;
Где всем простёрт их твёрдый щит,
Где сжатый верными руками
Гражда?н над равными главами
Их меч без выбора скользит
И преступленье с высока
Сражает праведным размахом;
Где не подкупна их рука
Ни алчной скупостью, ни страхом.
Владыки! вам венец и трон
Даёт Закон – а не природа;
Стоите выше вы народа,
Но вечный выше вас Закон.

Как мог отнестись Император к подобным стихам? Нам это неведомо. Нам это рассказали вездесущие литературоведы, которые конечно же с помощью фантастических возможностей, видимо, проникли в мысли Императора. Но факты говорят о том, что проникли не совсем или даже вовсе не проникли. Кстати, вспомним, что говорил Император, известный нам под именем Александра I по поводу вольнодумцев, которые, по всему было видно, готовили заговор.

Однажды после доклада Васильчикова Император сказал ему:

«Друг мой Васильчиков! Так как вы находитесь у меня на службе с начала моего царствования, то вы знаете, что и я когда-то разделял и поощрял эти мечтания и заблуждения».

И потом, после длинной паузы, добавил:

«Не мне наказывать».

Не означает ли это, что Император разделял и юные заблуждения Пушкина, от которых поэт полностью излечился после встречи с Николаем I в Чудовом монастыре в 1826 году.

А вот далее при разборах очередных строк оды смысл их уже извращался намеренно.

Самовластительный Злодей!
Тебя, твой трон я ненавижу,
Твою погибель, смерть детей
С жестокой радостию вижу.
Читают на твоём челе
Печать проклятия народы,
Ты ужас мира, стыд природы,
Упрёк ты Богу на земле.

Пушкину шёл девятнадцатый год. Он только что окончил Царскосельский Императорский лицей, рассадник вольтерьянства и масонства, а потому неудивительно, что не все акценты расставлены правильно. Отдельные биографы из среды ордена русской интеллигенции, в том числе и советские выдумщики, пытались убедить читателей, что под самовластительным злодеем Пушкин имел в виду Русского Царя. Конечно же, ненавистного врагам России и Самодержавия – Николая I. Не обратили внимания лишь на такую мелочь, как дату написания оды. А между тем в 1817 году никто, кроме Императора, известного нам под именем Александра I, не знал о том, что через восемь лет взойдёт на престол Николай Павлович. Даже сам Николай Павлович не ведал. Сообщил о том, что собирается передать ему престол действующий Император в 1819 году. Ну разве что намекала на это мать, вдовствующая императрица Мария Фёдоровна, часто повторявшая, когда приходилось сдерживать великого князя Николая от стремления выйти на поле брани: «Вас берегут для других случайностей». Она могла это предполагать, зная мнение цесаревича Константина Павловича по поводу вступления на престол. Он и не скрывал своих мыслей. Так Николай Александрович Саблуков вспоминал свой разговор с ним после убийства Императора Павла Петровича:

«Однажды утром, спустя несколько дней после ужасного события, мне пришлось быть у его высочества (цесаревича Константина Павловича. – Н.Ш.) по делам службы. Он пригласил меня в кабинет и, заперев за собою дверь, сказал:

– Ну, Саблуков, хорошая была каша в тот день!

– Действительно, ваше высочество, хорошая каша, – отвечал я, – и я очень счастлив, что я в ней был ни при чём.