Любовные драмы у трона Романовых

Он остановился, порывисто повернулся и сказал:

– Можете располагать мною…

И когда нагнулся, чтобы поцеловать руку великой княжны, почувствовал быстрый поцелуй.

– До завтра, князь! Завтра там же и в тот же час.

И великая княжна скрылась в освещённой мерцающим светом фонарей аллее.

Князь стоял на том же месте, где застал его волшебный поцелуй волшебной девушки, и перебирал в памяти весь вечерний разговор, отыскивая в нём намёки не только на политику и на то великое, всепобеждающее чувство, которое сильнее политики, сильнее войн. На чувство, которое оказывает невероятное влияние и на политику, и на войны и на всё остальное в этом мире.

И он находил и не находил эти намёки.

Не мог он не задуматься и о том, что скрывается за прямым и кратким вопросом. Снова государственный переворот? Снова свержение императора?

А великая княжна в тот вечер спешила в свои покои, размышляя о встрече с этим необыкновенным человеком, человеком мужества, чести, долга и отваги. Она понимала, как сложно было ему произнести те слова, что он произнёс, а потому подготовила его заранее, в процессе разговора, некоторыми пояснениями относительно того, сколь преступным был переворот 11 марта 1801 года, переворот, который заставил Россию свернуть с её главного пути.

А между тем, о встречах князя Багратиона и великой княжны Екатерины Павловны в тенистых аллеях парка заговорили не только в Павловске, но и в столице, а вскоре информация распространилась и ещё шире. Вот, к примеру, что писала императрица Елизавета Алексеевна, супруга императора, своей матери маркграфине Баденской в 1807 году:

«…Ей (великой княжне Екатерине Павловне. – Н.Ш.) нужен только муж и свобода… Я никогда не видела более странной молодой особы; она на дурном пути, потому что берёт за образец мнения, поведение, даже манеры своего дорогого брата Константина. То, как она держится, не пристало и сорокалетней женщине, а ещё того менее девушке девятнадцати лет, и к тому же эта её претензия водить за нос свою мать, что, впрочем, ей иногда и удаётся. Я не понимаю императрицу, которая в отношении других своих дочерей и невесток проявляла преувеличенную требовательность и суровость: этой она позволяет обращаться с собой с дерзостью, которая меня часто возмущает, и находит это в ней оригинальным. Теперь она как два пальца руки связана с князем Багратионом, который уже два лета живёт в Павловске, будучи там комендантом гарнизона. Она всё время говорит “мы”: “Мы велим матушке поступить так-то и так-то”… Не будь он так безобразен, она рисковала бы погубить себя этой связью, но его уродство спасает великую княгиню».

Впрочем, и великая княжна Екатерина Павловна платила императрице Елизавете Алексеевне той же монетой.

А. Манфред в книге «Наполеон Бонапарт» рассказал:

«Екатерина Павловна с присущей ей гибкостью и сообразительностью быстро нашла чувствительные точки, затрагивающие личные интересы брата: она исключила из переписки и бесед всё, что касалось императрицы Елизаветы Алексеевны – официальной супруги Александра; её как бы вовсе не существовало. В то же время она установила самые дружеские отношения с М. А. Нарышкиной – морганатической возлюбленной царя – и постоянно возвращалась к этой приятной Александру теме. Она легко находила с ним общий язык и в делах, касающихся их взаимоотношений с матерью; они оба не ладили с ней».

Так кто же она, великая княжна Екатерина Павловна, «странная молодая особа… на дурном пути» или «душа русской консервативной партии», готовая посвятить всю жизнь свою борьбе за величие России? Кто она, барышня, которой нужны «только муж и свобода…», или женщина, достойная искренней любви, но испытавшая немало любовных драм и трагедий? Кто она, эта таинственная женщина, которая, по мнению современников, не только оставила след в сердце героя войн за Отечество, но и сама сыграла роль в укреплении обороноспособности России, даже едва не заняла место своего брата на Русском престоле после позорного для России Тильзитского мира в 1807 году. То есть перед нами, по существу, несостоявшаяся императрица Екатерина Третья! И вполне возможно способная заслужить, как и её державная бабушка, титул Великой Государыни!

Вспомним слова императрицы Екатерины Великой:

«Если бы я была мужчиной, смерть не позволила бы мне дослужиться до капитанского чина».

Как они сочетаются со словами внучки, которая сожалела, что не была мужчиной в 1812 году.

А начинался её земной путь трудно…

Краткое счастье детских лет

11 мая 1788 года императрица Екатерина Великая писала своему супругу и соправителю Григорию Александровичу Потёмкину из Царского села:

«Любезный друг Князь Григорий Александрович.

Вчерашний день великая княгиня родила дочь, которой дано моё имя, следовательно, она – Екатерина. Мать и дочь здоровы теперь, а вчерась материна жизнь была два часа с половиною на весьма тонкой нитке; видя крайность, я решилась приказать accoucheur (акушеру) спасти жизнь ей, за что теперь меня и муж, и жена много благодарят…

У нас так холодно, что я пишучи почти замёрзла…»

Потёмкин разделил радость в ответном письме от 19 мая словами:

«Матушка Всемилостивейшая Государыня! Я получил о разрешении Ея императорского Высочества и на другой день праздновал…»

А тревоги 10 мая 1788 года были далеко не напрасными. Почти семь часов императрица не отходила от своей невестки и уже опустивших руки акушера и его помощниц. Государыне была памятна трагедия, происшедшая с первой супругой сына великой княгиней Натальей Алексеевной. Это случилось в 1776 году. Роды начались 10 апреля и начались неудачно. Несколько дней продолжались схватки, но родить великая княгиня никак не могла. Ребёнок не выдержал и умер.

Своему статс-секретарю императрица написала:

«Дело наше весьма плохо идёт. Какою дорогой пошёл дитя, чаю, и мать пойдёт. Сие до времени у себя держи…».

Мёртвый ребёнок инфицировал организм матери, и надежд на то, что она выживет, почти не было. 15 апреля Наталия Алексеевна ушла из жизни.

Екатерина призналась в письме:

«Вы можете вообразить, что она должна была выстрадать, и мы с нею. У меня сердце истерзалось; я не имела ни минуты отдыха в эти пять дней и не покидала великой княгини ни днём, ни ночью до самой кончины. Она говорила мне: «мы отличная сиделка». Вообразите моё положение: надо одного утешать, другую ободрять. Я изнемогла и телом и душой…»

Правда, тогда всё усложнялось тем, что Наталия Алексеевна не могла иметь детей из-за врождённых дефектов. Дефекты же эти скрыли, иначе как бы можно было её выдать за наследника русского престола.

В ту пору каждые роды были очень серьёзным испытанием для женщин. Они нередко оканчивались трагически.

И вот при родах у великой княгини Марии Фёдоровны произошло осложнение, похожее на то, что стало смертельным и для великой княгини Натальи Алексеевны, и для ребёнка. Правда, у Марии Фёдоровны это были уже шестые роды, и она не имела тех травматических дефектов позвоночника и таза, что Наталья Алексеевна. Тем не менее, шло время, а акушерка ничего не могла сделать. Нужно учесть, что акушерство в ту пору было ещё не на высоком уровне. К примеру, не принято было применять так называемое родовспоможение, да и не все акушеры владели таким методом. Но императрица знала об этом методе и приказала хирургу Ассофиеру применить его под свою ответственность. В письме к Потёмкину императрица сообщила: «я решилась приказать Ассофиеру, спасти жизнь ей…», в других письмах она уточняла: «я решила употребить Моренгейма, и он кончил», то есть произвёл родовспоможение по методике акушера из Австрии.

Благодаря решительности императрицы всё окончилось благополучно, и Екатерина Павловна, четвёртая из пяти дочерей Павла Петровича, начала свой хоть и не долгий, но яркий жизненный путь.

Санкт-Петербург салютовал началу этого пути из пушек Петропавловской и Адмиралтейской крепостей. При крещении 21 мая несла маленькую Екатерину в церковь статс-дама княгиня Екатерина Дашкова, президент Российской Академии наук и близкая подруга державной бабушки, с которой была рядом и при подготовке к свержению Петра III, и в памятный день 28 июня 1762 года.

Императрица пожаловала внучке – или как тогда говорили – возложила на неё орден Святой Великомученицы Екатерины.

Думаю, надо сказать несколько слов об этом ордене, поскольку он будет ещё не раз упоминаться в повествовании.

Орден Святой Великомученицы Екатерины учреждён в 1713 году для награждения великих княгинь и дам высшего света, формально второй по старшинству в иерархии наград с 1714 до 1917 года. Правда, награждение было единственным – Пётр Первый пожаловал орден Марте Самуиловне Скавронской, сестре предка княгини Багратион, родоначальника графов Скавронских. Марта Самуиловна, в крещении Екатерина Алексеевна, стала в нарушение всех законов, правил и традиций после смерти Петра Первого императрицей Екатериной Первой. Вступив на престол, императрица Екатерина Первая наградила этим орденом дочерей – Анну Петровну (будущую мать императора Петра Третьего) и Елизавету Петровну (будущую императрицу Российскую). Всего во время её царствования было выдано 8 наград. Орден стал высшей наградой для знатных дам России, отмечаемых зачастую за заслуги их мужей. К примеру, этим орденом награждены были мать великого полководца Румянцева, статс-дама графиня Мария Андреевна Румянцева, урождённая Матвеева, и его супруга, графиня Екатерина Михайловна, урождённая княжна Голицына. Они были награждены одним указом от 12 июня 1775 года, состоявшимся по случаю празднования Кучук-Кайнарджийского мирного договора в воздаяние величайших заслуг сына и мужа в победе над турками. Первой же в царствование императрицы Екатерины Второй, в день её восшествия на престол 28 июня 1762 года, получила орден княгиня Екатерина Романовна Дашкова, урождённая графиня Воронцова.

Но вплоть до царствования императора Павла Первого статус ордена твёрдо определён не был. И лишь Павел Петрович в 1797 году законодательно закрепил правила, согласно которым великие княжны по рождению награждались орденом Святой Екатерины. Ограничил он и количество награждений. Для 1-й степени ордена определялось 12, а для 2-й 94 награждений. Количество награждений лиц императорского Дома на эти ограничения не влияли.

Своему постоянному корреспонденту в Европе барону Гримму Екатерина Великая так писала о своей маленькой внучке Катиш:

«О ней ещё нечего сказать, она слишком мала и далеко не то, что были братья и сестры в её лета. Она толста, бела, глазки у неё хорошенькие, и сидит она целый день в углу со своими куклами и игрушками, болтает без умолку, но не говорит ничего, что было бы достойно внимания».

Письмо датировано 1790 годом, кода маленькой великой княжне Екатерине Павловне исполнилось два годика.

Известно, какое внимание уделяла императрица Екатерина Великая образованию и воспитанию своих старших внуков Александра и Константина. Об этом написано много. Но не упускала она из поля зрения и внучек.

В воспитательницы им Государыня избрала Шарлотту Карловну Ливен, о которой канцлер Алексей Андреевич Безбородко говорил, что если бы «генеральша Ливен» была мужчиной, «многих бы удобнее нашлась воспитывать великих князей». Рекомендовал её императрице Рижский и Видземский генерал-губернатор ирландец Георг Браун.

Шарлота Карловна жила в Митаве (ныне Елгава), столице (в 1578–1795 гг.) Курляндского герцогства, что в сорока километрах от Риги.

Оставшись в 1781 году вдовой, Ливен сильно бедствовала. Ну а о том, как она была избрана императрицей Екатериной II в воспитательницы свих внучек, рассказывает в своей книге Александра Осиповна Смирнова-Россет, фрейлина русского императорского двора, добрая приятельница Пушкина, Лермонтова, Гоголя:

«Когда старшей великой княжне исполнилось восемь лет, Екатерина написала рижскому генерал-губернатору графу Броуну:

«Дорогой Броун, пришлите мне хорошую гувернантку для моих внучек», Только что Броун получил эту записку, ему пришли сказать, что баронесса фон-Ливен желает его видеть. Вошла высокого роста, красивая дама, осанка её была важная и твёрдая. Он её посадил и спросил, что она желает?