Любовные драмы у трона Романовых

Быть может, он бы и не предпринял столь решительных действий, которые многие сочли сумасбродными, да узнал он и о том, что Екатерина Скавронская неравнодушна к князю. Не ведал он, что юная красавица просто оказалась в безвыходном положении, несмотря на своё положение в обществе и несметное богатство. Она была, по отцу дочерью Павла Мартыновича Скавронского, внучатого племянника императрицы Екатерины I, а по материнской линии – Екатерины Васильевны, урождённой Энгельгардт, племянницы светлейшего князя Григория Александровича Потёмкина-Таврического.

По поводу того, каким образом удалось императору Павлу Петровичу решить полюбовно деликатный вопрос, касающийся женитьбы своего любимца, существует довольно распространённый анекдот, повторять который мы не будем. А обратимся к фактам.

После окончания очередных гатчинских манёвров Павел Петрович повелел князю Багратиону задержаться во дворце, пока не объясняя, что задумал. Готовил сюрприз? Возможно.

Между тем, уже скакал к матери юной красавицы курьер с приказанием облачить дочь в белое платье и немедленно доставить её в Гатчинский дворец.

Мать Екатерины, графиня Екатерина Васильевна Литта, была младшей дочерью сестры светлейшего князя Григория Александровича Потёмкина, Елены Александровны Потёмкиной и смоленского помещика Василия Андреевича Энгельгардта.

В первом браке она была замужем за графом Павлом Мартыновичем Скавронским. От этого брака и была дочь Екатерина Павловна, назначенная императором в невесты князя Багратиона. Знаменитый мемуарист Филипп Филиппович Вигель называл Скавронского «женоподобным миллионером».

И сообщал о нём: «Молодой Скавронский, как говорят, был великий чудак: никакая земля не нравилась ему, кроме Италии, всему предпочитал он музыку, сам сочинял какой-то ералаш, давал концерты, и слуги его не иначе имели дозволение говорить с ним как речитативами, как нараспев».

Скавронский умер в 1794 году, и Екатерина Васильевна вышла замуж за графа Джулио Ренато Литта-Висконти-Арезе, известного в России как Юлий Помпеевич Литта.

Павел Мартынович Скавронский, покинув сей мир, оставил, как уже упоминалось выше, супруге, ну и естественно дочери огромное состояние, что неудивительно, поскольку он был последним представителем по мужской линии рода Скавронских. Получил известность в своё время как меломан, выслужил чин камергера и назначение русским посланником при неаполитанском дворе.

Евгений Анисимов сообщил о Скавронских:

«Корень свой они вели от латышского крепостного крестьянина Карла Самуиловича, который, благодаря феноменальному успеху своей сестры Марты, ставшей императрицей Всероссийской Екатериной I Алексеевной, превратился в богатого помещика, графа и кавалера.

Сын Карла Мартын, благодаря чрезмерной длине своего языка, попал в Тайную канцелярию времен Анны Иоанновны, но отделался только поротой спиной. Он-то и был дедом невесты князя Багратиона. При своей двоюродной сестре императрице Елизавете Петровне он стал генерал-аншефом, камергером, обер-гофмейстером и сенатором. Тем не менее, для представителя древнейшего рода Багратидов брак с правнучкой крепостного крестьянина являлся позорным мезальянсом. Но на дворе были уже иные времена, и графы Скавронские прочно заняли высокое место в русской элите».

Как свидетельствует камер-фурьерский журнал в записи от 26 августа 1800 года, «Их Величества возвращались из церкви в Кавалерскую комнату, где их благодарила фрейлина графиня Екатерина Павловна Скавронская за позволение вступить в брак с князем П. И. Багратионом».

То есть для графини Екатерины Васильевны и её дочери такое приглашение в Гатчинский дворец неожиданностью не было. Скорее всего, клеветники императора Павла Петровича несколько переусердствовали, добавляя к создаваемому ими лживому образу императора ещё и самодурство по насильственному соединению брачными узами своих подданных.

Впрочем, у Павла Петровича, который не без согласия обеих сторон содействовал бракосочетанию, не было сомнений, что он устраивает счастье любящих сердец.

Многие современники обращали внимание на то, что юная графиня никак не могла полюбить Петра Ивановича Багратиона, поскольку он был вдвое старше неё, да к тому же, мягко говоря, некрасив. Не будем повторять все злобные эпитеты, адресованные злопыхателями герою, сложившему голову за Россию. Что касается разницы в возрасте, то она не была нонсенсом для того времени. Ну а относительно внешности: во-первых, на Руси считалось, что «с лица не воду пить». А во-вторых, порой, и некрасивость скрадывается, если человек приятен в общении.

Вот что писал о Багратионе в своих знаменитых «Очерках Бородинского сражения» Фёдор Николаевич Глинка:

«Это был человек, которого усвоила история, который… одним личным достоинством вынудил себе всеобщее уважение; я не говорю уже о потомстве… Не спрашивая, можно было догадаться, при взгляде на его физиономию, чисто восточную, что род его происходит из какой-то области Грузии, и этот род был самым знаменитым по ту сторону Кавказа. Это был один из родов царственных… Этот человек и был, и теперь знаком всякому по своим портретам, на него схожим. При росте несколько выше среднего, он был сухощав и сложен крепко, хотя несвязно. В лице его были две особенные приметы: нос, выходящий из меры обыкновенных, и глаза. Если бы разговор его и не показался усеянным приметами ума, то всё ж, расставшись с ним, вы считали бы его за человека очень умного, потому что ум, когда он говорил о самых обыкновенных вещах, светился в глазах его, где привыкли искать хитрость, которую любили ему приписывать. На него находили минуты вдохновенья, и это случалось именно в минуты опасностей; казалось, что огонь сражения зажигал что-то в душе его, – и тогда черты лица, вытянутые, глубокие, вспрыснутые рябинами, и бакенбарды, небрежно отпущенные, и другие мелочные особенности приходили в какое-то общее согласие: из мужчины невзрачного он становился Генералом Красным. Глаза его сияли…».

Александр Васильевич Суворов говорил о нём: «В беседе с ним его не увидишь».

Кроме всего прочего, император полагал, что делал для своей дальней родственницы благое дело, доставляя ей знатность, коей как раз Скавронским и не хватало. Ведь род-то их, как сказано выше, происходил от литовского крестьянина, сестру которого Марту Самуиловну Скавронскую высмотрел царь Пётр в обозе воеводы Бориса Петровича Шереметьева, да и возвысил до царицы, а потом и императрицы российской.

Но знатность знатностью, да вот достаток у князя невелик. Конечно, «бедность не порок», но ведь Скавронские жить-то привыкли на очень широкую ногу.

Итак, в шестнадцать тридцать в Белом зале Гатчинского дворца собрались приглашённые придворные вельможи с супругами. Присутствовали в зале и члены императорской фамилии – и цесаревич, и великие князья, и великие княжны. Шафером на свадьбе был сам император Павел Первый. Провёл обряд венчания дежурный просвитер церкви Гатчинского дворца Николай Стефанов.

Евгений Анисимов в книге «Генерал Багратион. Жизнь и война» пишет:

«Во всех биографиях Багратиона отмечается, что его женитьба была инициирована Павлом и его окружением. Отрицать это, учитывая личности посаженых отца и матери, мы не будем. Свадьба, сыгранная 2 сентября 1800 года в Гатчинском дворце, логична для ситуации, в которой оказался Багратион: его приблизили к трону, он командовал одной из гвардейских частей, и его женитьба была продолжением процедуры инкорпорации Багратиона в придворную среду. Невестой его стала фрейлина императрицы Катенька Скавронская, молодая и очень красивая девушка.

Свадьбу сыграли по высшему разряду – в императорской резиденции, венчали молодых в присутствии императора, императрицы и всего двора, в придворной гатчинской церкви. До этого невеста, одетая в русское платье, была введена её посаженым отцом графом Александром Сергеевичем Строгановым во внутренние покои императрицы Марии Федоровны, которая помогла убрать прическу невесты царскими бриллиантами. Хотя в камер-фурьерском журнале и не указано, но наверняка (таков был обычай) тут находилась и посаженая мать невесты, 22-летняя графиня А. П. Гагарина (урожденная Лопухина), камер-фрейлина, а потом статс-дама двора и последняя фаворитка императора Павла, осыпавшего её саму и её родственников разными милостями…

Венец над женихом держал генерал-адъютант князь Петр Долгоруков, с которым Багратион был в приятельских отношениях, а над невестой – кавалергард Александр Давыдов. После этого император и императрица пожаловали новобрачных к руке; последние, как отмечено в камер-фурьерском журнале, “с находящимися при них родственниками проходили по имеющейся со входа от двора лестнице в Картинную комнату, и для угощения в оной бывших с новобрачными гостей, как кофием с десертом, так и после сего и вечерним столом, было откомандировано по одному из каждой должности официанту с помощниками”. После поздравлений Павел и Мария покинули празднество».

Спустя несколько дней, 5 сентября, новоиспечённая княгиня Екатерина Павловна Багратион в том же Гатчинском дворце благодарила императора за содействие в браке с Петром Ивановичем Багратионом.

Вскоре государь пожаловал ей орден Святого Иоанна Иерусалимского.

И всё же, почему Павел Петрович взялся за устройство счастья своего любимого генерала с таким энтузиазмом?

Наверняка всё заранее было оговорено с графиней Екатериной Васильевной Литта. Знал он, что матушка невесты мечтала о знатности. И действительно, сама-то она хоть и была сестрой великого Потёмкина, но сестрой… Слава и титулы светлейшего князя Таврического на сестёр и внучатых племянниц, естественно, не распространялась. Да и сама слава в период правления Павла Петровича несколько была затушёвана. Известно, что Потёмкин всегда поддерживал перед Екатериной её сына Павла, бывшего в ту пору великим князем, да и сам Павел против него ничего никогда не предпринимал. Но по восшествии на престол бывших материнских приближённых, о которых молва чего только не измышляла, не жаловал.

Ну а на что же, на какую знатность могла рассчитывать невеста по линии своего отца? Ни на какую… А здесь она стала княгиней. И не просто княгиней – князь Пётр Иванович был потомком побочной ветви грузинского царского дома Багратионов. Ветвь Карталинских князей Багратионов (предков Петра Ивановича) была внесена в число российско-княжеских родов 4 октября 1803 года при утверждении императором Александром I седьмой части «Общего гербовника».

Петр Иванович Багратион родился в 1765 году в Кизляре. Происходил он из древнего рода грузинских царей Багратидов. Его дед, царевич Александр, перебрался в Россию в 1757 году и дослужился в русской армии до подполковника. В 17 лет Петр Багратион поступил сержантом в Кавказский мушкетерский полк, участвовал в экспедиции против чеченцев, в бою был ранен и захвачен в плен, но горцы вернули его в русский лагерь даже без выкупа в знак уважения к отцу.

Конечно, если не брать, выражаясь словами Алексея Орлова, «материю любви», то брак внешне был взаимовыгоден.

Но супруги оказались совершенно разными людьми, по меткому замечанию одного из биографов, «единственным, что их сближало, было горячее и искреннее чувство патриотизма».

Алексей Петрович Ермолов так отозвался о браке Петра Ивановича Багратиона и Екатерины Павловны Скавронской:

«Государь избрал ему жену прелестнейшую, состояние огромное, но в сердце жены не вложил он любви к нему, не сообщил ей постоянства! Нет семейного счастия, нет домашнего спокойствия! Уединение – не свойство Багратиона; искать средств в самом себе было уже поздно, рассеянность сделалась потребностью, что усиливало беспрерывное в службе обращение».

Людмила Третьякова в книге «Красавицы не умирают» рассказывает о том, как складывались отношения между Багратионом и Марией Фёдоровной:

«Очевидно, что деликатная обязанность стража и телохранителя ставила Багратиона в особое положение. Она сближала его с венценосной четой и их детьми. Если Павел I благоволил к генералу за служебную безупречность, столь ценимую им, то на Марию Федоровну не могло не действовать обаяние человеческой натуры Багратиона. Этот неустрашимый, презиравший смерть воин в обыденной жизни был скромным, немногословным и сдержанным. Он жестоко страдал от критики и дворцовых пересудов. Ему, в частности, пеняли на отсутствие военного образования. В нём искали изъян, как во всяком, кто поднялся над заурядностью, императрице легко было растолковать это огорченному герою, даря добрым и внимательным отношением. Он обречён быть чужаком среди тех, для которых жизненный интерес сосредотачивался на интригах, сплетнях, злословии. Багратион – другой. И это отводило ему в глазах императрицы особое место. После убийства ее мужа, Павла I, порфироносная вдова видела в нём едва ли не единственного человека, кому могла доверить жизнь свою и своих детей. В то злополучное 11 марта 1801 года, когда под сводами Михайловского замка разыгралась кровавая драма, Багратиона не оказалось в Петербурге. Вынужденная была отлучка или нет – теперь уже едва ли удастся выяснить. Но в глазах потрясенной женщины, не беспричинно подозревавшей в кознях и злом умысле своё ближайшее окружение, Пётр Иванович был чист. А это значило многое».

Ну а отношения в семье князя оставляли желать лучшего.

Если князь Пётр Иванович был не только беспредельно предан России и русской армии, но полностью поглощён своей воинской службой, то у супруги его были иные интересы. Она уже привыкла блистать в обществе, она обожала балы, походы в театры, словом, была предана не только России, но и столичному светскому обществу.

Словом, он оставался одиноким, несмотря на свою женитьбу.

Но тогда зачем же был нужен этот брак?

Было, по крайней мере, две причины, которые побуждали юную красавицу Екатерину Павловну к срочному замужеству.

Первая причина касалась замужества матери. В 1793 году умер граф Павел Мартынович Скавронский, оставив на руках супруги двух несовершеннолетних дочерей – Марию, родившуюся в 1782 году, и Екатерину, родившуюся в 1783-м.

В 1798 году Екатерина Васильевна вышла замуж за графа Юлия Помпеевича Литта, наместника Великого магистра Мальтийского ордена при дворе Павла. Это был очередной, залётный иноземец, в данном случае, миланец, прибывший в Россию, по меткому выражению Михаила Юрьевича Лермонтова, касающегося ему подобных, «на ловлю счастья и чинов». В Википедии он и вовсе назван видным деятелем католицизма в России.

Нравственный облик «деятелей католицизма» давно известен. Вот и Литта оказался таким любителем женского пола, что не мог не обратить свой взор и начать посягательства на юных и необыкновенно красивых падчериц, одной из которых, Марии, исполнилось семнадцать, а героине этого повествования Екатерине всего шестнадцать лет.

Впрочем не только сексуальным преследованиям подвергал истый католик Литта дочерей своей супруги… В последующих главах мы коснёмся и других его «религиозных» забот. А пока остановимся на первейшей его заботе…

Обе сестры – и Мария, и Екатерина – не желали отвечать на любвеобильные выпады отчима, который был старше на 20 лет. И не только в возрасте дело. Разница в возрасте, как мы видели, не помешала юной Екатерине Павловне ухватиться за брак с Багратионом, как за спасительную соломинку.

Сёстры были влюблены в двадцатипятилетнего красавца Павла Петровича Палена, сына омерзительнейшего царедворца, уже готовившего в то время жестокое преступление против государя и Российской государственности – «убийство группой лиц по предварительному сговору». Так подобные преступления ныне трактуются в Уголовном кодексе.

Сын ничем не походил на отца, такого же, как Литт залётного проходимца барона Палена. Возможно, сказалось то обстоятельство, что Павел сызмальства, с двенадцати лет, был записан в полк и не отсиживался дома «на казённом коште», а уже 1 января 1790 года получил назначение в Оренбургский драгунский полк в чине ротмистра. В составе этого полка он в свои девятнадцать лет принял боевое крещение во время Польской кампании 1794 года, блистательно проведённой Александром Васильевичем Суворовым. Армейская служба была, есть и будет лучшей школой воспитания.