Павел l. Драмы любви и трагедия царствования

«…9 октября. Воскресенье. Пришёл к Государю Цесаревичу граф Григорий Григорьевич Орлов от Ея Величества звать Великого Князя на обсерваторию, которая построена вверху над покоями Ея Величества. Пошёл туда Его Высочество, и Государыня быть там изволила. Весь город виден. Сходя оттуда вниз, говорил граф Григорий Григорьевич, не изволит ли Его Высочество посетить фрейлин. Оне живут тут в близости. Государю Цесаревичу хотелось туда ийтить, однако в присутствии Ея Величества не знал, что ответствовать. Государыня сомнение решила: изволила сказать, чтобы Его Высочество шёл туда. Никогда повеление с такою охотою исполняемо не было, как сие. За Государем были Никита Иванович и граф Григорий Григорьевич. У всех фрейлин по комнатам ходили. Возвратясь к себе, изволил Его Высочество с особливым восхищением рассказывать о своём походе и, кто ни приходил, изволил спрашивать: «Отгадай, где я был севодни?» После рассказов вошёл в нежные мысли и в томном услаждении на канапе повалился. Подзывая меня, изволил говорить, что он видел свою любезную и что она от часу более его пленяет…»

Как видим, ничто человеческое отроку Павлу не было чуждо. Ну а известна истина, озвученная Джеком Лондоном в романе «Сердца трёх»: «…мужчина, которого не ранит любовь к женщине, – только наполовину мужчина…»

Правда, самые первые чувства, если они сильны, могут обернуться большими горестями и драмами в дальнейшем, если будут прерваны насильственно. Трагедия первой любви обернулась для Тютчева двумя браками и третьим, незаконным. Тем более, кроме оборванной насильственно первой любви к Кате Кругликовой, была и ещё одна, когда Тютчеву было отказано в сватовстве по причине весьма банальной – был жених выгоднее. Тургенев же и вовсе не женился. Конечно, причина не только в том, что первую любовь он отдал любовнице отца, но и этот факт сказался на его любовных увлечениях в дальнейшем.

Что касается Павла, то, судя по дневниковым записям Порошина, его сердце опалило пусть раннее, но сильное чувство.

Вот очередные записи:

«13 октября. Четверг… По окончании учения изволил у меня спросить Его Высочество, так ли я свою любезную люблю, как он свою любит; и как я сказал, что, конечно, не меньше, то Государь Цесаревич изволил говорить, что наши любви в пропорции геометрической, и изволил написать сию пропорцию…

14 октября. Пятница. В семь часов пошли мы к Ея Величеству, потом на маскарад. Его Высочество очень много танцовать изволил: менуэтов более двадцати… Особливо Государь Цесаревич очень часто танцовать изволил со вторым членчиком вчерашней геометрической пропорции, разговаривал и махал весьма всем приметно. Признаться надобно, что севодни она особливо хороша была, и приступы Его Высочества не отбивала суровостью…

18 октября. Вторник. Его Высочество встать изволил в начале осьмого часу. Одевшись, учился как обыкновенно. Отучась, изволил играть в цинк, и там в окно махание происходило. Комната, где сия игра была, стоит окошками во двор, и против самых тех окошек, где живут фрейлины. Оттуда оне выглядывают и с Государем Цесаревичем перемигиваются, особливо модная наша особа… В начале второго часу сели мы за стол… Как десерт подали, то Его Высочество изволил положить к себе в карман бергамот, чтоб сего дня в кукольной комедии отдать его своей любезной. – После обеда, позабавясь, изволил учиться как обыкновенно… После учения попрыгивал Его Высочество и почти вне себя был, что увидит сего дня в кукольной комедии свою милую… В комедии Его Высочество предприятие свое исполнил и бергамот отдал. С таким примечанием на любезную свою он взглядывал, что после мне с подробнейшею точностию пересказывать и переделывать изволил, как она говорит, как улыбается, как смотрит и какие имеет ухватки…

19 октября. Середа. Сегодня Его Высочество очень был наряден и разубран… весь день был в золоте. Четвертой уже день как приказывает себе на каждой стороне класть по семи буколь, а преж сего обыкновенно только по одной букле… Любовь творит чудеса. Чулки раза два или три ныне в день приказывает перевязывать, чтобы были глаже…»

И вот настало время, когда цесаревич задумался о будущем своего увлечения. Это ведь неминуемо, особенно если человек, полюбивший, высоконравственен и добропорядочен, если относится к представительнице прекрасного пола не как к предмету минутного увлечения. В юности увлечение воспринимается как прелюдия к соединению с предметом этого увлечения. Порошин сделал такую запись:

«20 октября. Четверг. Всё утро разными аллегориями проговорил со мною о своей любезной и восхищался, вспоминая о ея прелестях… Потом, как оделся, возобновил опять прежнюю материю и спрашивал меня, можно ли ему будет на любезной своей жениться?.. Отвечал я Его Высочеству, что до этого ещё далеко…»

Что ещё мог ответить воспитатель? Не наносить же удар в самое сердце. Он прекрасно понимал, что ни о какой женитьбе и речи быть не может. Но… Конечно, не все ранние увлечения сохраняются даже у «партикулярных» людей, не все остаются и у тех, кому суждено наследовать престол, а вместе с этим наследованием и другое, идиотское положение царя-плотника.

Разве можно называть преступным влечение мужчины к женщине? Это влечение от природы, и, прежде чем судить о нём, важно понять сущность каждого такого влечения. Ведь высокое чувство мужчины к женщине или женщины к мужчине позволяет постичь чувство Любви, позволяет осознать, что такое Любовь. Не познав же, что есть Любовь, не испытав этого чувства на духовном уровне, разве может человек понять и осознать Любовь в высшем её проявлении, разве сможет осознать, что есть не только сама по себе Любовь, а что есть Любовь к Богу!

Кто нас учит любви? Прежде всего, конечно, родители своей любовью к нам. И мы отвечаем им любовью. Но эта любовь несколько иная – это со стороны родителей восхищение своим чадом, которое как бы является твоим повторением на грешной Земле, которое плоть от плоти твоей. А у детей это чувство основано на не всегда осознанной благодарности к тем людям, которые души в них не чают. Это что-то другое. Это привязанность, это и благодарность, это, наконец, и долг перед самыми близкими людьми, которые не жалели ничего для своих чад.

Но с самых ранних лет мальчишки с интересом, растущим с годами, поглядывает на девчонок, а девчонки – на мальчишек. Пока этот интерес не осознан, не понят. Пока ещё главными в жизни являются родители. Но тут всё иначе… Почему-то замирает или начинает отчаянно биться сердце при взгляде на девочек, почему-то всё существо наполняется какими-то неведомыми прежде, непонятными ощущениями.

А время идёт, и круг интересов сужается… Постепенно не просто особы противоположенного пола, а лишь какие-то конкретные из их числа становятся предметом особого внимания. Причём даже тогда, когда ещё не вспыхнуло ярким пламенем неведомое чувство, круг интереса к противоположному полу тем у?же, чем выше интеллект того, кто интерес этот проявляет. И вот уже этот круг сужается до одного, только одного человека. И ко всем остальным остаётся лишь очень ровное, спокойное отношение.

В детстве нам кажется, что мы влюбляемся. Да, нравится то одна девочка, то другая. Это выражается в стремлении видеть её, в стремлении делать что-то приятное, в стремлении обратить на себя внимание. Неужели и тогда уже всё это следует называть страшным грехом, ведь, по некоторым канонам, только посмотрев на женщину, ты уже согрешил! Но ведь в младые годы смотрят без тех осуждаемых желаний, просто смотрят, потому что хочется смотреть, разговаривают, потому что хочется разговаривать. Грех ли это? Смешно считать грехом. Тогда уж во избежание греха нужно разделить мальчиков и девочек, юношей и девушек и расселить на разных планетах или, по крайней мере, в местах, труднодоступных для общения.

Отроческий роман цесаревича продолжался…

«21 октября. Пятница. В исходе седьмого часу пошли мы на маскарад с Его Высочеством… Танцовал Его Высочество много, особливо с своей любезной, и говорил с нею довольно. Сего дня в первой раз Великой Князь танцевал польской в четыре пары с шеном и под предводительством красотки своей так понял, что казалося, будто бы давно его знал. Кроме оного польского, изволил Его Высочество танцевать еще два обыкновенных польских, и все с одною парою, то есть с дражайшей своей В.Н. С начала маскараду пошло было не очень мирно: милая наша маска убежала прочь (показалося ей, будто старшая её сестра Е.Н. в моду входит), и тем Его Высочеству причинила скучные мысли; но напоследок восстановлен мир… По возвращении, между прочих разговоров, изволил сказывать Его Высочество мне одному за поверенность, что как в польском, танцуя шен, подавал он руку своей любезной, то сказал ей: