Расследование убийства Российской Императорской семьи. Избранные главы

Отъезд из царскосельского дворца происходил на автомобиле под охраной драгун 3-го Прибалтийского полка; отъезд с вокзала состоялся в 6 часов 10 минут утра, 14 августа 1917 года.

Было два поезда. В одном находилась Императорская семья, свита, часть прислуги, рота 1-го Лейб-гвардии Стрелкового полка и часть багажа. Во втором – остальная прислуга, багаж, рота 2-го и 4-го Стрелковых полков.

Императорская семья была помещена в вагон Международного общества: Император – в отдельное купе, Императрица – тоже, потом – Алексей Николаевич и Нагорный, в четвертом – все великие княжны. В том же вагоне ехали Демидова, Теглева, Эрсберг, Чемодуров и Волков.

Во втором вагон находились Татищев, Долгоруков, Боткин, Шнейдер и ее прислуга, Жильяр и Гендрикова со своей прислугой.

В третьем вагоне находились лица, присланные Временным правительством, и офицеры сопровождения.

В четвертом находилась столовая. Солдаты занимали пятый, шестой и седьмой вагоны.

Путешествие проходило в хороших условиях. Поезда останавливались на малых станциях, а порой и в чистом поле. Императорская семья выходила из вагона и шла пешком, а поезд медленно следовал за ней.

Путешествие через «рабочую и крестьянскую» Россию прошло отлично. Только на станции Званка железнодорожные рабочие пожелали узнать, кто следует в специальном поезде. Узнав это, они удалились.

По железной дороге Императорская семья ехала до станции Тюмень. В этом месте она села на пароход «Русь» вместе с теми, кто находился с ней в одном поезде. Остальные последовали за ними на пароходе «Кормилец».

Прибытие в Тобольск имело место 19 августа 1917 года, в 4 часа дня. Дом, предназначенный для государей, не был еще готов, и семье пришлось несколько дней провести на пароходе. В дом перебрались 26 августа: Императрица с царевичем – в экипаже, Император и великие княжны – пешком.

Глава V

Тобольский дом, где содержалась Императорская семья. Жизнь в Тобольске. Комиссар Временного правительства Панкратов и его адъютант Никольский. Их отношение к Императорской семье. Их роль в жизни гарнизона. Разложение гарнизона Тобольска. Отношение офицеров и солдат к Императорской семье. Полковник Кобылинский. Денежный вопрос. Первые меры большевиков после 25 октября по отношению к Императорской семье. Ужесточение государством ее содержания. Арест Татищева, князя Долгорукого, графини Гендриковой и Шнейдер.

§ 1[26 - Кроме указанных выше судебных доказательств, моими источниками в изучении тобольского периода стали показания свидетелей: учительницы детей Клавдии Михайловны Битнер, допрошенной мною 4 августа 1919 года в Ишиме, и офицера гарнизона Тобольска Николая Александровича Мунделя, допрошенного мною в том же Ишиме 6 августа 1919 года, а также записи в дневнике графини Анастасии Васильевны Гендриковой. Дневник этот был обнаружен в здании Уральского областного Совета 4 сентября 1918 года товарищем прокурора Екатеринбурга Н.И.Остроумовым.]

Дом, где жила Императорская семья, находился на улице, получившей после революции название улица Свободы!

До революции дом принадлежал губернатору. Он был каменный, в два этажа, с коридорной системой на каждом. Императорская семья расположилась в нем следующим образом:

Первая комната нижнего этажа по коридору от передней занималась дежурным офицером. В соседней с ним комнате жила горничная императрицы Анна Степановна Демидова. Дальше находилась комната воспитателя детей Жильяра, а далее – столовая.

Напротив комнаты дежурного офицера находилась комната камердинера Императора Терентия Ивановича Чемодурова. Рядом с ней – буфетная, а далее шли две комнаты, где жили горничная императрицы Мария Густавовна Тутельберг, няня детей Александра Александровна Теглева и ее помощница Елизавета Николаевна Эрсберг.

Над комнатой Чемодурова проходила лестница на верхний этаж. Она вела к угловой комнате, в которой у Императора был кабинет. Рядом с ним находился зал приемов. Одна из его дверей выходила в коридор, деливший дом, как и внизу, на две половины. Первая комната направо от зала приемов служила гостиной. Рядом с ней была спальня государей, а далее – княжон.

С левой стороны от коридора находилась бельевая комната. Соседняя с ней, прямо напротив гостиной и комнаты государей, располагалась спальня царевича, а далее – уборная и ванная. Дом был теплый, светлый.

Прочие люди из окружения и некоторая прислуга занимали дом купца Корнилова, находившийся на той же улице, прямо напротив.

§ 2

Первое время, приблизительно полтора месяца, было лучшим в заключении государей. Вместе с ними прибыл в качестве начальника гарнизона полковник Кобылинский, который в Царском Селе после отъезда Коровиченко занимал еще и пост коменданта дворца.

Сначала власть полностью находилась в руках Кобылинского, постоянно связанного с Императором и его семьей. Никаких других агентов правительства не было. А местным властям Кобылинский не подчинялся.

Жизнь сразу вошла в спокойное ровное русло. День обычно проходил так:

В 8 часов 45 минут подавался утренний чай. Царь пил его в своем кабинете всегда в обществе Ольги Николаевны. Алексей и другие великие княжны завтракали в столовой. Затем Царь оставался в своем кабинете до 11 часов. Он читал или писал свои дневники. После 11 часов он шел на воздух и занимался физическим трудом. Обычно он пилил дрова.

После чая все дети (кроме Ольги) до 11 часов занимались уроками. Потом, с 11 до 12, был перерыв, а затем уроки возобновлялись – с полудня до часа. В час имел место завтрак, затем Император и великие княжны до 4 часов выходили на воздух. Алексей обычно немного отдыхал, следуя предписаниям врачей, потом он также выходил. Дети тоже обыкновенно пилили дрова. Их общими усилиями была выстроена площадка над оранжереей и лестница, которая туда вела. На этой площадке они любили сидеть на солнце.

С 4 до 5 часов Император преподавал своему сыну историю. В 5 часов обычно подавался чай, прямо в рабочем кабинете, а потом он читал – обычно до обеда. Дети были свободны до 6 часов. С 6 до 7 Алексей работал с Жильяром или с Гиббсом. Великие княжны с 6 до 8 и Алексей с 7 до 8 готовили домашние задания на завтра. В 8 часов подавался обед, после которого вся семья собиралась вместе. К ней приходили Боткин, Татищев, Долгоруков и другие. Они беседовали и играли. Часто Царь читал вслух. В 11 часов подавался чай, а потом все расходились. Алексей ложился спать до 11 часов.

Императрица вставала последней. Она просыпалась рано, но долго оставалась в постели и пила кофе в своей комнате, которую она обычно не покидала до самого завтрака. В утренние часы она или преподавала у себя некоторые предметы детям, или занималась рукоделиями, живописью. Чаще всего она и обедала у себя в комнате вместе с Алексеем. Она постоянно жаловалась на сердце и старалась не спускаться в столовую, находившуюся в нижнем этаже. Иногда, оставаясь одна в доме, она играла на пианино и пела.

Обедом занимался Харитонов, старый царский повар. Меню было удовлетворительное. На завтрак подавали: суп, мясо, рыбу, конфитюр, кофе. Обед состоял из тех же блюд, но к ним добавлялись фрукты, какие можно было достать в Тобольске.

В сравнении с жизнью в Царском Селе жизнь в Тобольске имела одно преимущество: семья здесь имела возможность посещать церковь, тогда как в Царском Селе все службы проходили во дворце, что было тяжело для императрицы, которая в письме к Гендриковой жаловалась на то, что не может пойти в «настоящую церковь».

Вечерние богослужения проходили в Тобольске на дому, а утренние – в церкви Благовещения.

Население Тобольска демонстрировало дружелюбие и участливость. Когда люди, проходя мимо дома, видели кого-либо из августейших особ в окнах, они снимали шапки. Многие крестили узников. Другие присылали подарки, в основном провизию.

Большое участие в жизни Императорской семьи принимал Ивановский женский монастырь.

Жизнь в Тобольске была спокойнее, чем в Царском Селе. Но это было… сибирское спокойствие. Все здесь было однообразно. Это был бесконечный узкий круг событий, одних и тех же интересов. Было скучно. Дом, двор да небольшой сад – вот вся территория, где была возможность передвигаться. Постоянно одни и те же люди. Единственное место, куда семья могла выходить из дома, двора и сада, это была церковь. Но даже там они не могли ни с кем общаться, так как народ туда не допускался, когда они там молились.

Физический труд – это было единственное развлечение, доступное для царя и детей. Еще были качели. А в начале зимы объединенными усилиями строили ледяную гору. Кроме этого не было никаких развлечений.

Чтобы чем-то заполнить свою жизнь, дети много работали над уроками. Император преподавал историю Алексею, Императрица – катехизис всем детям и немецкий язык Татьяне. Играли пьесы на английском и французском, и в них все дети имели свои роли.

Но их души были полны грусти, когда по вечерам, в свободные часы, они сидели у окна и смотрели на проходящих мимо свободных людей. Эта же грусть видна и в некоторых записках императрицы к Гендриковой, она именует в них себя «узницей».

В доме, где заседал Уральский областной совет, 4 сентября 1918 года среди прочих документов, принадлежавших Императорской семье, нашли запись, сделанную от руки Шнейдер. Эта запись касается заточения в Тобольске, и там содержатся отрывочные мысли: «Расхищают казну и иностранцы господствуют… Насильственное заточение – хуже смерти… А на окнах не легкие узоры, а целые льдины…» Может быть, Шнейдер отразила в этих скорбных думах лишь свои личные чувства?

§ 3

Но власть недолго оставалась в руках Кобылинского. И он не смог и дальше защищать спокойствие государей. В сентябре месяце в Тобольск прибыли два комиссара: Панкратов и его помощник Никольский. Естественно, они оба принадлежали к партии социалистов-революционеров.

Панкратов Василий Семенович имел достойное прошлое, чтобы теперь караулить Императора. Кобылинский, живший с ним несколько месяцев в Тобольске в одном доме, узнал его историю из его собственных уст: «В 18 лет, – рассказывает он, – он убил в Киеве жандарма, защищая какую-то женщину. За это он был судим и заключен в Шлиссельбургскую крепость, где в одиночной камере пробыл 15 лет. После этого он был сослан в Якутскую область, где пробыл 27 лет».

Его помощник Александр Владимирович Никольский также находился в ссылке в Якутской области за свою принадлежность к революционной партии. Там он и сошелся с Панкратовым.

Как же эти люди относились к Императорской семье?

Показания Теглевой:

«Про Панкратова я должна по совести сказать, что он был храбрый человек. Он был социалист и отбывал ссылку где-то в Сибири. Он был человек добрый и сердечный. К Императорской семье, в особенности к великим княжнам, и особенно к Марии Николаевне, которую он любил больше всех, он относился хорошо. Император при встречах разговаривал с ним. Никольский, напротив, был груб и плохо воспитан. Он был противоположностью Панкратову. Тот проявлял заботу об узниках, как мог. Никольский же держал себя совсем по-другому, и, не будь рядом Кобылинского, он бы, пользуясь слабохарактерностью Панкратова, наделал нам много плохого».

Показания Эрсберг:

«Панкратов был смелый, благородный и добрый человек. Он по-человечески относился к узникам. Видно было, что он жалеет их. Особенно он любил Марию Николаевну. Однажды она упала и поранила себе глаз. Панкратов, услышав об этом, тотчас же прибежал и заметно беспокоился из-за этого. Так же он относился к болезням царевича. Он внимательно относился и к императору. Иногда он приходил к нам и любил рассказывать великим княжнам и Алексею о своей ссылке в Сибирь, а те любили его слушать. Никольский был страшно груб и недалек. Он плохо относился ко всем».

Остальные свидетели дают аналогичные характеристики Панкратова и Никольского. Ввиду однообразия показаний, я оставляю за Панкратовым то, что связано с его личными качествами. Но речь не об этом. Панкратов и Никольский имели всю полноту власти. И как они ее использовали?

Показания Жильяра:

«Они были главными распорядителями нашей жизни, и Кобылинский подчинялся их приказам. Я не могу сказать о них ничего плохого с точки зрения интересов Императорской семьи. Но они принесли нам вред бессознательно: их обращение со стрелками нашей охраны их полностью разложило».