Волчий корень

Однако тот замахал на него руками. Не будет он носить бороду. Что он? Карл Маркс, что ли?! Усы если только…

– Примерь хотя бы…

С внутренней стороны бутафорских усов сняли наклейку и быстро прижали Сане на верхнюю губу. Саня даже удивиться не успел. Взглянул на себя в зеркало и не смог узнать. На него смотрел неизвестный тип.

– На казака похож, на запорожского, – проговорил он.

– На казака или на Будду – это точно. Усатый Будда! Интересно, были у того усы? Кажется, нет… Очки примерь.

Виноградов раскрыл дужки.

Царев надел очки и вновь устремился к зеркалу. Неприступная личность получилась. Как минимум профессор каких-нибудь наук.

– Так и ходи теперь, Саня, – учили товарищи. Со стороны им было виднее.

– А соседям я что скажу?!

– Не надо гирькой бить! Надо гантелью! – шутили друзья.

– А дальше-то что? – негодовал Царев.

– Дальше – думать надо пока что, – говорил Карманов, задумчиво глядя в список понятых, состоящий, впрочем, всего из двух фамилий.

Глава 7

Сестры Сорокина и Воронина по очереди приняли ванну и слонялись теперь по квартире. Обе худые, как занозы. Мать родила их в один день, однако похожи они друг на друга, как вилка на бутылку. Разнояйцовые оказались дочки. Фамилии у них с некоторых пор тоже разные. Всё очень просто. Сорокина Марина была в браке, от которого осталась лишь фамилия. Даже ребенком обзавестись не успела. Она вышла замуж, а назавтра развелась. Она торопилась. Муж ничего ей не дал, кроме головной боли. Маришка не имела никакого желания кухарничать на слесаря со Старого завода и стирать его робу, потому что ее сестра, Воронина Дарья, шла на подъем. Та совершала карьеру проститутки. Сутенером у нее выступал некий клоп из ментуры по прозвищу Пахом.

Следом за сестренкой прыгнула в омут и Сорокина. Это не представляло большого труда. Хороший омут, если каждый день обе сестры при деньгах. О чем действительно переживать, кроме денег? В этом деле так: попал в дерьмо – не чирикай.

К началу их сексуальной карьеры отец давно лежал на местном кладбище, а мать досиживала век на скамейке у подъезда. Поздними оказались близняшки. Родительница попервости пыталась качать права на счет семейного счастья и прочей бредятины, но у нее ничего не вышло. Кто она им? Мама? Но им самим четвертый десяток идет. Содержат себя, и ей достается. Ходит во всем новом. Сыта. Пенсию со сберкнижки не снимает. Вот и помалкивает теперь матушка. Она бы, может, будь сама моложе, тем же бизнесом занялась, но, увы, поезд давно ушел.

Сегодня у тружениц выходной. Надо в божий вид себя привести, к гинекологу сбегать. Перышки ощипать. Подбрить, где требуется. Телефон у них по этому случаю отключен – ничто не должно их сегодня тревожить. Даже Пахом. Однако Дашкин мобильник все равно прозвенел. Забыла, идиотка, питание отключить.

– От заката до рассвета? – спросил телефон.

– Да, – привычно гнусавила Дашка. – Фирма «От заката до рассвета». Слушаем вас очень внимательно.

– Хорошенькие вы мои! – ржал Пахом. – Что бы вы без меня делали! Собирайтесь, родимые!

– У нас выходной, – напомнила Дашка. – Башка вся мокрая…

– По службе я! – прервал Пахом. – Бнатова гирькой погладили. Осмотр в кабинете делать надо. Собирайтесь. Машина за вами выслана…

С улицы вскоре донесся сигнал автомашины. Сестренок звали на выручку. Никуда не денешься, если по своей воле в фекалии наступили.

Девицы натянули сапоги-ботфорты и, захлопнув за собой дверь на защелку, загремели ступенями книзу.

Мать вздохнула в соседней комнате. Ни днем, ни ночью покоя нет дочерям. Ну и жизнь пошла, едрит твою в кандибобер. Будь в живых отец, все кудри давно бы выдрал. Куда можно бежать сломя голову в выходной день?!

Машина вошла на милицейский двор и остановилась. Девицы и сержант-водитель вошли через заднюю дверь в управление. Это был знакомый маршрут. Дальше они без сопровождения обойдутся.

– К Пахомову нам…

– Проходите, – разрешил сержант на проходной.

Дамы шагнули к ступеням и вскоре образовались на этаже, переводя дух после подъема. Торкнулись в дверь к Пахомову: закрыто. Поднялись этажом выше – услышали сразу несколько голосов. У Бнатова в кабинете оказалось несколько милицейских чинов в форме, а также один в штатском. Кругленький. На Колобка походит. Зовут Мутным, однако на кличку не отзывается.

– Мы прибыли…

– Что за люди, кто такие? – вылупил глаза Колобок. Понятые? Пусть обождут. Потерпевшего не успели еще допросить…

Бнатов, с забинтованным ухом, сидел в углу помещения и морщил лицо. За его столом сидел теперь Мутный. Тягомотина только что начиналась. Из сейфа пропало сразу три уголовных дела. Бнатову лечь бы в больницу и лежать там, ни о чем не думая. Он и лег бы, но похищенные дела оказались из разряда «особых».

– Дальше, – требовал Мутный. – Махнул, говоришь, рукой?

– Из рукава гиря выпала. На резинке. И прямо в голову.

– Но у тебя же правое ухо задето! Как же он так?..

– Выходит, левша оказался…

Бнатов с шумом всосал воздух и сморщился. Голова гудела. Не каждый день головой об сейф получать приходится.

– Далее, – подгонял Мутный, не поднимая головы от протокола.

– Дальше я сознание потерял. Потом увидел, что дверь открыта…

– В кабинете?

– В сейфе…

– Выходит, дверцу увидел открытой… И что?

– Сразу кинулся пересчитывать. Трех дел не оказалось.

Мутный, удивляясь, почесал голову на макушке. Стукнули по котелку тяжелым предметом и дела выгребли. Всего три. В интересное время живем…

– Кто мог совершить налет? – задал Мутный ключевой вопрос. Он поднял голову и впился взглядом в потерпевшего, ожидая ответа.

Потерпевший пожал плечами. Единственный, кого он запомнил, был мужик килограммов на двести. На японца походит. Глаза жиром заплыли. Возраст – за шестьдесят будет.

«Не густо, – решил Мутный. – Если где-то воруют уголовные дела, значит, это кому-то нужно…»

– Другого я никого не заметил, – продолжал Бнатов. – Но такого не может быть, чтобы один приходил. Надо же кому-то на стреме стоять…