Слуга

Михалыч открыл контейнер, вынул из гнезд детали оружия. Несколько движений – и винтовка собрана: ствол, приклад, затвор, магазин. Приличная получилась дубина. Во дворе она неудобна. Здесь хорош был бы «ТТ» с глушителем, а также «узи», переведенный на стрельбу одиночными, тоже с глушителем, чтоб не пугать старух.

Он вышел в огород. Темная безлунная ночь овладела округой. Солнце взойдет в пятом часу, а до этого будет долго лежать над лесом заря вполнакала. Недавно здесь стояли белые ночи. Было светло. Без луны.

На соседней улице, за двумя огородами, белела печь на пожарище, темнела баня – пожарным удалось ее отстоять.

В тонком спортивном костюме, сетке от комаров и куртке Михалыч двинулся вдоль городьбы к своему огороду, перелез через жерди и двинулся дальше. Пожарище. Запах горелой древесины. Мать была жива. Был жив ее Тузик женского пола. Другой скотины она давно не держала.

И вдруг на полу возле бани что-то мелькнуло, а потом донеслось знакомое:

– Мяу…

– Люська? Кис, кис…

Животное сунулось мордочкой в ноги. Михалыч наклонился, погладил кошку. Непривычно твердая шерсть цеплялась за пальцы.

– Обгорела ты, Люська… Иди ко мне…

– Мяу…

В бане пахло мылом и вениками. Недавно Михалыч здесь парился. Дом тетки Матрены едва виднелся из-за малинника. Плохая позиция для обороны. А если забраться под крышу?

На стене в предбаннике висели материн халат, полотенце, фуфайка. В ногах лежала клеенка. Надо забрать весь этот скарб.

Михалыч бросил под крышу манатки, забрался, расстелил клеенку, халат. Фуфайку свернул валиком.

Кошка мяукнула снизу. Пришлось спускаться за ней и вновь подниматься. Наконец улегся.

Люська бодалась в плечо. Подумать только: у хозяйки дом сгорел, а этой ума нет… Люська сверкнула глазами и отвернулась. Потом легла, свернулась в комок и запела, впуская когти передних лап в хозяйкин халат.

Винтовка лежала поверх фуфайки. В прицеле виднелись дома, столбы, черемуха на углу. Ничто не напоминало о присутствии хоть какой-нибудь живности. Всё тихо и спокойно. Даже собаки не лают.

Шел второй час. Наступало время убийств, краж и поджогов. Человек ничего не слышит, сомлев у себя в постели. Преступный элемент помнит об этом с давних времен… Надо смотреть. И беречь глаза от усталости: собаки все равно залают, почуяв неладное.

Прошел еще час. Веки липли, и не было сил с этим бороться. Нет ничего страшнее, чем спать под шорох спичек в чужих руках. Михалыч распахивал веки, смотрел. Однако вскоре опять просыпался, пугаясь от мысли, что вновь дремал – с открытыми глазами. Дождаться бы до рассвета. Потом можно будет уйти… Никем не замеченным… Никем не…

Зуммер мобильника вывел из спячки – словно удар весла по мокрой заднице. Михалыч забыл его отключить, и теперь он гудел на всю округу. Вокруг было по-прежнему пусто. Палец нажал нужную кнопку, и тут загремел женский голос:

– Ты спишь, что ли, там?

Какая-то дура ошиблась номером, она могла испортить всю кашу. Палец отключил абонента, однако через секунду вызов повторился:

– Разинь глаза. Это вредно, когда ты в гнезде кукушки.

Михалыч дернулся, шаря глазами.

– Не верти башкой… Тебя заметно.

– Кто ты?

– Я твой напарник… Выйду к тебе по прямой от перекрестка.

За столбом среди улицы мутнела чья-то фигура. Фигура махнула рукой.

– Теперь вижу, – подтвердил Михалыч. – Но я не знаю тебя и не могу тебе верить, тетка?

– Можешь не верить, а вот надеяться просто обязан. Тебе привет от Абрамыча.

– Иди… Но не делай быстрых движений, Маруся.

– Меня зовут Надеждой.

– Наденька? Это хорошо. Иди ко мне, Надя. Если тебя не купили, будешь жить и размножаться.

– Не груби женщине, Толя…

Сердце у Михалыча трепетало. Его знали по имени, а он при этом лежал как на ладони. С помощью гранатомета наблюдательный пункт мог превратиться в щепки.

От столба отделилась фигура в брючном костюме. Скорее всего, это была одежда спецназовца. Оптика сильно приближала. Фигура казалась стоящей рядом. Перекрестье прицела упиралось ей в лоб. Если слегка нажать на спусковой крючок, то на лбу вспыхнет лазерное пятно. Женщина погрозила пальцем, и он убрал фалангу с крючка.

Она остановилась у обгоревшего тополя. Возможно, это всего лишь наводчица, корректировщик. Шаг в сторону, и пуля будет для нее не страшна за громадным сырым стволом. В нем застрянет и не такая болванка.

– Еле тебя нашла, – щебетала дама. – Неделю кручусь, и все без толку, пока случай не помог.

Она указала рукой на головни.

– Где ж ты жила?

– У местного батюшки.

– У попа?

Михалыч замер, прислушиваясь: за бугром, на соседней улице, двигался автомобиль. Электрический свет прыгал по огородам. Напарница обошла головешки пожарища и уже ухватилась за край сруба. Михалыч не шевельнул пальцем. Через секунду она легла рядом, дыша Кожемякину в грудь. В руках у нее был израильский автомат.

Сеанс телефонной связи закончился. Кошка недовольно открыла глаза. Михалыч сгреб ее за шиворот и посадил у карниза.

Автомашина приближалась. Вошла в улицу и остановилась на бугре, потушив фары. Это был джип, внедорожник.

Напарница замерла. Почему-то Михалыч верил ей. Выходит, беготня по вагонам и всё остальное – мартышкин труд. На кого же тогда он в вагоне наткнулся?

– Кстати, цела ли моя косметичка? – зашептала дама, касаясь Михалыча упругим бедром. Господи, в такой момент ее интересовала пустяковая вещь.

– Цела…

Михалыч смотрел в прицел. Господа на бугре между тем, опустив стекло, жестикулировали в салоне. Пассажир показал пальцем, и водитель в ответ кивнул. Затем стекло поднялось, оба субъекта вышли из машины, после чего квакнула сигнализация.

Они уверенно двигались к пожарищу. Остановились. Затем, лавируя меж головешек, пошли к огороду.

– Приятно? – спросил один. – Смотреть на дело рук своих?