– Не хочет, шельма, работать.
– Докуда она довела?! Показывай!
На минуту все стихло, и вдруг раздался тот же голос:
– Прочесать! Сверху донизу! Где альпинисты?!
– Да мы все тут такие…
– Давайте!
Над Михалычем потолок. Над потолком – граненый купол с крестом. Потолок в углу так и остался проломанным, несмотря на реставрацию. Впрочем, реставрировали церковь только для вида, снаружи. Отреставрировали – и вновь ободрали. До маковок…
Дыра в потолке темнела заманчиво. Можно пролезть в нее, как и раньше, встав на подоконник, но могут заметить. Наверняка у них пост наблюдения выставлен, и по церкви издали шарят в бинокль. Остается одно – уйти с колокольни.
Он опустился на два пролета. Слева – на уровне колен – желтела по-прежнему бревенчатая стена, прикрытая досками, виднелся пол. Михалыч нагнулся, нырнул в проем и выпрямился, но видны были ноги, и с этим надо было что-то делать. Зависнуть в воздухе? Прилипнуть к крыше? Стать невидимым? Или скользнуть за сруб: за ним, снаружи, пришита обшивка. Скользнуть, как в подростках.
Он уцепился ладонями за верхнее бревно, подтянулся, махнул ногой через стену. Штанина тут же зацепилась за гвоздь обшивки. Одно радовало: концы у гвоздей тупые, торчат лишь местами.
Опустив ноги в проем, он снял куртку и, держа ее в руке, стал опускаться вниз: рубашка трещала, собственный вес тянул книзу. Вот и упор под ногами, поперечная доска. Дышалось с трудом, но терпимо.
Где-то внизу бубнил начальничий голос. Поднимитесь по лестнице, осмотрите.
Все стихло, и через минуту – хохот:
– Ну, как ты?!
– Ступеньки же сгнили в пазах!
Потом грохнуло по крыше и покатилось. И снова прогрохотало в других местах – бойцы, вероятно, решили взбираться снаружи, и это гремели их кошки, брошенные снизу.
Над головой, пыхтя, поднялся наверх один из них и пошел, хрустя железом. Остальные, как видно, приближались с других сторон, ворчали:
– Давай – и всё тут.
– Баран упрямый.
– Они там все такие, в УВД… Вот я наступил, и след мой видно, а больше здесь никаких следов.
– Точно…
Выходит, спецназ. Отряд мобильный особого назначения… Вот так встреча… Омоновцы – было слышно – перелезли с крыши на колокольню.
– Отдохнем, а потом спустимся. Нечего там делать.
– Естественно…
Запах дыма достигал ниши.
– Нормальное преступление – и на тебе, войсковая операция. Что-то тут не то. Может, учения?
Раздалась сирена. Командир внизу приказал строиться.
– Никак не уймется…
Бойцы, гремя ступенями, стали спускаться.
– Смирно! Равнение на середину! Товарищ подполковник, в результате проведенной операции бежавший преступник не обнаружен… Нельма сбежала… У нее течка…
– Поставьте пост наблюдения из двух человек. Остальных в лагерь…
***
Михалыч торчал в щели, не зная, что предпринять, – было жарко и душно. Именно в таких условиях происходит мумизация трупа. Погибнув от голода, человек начинает сохнуть. Возникает мумия. Церковь могут снова отреставрировать и закрыть. В таком виде она простоит века. Потом ее всё же снесут… Либо она свалится в яр… При этом выпадет из укрытия легкая и страшная мумия. Здесь уже приходилось застревать подростком, но тогда спасла чрезмерная худоба.
Он уперся стопами в пазы между бревен, дернулся кверху и сразу застрял: обувь скользила, а грудь упиралась в сруб. Если подниматься, то лишь на выдохе, когда объем груди уменьшается.
Обшивка трещала. Михалыч божился, что в следующий раз, прежде чем совершить подобный поступок, обязательно просчитает все его варианты и учтет все последствия.
Измочаленный, с забитыми пылью ноздрями и курткой в руке, под конец перевалил он через верхнее бревно.
Омоновцы тут же забеспокоились:
– Кто там?!
– Да ладно тебе! Это здание от жары трещит!
Именно! От нагрева! Кожемякин лежал на иссохших досках и приходил в себя. Дышалось легко. Тянуло ветерком. Слава богу. Только не надо в следующий раз совать голову куда попало – она у человека одна, она еще пригодится.
Саднило спину. Он снял рубашку и осмотрел: обильной крови не видно – старинные гвозди лишь слегка спустили кожу. Такое бывает… И пройдет незаметно…
Внизу вновь заговорили: произошла смена караула. Кожемякин лежал теперь на площадке для звонаря, под оконным проемом, прижавшись спиной к стене. Дерево было теплым, спокойным. Отсюда виднелись макушки леса на Бариновой горе.
Смеркалось. Краснорожая луна вылезла на горизонте из сизых потемок и замерла, соображая, как видно. С утра здесь применят «Черемуху» – и беглец, как жук из дупла, выпадет в руки полиции. А как бы он думал! От газа нет спасения никому!
Михалыч лег на спину. Колоколов вверху, конечно, не было давно. Их сняли еще до войны, каким-то образом сохранив, – они звонили теперь в поселковой церкви. Сквозь окна гулял ветерок. Вот так прогулка по родным местам! А всё она виновата, ностальгия. Ведь жил же до этого. Но нет! Понесло! И сразу попал в историю…
Под утро разбудила прохлада. Луна давно побледнела, отошла за лощину. Над заречной низиной угадывался рассвет. Двое бойцов, оставленные дежурить у входа, молчали. Они, вероятно, подпёрли дверь плитой и на том успокоились. А тут дремота подоспела.
Вариант с дверью отпадал сразу. Оставалась крыша. Но если отсюда прыгнуть, повиснув, допустим, на карнизе, то еще неизвестно, как приземлишься. Окнами тоже не выйти – на каждом окне решетка. Обшивка на восточной стороне церкви ободрана по самый карниз, там голый сруб. Если добраться карнизом до сруба, то по углу можно спуститься к земле. Иначе придется прыгать. Но прыгать с крыш – это не то, что с молоденьких берез, держась за макушку…
Легко сказать, свисни ногами с карниза, нащупай ногами сруб… Однажды уж приходилось это делать: ноги уходят в пропасть и не находят опоры. Ты пытаешься подвести их к стене, и в этот момент центр тяжести перемещается в пятки. Тебя несет книзу. Последствия приземления непредсказуемы…
Можно из куртки нарезать ленты, сплести подобие бычьего хвоста. Но она слишком мала для такого дела. Можно надрать пакли из пазов в срубе. Но какая это будет веревка – из хрупкой от времени пакли?
Михалыч опустился на чердак, пробрался к отверстию – здесь он с помощью «маятника» поднялся вечером снизу. Если предположить, что вновь удастся каким-то образом подтянуть этот предмет и спуститься, то по причине зарешеченных окон уйти будет невозможно.
Он вернулся на чердак и стал шарить по стенам, надеясь наткнуться на потеки смолы. Смолой можно намазать ладони, предотвратить скольжение. Но смолы на срубе не было и в помине. Вместо смолы он нашел под ногами металлическую скобу.