В отсутствие начальства

Ситуация была аховая. Чины полиции все как-то стушевались, а некоторые лежали и не спешили подниматься. Краем глаза Алексей Николаевич увидел, что Филиппов отбросил ненужный щит и целит в бандита из «браунинга».

– Отставить! – крикнул он. И с ходу задвинул Могучему в печень. Однако тот, вместо того чтобы упасть, принял сыщика в охапку и стал душить. В глазах у статского советника потемнело, но он страшным усилием отвел ручищи от своей шеи. Грек очень удивился. И даже взглянул на врага с любопытством. Тут-то ему и прилетел удар – в челюсть, со всей силы.

Алексею Николаевичу показалось, что он жахнул в борт дредноута. Сыщик обезручел! Левая висела как плеть, а правую свело от боли. Но и Жоржик получил свое. Бандита сильно мотало, а глаза его сделались мутными.

– Клешни сюда! – приказал Лыков, стараясь скрыть, что и сам едва держится на ногах.

Жоржик протянул вперед дрожащие кулаки, и сыскные быстро заковали его в наручники.

– Поехали!

Рыжего посадили в один мотор, Могучего – в другой и помчались на Офицерскую. Агента Изралова оставили охранять «Мерседес». Алексей Николаевич ехал впереди, вместе с Филипповым и пленным шофером. Вдруг напротив Семеновского плаца сзади заверещал клаксон.

– Черт, опять! – воскликнул главный сыщик, поворачиваясь. Их авто остановилось. Лыков вышел наружу и увидел, как из второго авто вывалился грек в разодранной одежде и припустил вдоль рельсов Царскосельской железной дороги. На руках его блестели «браслеты» и болтались обрывки цепочки. Он порвал наручники! А в моторе стонали помятые сыскные, и никто не выскакивал следом, чтобы догнать беглеца.

Лыков впал в ярость, чего с ним давно не было. Девять убийств на негодяе, если считать с несчастным шофером. Три месяца не могли его поймать. Вот схватили наконец и готовы упустить? Ну уж нет.

В несколько прыжков он настиг фартового, схватил за плечо и развернул, чтобы удобнее приложиться. Руки вдруг перестали болеть и налились небывалой силой. Убью, и черт бы с ним, подумал статский советник. А Жоржик, увидев, кто его сцапал, даже не стал сопротивляться. Просто пригнул голову и заслонился. В эти огромные, как арбузы, кулаки Лыков и въехал что было дури. Он пробил защиту и угодил головорезу в темя. Другой на его месте рухнул бы без сознания. Но Могучий опять зашатался, и только.

Алексей Николаевич в недоумении развел руками. Из чугуна он сделан, что ли? Добавить еще раз? Уже не в защиту, а в переносицу. А лучше в висок. Однако Жоржик не думал никуда бежать. Его закрутило вокруг своей оси. С трудом он выпрямился и промямлил:

– Пожа… лейте…

Статский советник едва не врезал еще, так он был зол. Второй удар мог иметь тяжелые последствия. И повлечь за собой прокурорскую проверку, что, учитывая прошлое Лыкова, было чревато для него неприятностями. Но тут подбежали городовые и скрутили беглеца. На этот раз руки ему сковали за спиной и дали несколько банок под ребра. А Лыков вернулся к своему авто. Он успел увидеть, как Филиппов убирает «браунинг» в карман и на лице его читается облегчение.

В кабинете Владимир Гаврилович долго жал коллеге руку, ничего не говоря. Было ясно и без слов. Все испортил резервный Полухин. Он высунулся из-за плеча начальства и сказал с подковыркой:

– А все ж таки Жоржик не упал!

– Не упал, – кивнул Лыков. Сил на спор не было: руки гудели, ноги подгибались…

Филиппов покрылся пятнами и зашипел на подчиненного:

– Прочь отсюда, шалыган!

Когда начальники остались одни, хозяин предложил гостю коньяку. Едва они махнули по рюмке, ввалился Маршалк и закричал с порога:

– Говорят, Жоржик Могучий не упал! Это после ваших-то ударов, Алексей Николаевич? По-ра-зительно!

Чиновник особых поручений отодвинул бутылку и сказал, ни к кому не обращаясь:

– Я, пожалуй, пойду.

Он шел до Фонтанки, 16, целый час, останавливаясь перед каналами и глядя на апрельскую, покрытую мусором воду. Напротив родной громады МВД сыщик успокоился. Ну, дело-то сделано. Головорез сидит в кутузке, бессрочная каторга у него, считай, в кармане. Статский советник хотел почесать кулаки? Хотел. И почесал. Атлетического сложения городовой Полухин поглумился над ним. А сам-то! Получил от Жоржика оплеуху и не торопился после нее вставать. Кравцов такой же. И молодые оба, стервецы, в сыновья ему годятся. Но профурсили. А теперь барахолят языком. Это Лыкову надо смеяться над ними, а не наоборот. С резиновым кругом можно пока обождать…

Но руки у сыщика еще долго болели.

Глава 3. В отсутствие начальства

Конец апреля выдался для Лыкова с Азвестопуло совершенно бездельным. Они неспешно готовились к совещанию по борьбе с преступностью, которое намечалось на конец июня. После трепки Жоржику Могучему никаких боевых поручений им не давали. Драчевский был посрамлен, поскольку Алексей Николаевич вновь показал класс. Филиппов расписал действия коллеги в ярких красках, министр даже пожелал узнать из первых рук, что там случилось на Обводном канале. Статский советник доложил и удостоился устной благодарности. А потом наступило время, когда можно было безнаказанно переливать из пустого в порожнее.

Дело в том, что начальство Лыкова словно растворилось. Джунковский уехал сначала в Берлин готовить визит государя по случаю свадьбы дочери кайзера. После чего отправился по нашим городам, которые августейшее семейство собиралось посетить в ходе юбилейных торжеств. На Фонтанке Владимир Федорович появлялся редко и от текущих дел отмахивался: заботы о безопасности царя съедали все его время.

Белецкий же отошел от дел по семейным обстоятельствам. Его жена отравилась рыбным ядом и едва не отдала Богу душу. Вот уже вторую неделю бедная женщина находилась между жизнью и смертью, и доктора не давали никаких прогнозов. Степан Петрович переселился к ней в больничную палату, где дневал и ночевал. Раз в день ему привозили туда неотложные бумаги. Текущие дела вел первый вице-директор Кафафов. Он не обременял Лыкова с помощником заботами, и те могли хоть вообще не появляться в присутствии.

В конце концов Азвестопуло не выдержал и заявил шефу:

– Пора воспользоваться ситуацией.

– Это в каком же смысле?

– Весна в разгаре, Алексей Николаевич! Щепка на щепку лезет.

– Ты, сын Зевса! Думай о службе. Женатый человек, двое детей, а туда же…

Грек язвительно парировал:

– Есть и деды при внуках, которые туда же. А потом учат морали.

Лыков осекся. Он еще зимой, когда лечился от ранения, завел роман с тридцатилетней жевешкой[19 - Жевешка – женщина-врач (разг.).].

– Ну…

– Не «ну», а подпишите согласие на мой отпуск, – потребовал коллежский асессор. – На десять дней всего. Съезжу и вернусь.

– А куда намылился?

– В Смоленск.

– Батюшки, – удивился статский советник. – Что ты там забыл?

– Это вы забыли. Помните ту барыню, что ехала с нами в соседнем купе?

Алексей Николаевич наморщил лоб:

– Которая показывала нам разницу между корсетами? На себе. Как бишь ее звали? Августа Евлампиевна Мапететт?

– Она самая. Согласитесь, аппетитная штучка, а?

Шеф не стал спорить. Привлекательно-порочная дама и у него вызывала нескромные мысли – всю дорогу, пока они ехали из Владивостока домой. И он даже сумел получить при расставании в Москве ее смоленский адрес. А Сергей не сумел.

– И как ты найдешь нашу русалку? – спросил Лыков, но тут же сообразил и изменился в лице: – Что, залез ко мне в стол?

– Вы мне сами рассказывали, как шарили в столе у Благово, когда были в моем возрасте, – не тушуясь, вновь поддел шефа помощник.

Он вынул из кармана телеграфный бланк и помахал им:

– Вот, уж и ответ получен.