Оценить:
 Рейтинг: 0

Кубанский огонь

Год написания книги
2020
Теги
<< 1 ... 3 4 5 6 7 8 9 10 11 ... 13 >>
На страницу:
7 из 13
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
– А где остановились, Алексей Николаевич?

– В «Центральной».

По лицу Захарова пробежала непонятная гримаса:

– Так-то конечно… с такими прогонами… по чину пятого класса, да еще по Высочайшему повелению…[17 - Лыков, будучи в чине пятого класса, получил прогоны за 6 лошадей по 2,5 копейки с версты и лошади. В итоге его прогонные составили 15 копеек с версты. За расстояние до Екатеринодара (2180 верст) ему полагалось 327 рублей в один конец, или 654 рубля в оба конца. При командировках по Высочайшему повелению прогоны удваивались, стало быть Лыкову выдали 1308 рублей. Притом что он отдал за билеты в поезде в первом классе в оба конца 70 рублей.]

– Не в ту гостиницу поселился?

– Нет, что вы. Но там номер десять рублей в день!

– Куда деваться? – развел руками сыщик. – Все говорят: нефтяная горячка. И потому дерут втридорога.

– Ох, разбойники хуже Полюндры…

Лыков простился с полицмейстером и вышел в приемную. Корж тут же вскочил: ловкий, подтянутый.

– Куда теперь, Алексей Николаич? До возвращения Пришельцева еще часа три.

– А давайте по городу пройдемся. Люблю новые места узнавать. Захаров сейчас предлагал себя в чичероны, но я отказался. Пиво в Екатеринодаре есть хорошее?

– Так точно! Завода Ирзы, «Новая Бавария» называется. У них собственный артезианский колодец, в котором лучшая в городе вода; они ею даже торгуют. Пиво первоклассное.

– Хочу его распробовать. Еще я из пролетки видел раковарню. Хорошее заведение, мне такие лишь в Ростове встречались. В Кубани разве тоже раки водятся? Говорят, она мутная.

– Это известка ее мутит, а так ничего. А раков ловят в притоках да в горных речках. Ну, идемте. Что еще желаете увидеть, кроме раковарни?

– Красивые улицы с интересными домами.

– Ну, лучшую вы уже смотрели. Пойдемте остальные глядеть. Пива или чего покрепче отведаем. А там и Александр Петрович вернется.

Глава 4

Город Екатеринодар, март 1911 года

Скромное поселение заложили на Кубани в 1793 году. Сначала это был укрепленный лагерь, затем – военная крепость. Требовалось освоить земли, пожалованные Екатериной Второй Черноморскому казачьему войску за ратные подвиги в очередной Русско-турецкой войне[18 - Война 1787–1791 гг.]. Согласно грамоте, казаки получили в вечное пользование территорию по правому берегу реки от Таманского полуострова на западе до Усть-Лабинского укрепления на востоке. Закубанские горцы не обрадовались соседям, и разгорелась многолетняя резня. Долгое время основные события кавказского противостояния происходили в Чечне и Дагестане, да на Черноморской линии. Но и здесь черкесы скучать казакам не давали… Лишь в 1860 году город стал административным центром вновь образованной Кубанской области, и люди смогли перевести дух. В том же году появилось Кубанское казачье войско. Его создали из Черноморского войска, влив в него дополнительно первые шесть бригад, пеший батальон и две конные батареи Кавказского Линейного казачьего войска. А затем реформы продолжились. Полувековое покорение Кавказа наконец-то завершилось, началась мирная жизнь.

Тогда уже крепость доживала последние дни. Правильнее было бы назвать ее земляным укреплением с редутами по углам. Кирпичных строений было мало, преобладали турлучные[19 - Турлучные дома имеют деревянный каркас, обмазанный глиной с добавлением соломы, камыша и навоза.]. Крепость заняла так называемый Карасунский кут – болотистое место между Кубанью и протокой Карасун, соединяющей Старую Кубань с нынешней. Соответственно и весь город оказался зажат между рекой и протокой и мог расти только на север. Он состоял тогда из нескольких десятков очень грязных улиц. К северо-востоку от крепости располагалась казачья станица Екатеринодарская. Черту города на севере обозначал земляной оборонительный вал с пятью проездными воротами. Заправляли всем военные.

В 1867 году Александр Второй дал Екатеринодару сильный толчок, переведя его на общее управление. Казаки, решившие остаться, переписались в мещане. Зато появились так называемые иногородние: предприимчивые люди другого образа жизни. Многие из них были с деньгами, они открыли лавки, магазины, заполнили базары. Заработали заводы и фабрики, резко выросли торговые и промышленные обороты. В 1887 году одна из станций Владикавказской железной дороги – Тихорецкая – соединилась с Екатеринодаром, а еще через год линия была доведена до Новороссийска. Это очень оживило город, привлекло в него новые капиталы. Кубань судоходна от впадения в нее Лабы и до самого устья, до Азовского моря. Таким образом вчерашняя земляная крепость сделалась важным транспортным узлом.

Прежний «мокрый угол», где каждое лето царствовала малярия, стал хорошеть. Город раскинулся в низине, а окраины его находились на возвышении. Центр из-за этого оказался болотистым, и много сил пришлось потратить на его дренаж. Карасун в нескольких местах перекрыли проездами, построили дамбу, и полноводный прежде поток превратился в цепь озер. Улицы стали мостить, воду сбрасывать в Кубань, глинобитные дома заменять кирпичными.

Сейчас Екатеринодар представлял собой южный город со стотысячным населением, бойкий и живой. По-прежнему зажатый с трех сторон, он разрастался на север. Южная его часть, самая старая, называлась в народе «панской». Тут располагались Атаманский дворец, памятник Екатерине Великой, несколько красивых особняков, казенные здания – Окружный суд, областное правление, почтово-телеграфная контора. На месте упраздненной крепости стояла войсковая больница. От нее шла на север главная улица – Красная, Невский проспект кубанской столицы. Справа и слева от нее тянулись длинные продольные улицы, горожане называли их боковыми. Самыми престижными из них были Бурсаковская и Рашпилевская. Поскольку городской треугольник от реки расширялся, на востоке добавлялись улицы Борзиковская и Котляревская, а на западе Посполитакинская, Медведовская и Гривенская. Эти восемь продольных улиц пересекали двадцать поперечных, создавая сетку кварталов. В восточной части бывшая казачья станица сделалась Дмитриевкой, выше нее расположилась Покровка. Улочки на окраинах были застроены скромно, торговля шла незамысловатая, грязи по колено… Еще восточнее пролегла железная дорога, а за ее полотном широко раскинулась Дубинка, главная головная боль городской управы. За Дубинкой город переходил в Сады. Сто двадцать два фруктовых сада сплошной полосой тянулись на семь верст до казачьей станицы Пашковской, создавая летом отличные условия для жизни бездомных.

На западе город ограничивала Кубань. Там находились пристани и дровяные склады.

«Панская» часть незаметно переходила в деловые кварталы города. От Старого базара и до памятника двухсотлетию Кубанского войска по улице Красной тянулись шикарные двух- и трехэтажные дома. Внизу помещались магазины, наверху – конторы, гостиницы, съемные квартиры. Войсковой Александро-Невский собор называли Белым за цвет его стен. Он был окружен зданиями, которые украсили бы и столицы: особняк Богарсуковых, «Гранд-Отель», гостиница «Центральная», мужская и женская гимназии, реальное училище. Правда, немного в стороне от Красной все как-то мельчало, но и там, на Екатерининской, Штабной, Графской улицах попадались красивые особняки, населенные богачами. Нувориши выкупали родовые земли у наследников прежних казачьих атаманов: Рашпиля, Бурсака, Котляревского, Вареника, Косолапа. И задавали тон в областном городе.

Самыми богатыми людьми оставались черкесогаи – братья Тарасовы и братья Богарсуковы. Очень выдвинулись мукомолы, такие как Дицман. Две его огромные паровые мельницы работали с утра до ночи, перемалывая урожайное кубанское зерно. Видную роль играли табаководы, но к ним у общества имелись нарекания. Табак разводили преимущественно греки и турки, на плантациях и фабриках работало много женщин и девочек, и случались неприятные истории.

Промышленность Екатеринодара составляли множество кирпичных и кожевенных заводов, а еще маслобойные, шубные, консервные и мыловаренные. Местность вниз по Кубани, за конно-артиллерийской батареей, так и называлась – Кожевенные заводы. Там же обжигали кирпич, а еще его делали за тюрьмой, вверх по реке.

В последние два года в городе появились новые баловни судьбы – нефтепромышленники. Открытие Майкопских месторождений обещало городу скачок вверх. С буровых тянули сюда нефтепровод, за садом Шика строили завод «Кубаноль», который должен был производить оборудование для нефтедобычи. Екатеринодар наводнили комиссионеры, среди которых было немало иностранцев. Цены на недвижимость взлетели до небес.

От Длинной улицы к северу начиналась третья часть города, самая новая и невзрачная. Нарядная Красная меняла название и становилась Ростовской. Несколько поперечных улиц были уставлены одноэтажными домами, лавками вместо шикарных магазинов и грязными постоялыми домами взамен гостиниц. Склады, мастерские, мельницы, небольшие заводы – одним словом, промышленная окраина. Заканчивалось все городским выгоном, который управа сдавала обывателям под выпас скотины. Дальше шли Хлебный рынок, ярмарочная площадь, лесные склады и скаковой круг. Еще севернее отвели место под вокзал будущей Черноморской железной дороги. За ним располагалась Чистяковская роща, второе после Городского сада излюбленное место гуляния местных.

Хлебный рынок был окружен длинными рядами ссыпок – балаганов и навесов, поставлявших зерно на мельницы или в вагоны железной дороги. Сюда от главного полотна проложили специальную ветку. Рынок с его огромными оборотами кормил множество людей. Дальше на запад располагалась бойня с ее антисанитарией. Севернее приютился городской ассенизационный обоз. Его сливной бак принимал нечистоты от частников по двадцать копеек за бочку. Канализации в Екатеринодаре не было, и выгребы приходилось чистить постоянно. Из бака по конно-железной дороге отбросы вывозили на поля, где их обезвреживали.

Слева от бойни помещались сразу шесть кладбищ: православное Всесвятское, военное, еврейское, татарское, караимское и холерное. Еще левее хозяйничали военные. Тут находились войсковые пороховые погреба, а за ними – казармы Самурского пехотного полка. На обрыве к Кубани стояла конно-артиллерийская батарея. Возле дороги на Ново-Мышастовскую опять виднелись казармы – здесь помещалась часть эскадронов Первого Екатеринодарского казачьего полка. Другая часть квартировала возле Городского сада.

В целом город производил противоречивое впечатление. Он словно распадался на несколько неравноценных частей. Конечно, так повсюду, но контраст между Дубинкой и кварталами вокруг Соборной площади был, пожалуй, чрезмерным. В городской думе заправляли лица торгово-промышленного сословия. Хозяева города все были из приезжих, многие здесь зарабатывали, но ничего не вкладывали. Те же главные богачи, армяне, украшали свою столицу Нахичевань-на-Дону, им было наплевать на Екатеринодар. В последнее время это стало меняться, и город сделался более чистым и лощеным. Но опять же лишь в центре. По Красной улице ездил электрический трамвай, но принадлежал он, как везде в России, бельгийцам. Им тоже было наплевать на город, техническое оснащение линий оставляло желать лучшего, вагоны ходили как попало. Открытые площадки вагонов закрывали вечно грязные нелепые занавески из грошового ситца. Днем трамваи возили людей, а по ночам – грузы между пристанями на реке и железнодорожным вокзалом. Утром в перепачканные вагоны опять набивались пассажиры и бранились.

Казаки станицы Пашковской неожиданно решили составить бельгийскому капиталу конкуренцию. И основали «Первое Русское товарищество моторно-электрического трамвая Екатеринодар – Пашковская». Туда принимали всех желающих, собрали некоторую сумму и начали тянуть ветку через Дубинку и Сады на восток. Казачий трамвай приводился в действие автомобильными керосиновыми моторами, а не электричеством. К 1912 году пашковцы обещали связать себя с областной столицей и завалить рынки своими товарами.

Рынки оставались не только бойкими местами торговли, но и гнойниками Екатеринодара. Старый базар окружали духаны, пивные, обжорки и постоялые дворы с дешевыми проститутками. Там и торговали, и нанимали рабочих. Поэтому толпы соискателей с утра занимали места на площади. Их сопровождали нищеброды, босяки и воры. В 1905 году толкучий и рабочий рынки перевели на Сенной базар, и вся чернь устремилась туда. Взвыли теперь уже обитатели тамошних улиц: Ярмарочной, Кузнечной, Рашпилевской. Не лучше обстояло дело и на Новом базаре. Там мясной и рыбный ряды располагались на прилавках, поставленных вдоль жилых домов. Во дворах селились восточные люди, питались они в грязных подпольных духанах. Кровь, кишки, отходы торговцы без церемоний бросали на землю; вонь стояла невообразимая.

Соответственно, и народ вокруг жил непритязательный. Газетчики много лет стыдили Тимофеева, владельца аптеки на Сенном базаре. Тот разрисовал витрину дурацкими картинками. Изобразил большие склянки с лекарствами, на которых было написано: «от живота», «от немочи», «от заразы». Позорище вызывало негодование у образованных горожан, но обитателям Сенной такая реклама нравилась… Дума давно мечтала замостить рынок и построить на площади кирпичные торговые ряды. Но продавцы тормозили все начинания.

Рынки были на первом плане и у городской полиции. На Старом базаре торговки из-под полы разливали «соточки»[20 - «Соточка» – 1/100 ведра, или 122 миллилитра.] и давали на закуску тарань. На Новом кормили шашлыком из неклейменной баранины. На Сенном толкали краденые вещи и угнанных лошадей.

Окраины также давали пищу для протоколов. Между рабочими с кирпичных заводов постоянно происходили драки с поножовщиной. Хулиганы с Покровки собирались на Атаманской площади, где стояли древние каменные бабы, и точили об них финки. Инородцы с левого берега на православные праздники напивались и бились друг с другом на кинжалах; особенно почему-то любили делать это на Пасху.

В это же время деловые круги обсуждали предполагаемый выкуп в казну Владикавказской железной дороги. Спорили о развитии телефонной сети: она была задумана на двести номеров, а их уже прицепили шестьсот, и связь постоянно от этого ломалась. Планировали ввести в городе уличное электрическое освещение, для чего управа купила триста двадцать дуговых фонарей. Когда началась нефтяная горячка, многие обогатились за счет перепродажи разведочных свидетельств, и деловики взяли в моду играть по-маленькой на лондонской бирже. Ждали постройки Черноморской железной дороги, пуска пашковского трамвая, открытия нефтепровода и перерабатывающих заводов, ввода «Кубаноля», роста урожайности пшеницы… Появились вагоны-рефрижераторы, и местные фрукты стали доезжать до столиц. Развивалось виноделие, улучшалось качество табака. Екатеринодар уверенно богател. Население его росло стремительно. За полвека численность жителей выросла в десять раз! И тут вдруг такой тревожный сигнал…

Глава 5

Начнем, благословясь!

Лыков сел в общей комнате сыскного отделения в девятом часу вечера и стал изучать материалы дознания. Кроме него присутствовали надзиратели Корж и Тимошенко, а чуть позже подошел городовой Вольский. Остальные были на обходах.

Екатеринодарское сыскное отделение третьего разряда занимало небольшой одноэтажный дом с садом и дворовыми постройками. Четыре окна по фасаду, и семь комнаток внутри, не считая служебных квартир начальника и городовых. В этих комнатах помещались и антропометрический кабинет, и картотека, и камера временного задержания. Самую большую занимала канцелярия. Задние комнаты выходили окнами в сад. Электричеством дом оснащен не был, горели керосиновые лампы, пахло табаком, оружейным маслом и чесночной колбасой. Убранство отделения выглядело непритязательно: давно не крашенные полы, стены с линялыми обоями, старая потрескавшаяся казенная мебель. Лишний раз статский советник убедился, как глупо ведет себя власть в вопросе уголовного сыска. Министр финансов Коковцов взял себе роль часового у денежного ящика и стоит на посту, никого не подпускает. Вот узкий ум! Когда-нибудь, когда уже будет поздно принимать меры, этот гусь спохватится. И найдет множество виновных, кроме, конечно же, себя…

Корж поставил самовар, и когда тот забулькал, в комнате стало уютнее. Зная, насколько жалкое содержание у сыщиков, Лыков принес с собой целую корзину гостинцев. Там были жестянки с дорогими фамильными сортами чая, мятные пряники, пастила, абрикосовый конфитюр. Хозяева накинулись на угощение, благодарили гостя и уписывали за обе щеки. Алексей Николаевич расспрашивал их о службе, об особенностях здешнего криминала. Корж отвечал дельно, выказывая самостоятельность в суждениях и серьезные знания. Тимошенко больше помалкивал.

Наконец ближе к десяти часам на улице раздался стук подков, потом послышались энергичные шаги, и в комнату вошел Пришельцев. Он был среднего роста, лет сорока, с черными волосами, седыми усами и прищуренным взглядом. Выражение лица было упрямое, лишь морщины на лбу выдавали, что этот человек сильно устал.

– Добрый вечер, Александр Петрович, – поднялся ему навстречу гость. – Я Лыков Алексей Николаевич.

Коллежский асессор пожал протянутую ему руку и сказал вместо приветствия:

– Семью Гиля зарезал Варивода.

Лыков застыл на секунду, но быстро подобрался.

– Выпейте чаю с дороги, и заодно расскажете. Семья Гиля – это та, что погибла на хуторе?

– Да, – выдохнул собеседник. Корж поднес ему стакан с горячим чаем и пододвинул блюдце с пряниками. Пришельцев сделал разом три крупных глотка.

<< 1 ... 3 4 5 6 7 8 9 10 11 ... 13 >>
На страницу:
7 из 13