Избранное. Рассказы и стихи

– Борис, сегодня в доме мы с Денисом остались одни. Я приготовила ужин. Давай поужинаем вместе, – предложила она.

За ужином они много говорили о музыке. От выпитого бокала вина Борис почувствовал себя более раскованным. Надо сказать, что он очень редко пил спиртное и пьянел даже от небольшого количества выпитого. И всегда при этом в его ушах начинала звучать какая-нибудь скрипичная пьеса. Сейчас это был Сен-Санс. Алла, слегка пригубив из своего бокала, была очаровательно весела, и трудно было поверить, что всего каких-то двадцать дней назад она собиралась умирать. Борис смотрел на нее, и ее голос сливался с голосом скрипки в прекрасной музыке Сен-Санса, от чего Алла казалась ему феей из далеких детских сказок…

Наступило время прощаться. Денис ушел к машине, а они вышли на крыльцо. Алла первой прервала молчание.

– Ты уже уходишь… Спасибо за чудный вечер… Мне с тобой расставаться так не хочется, – с грустью сказала она.

– Мне с тобой тоже, – ответил он и приблизился к ней вплотную.

Взгляды их встретились, и Борису захотелось обнять ее. Почувствовав, что это желание обоюдное, он осторожно положил руки на ее плечи и вопросительно посмотрел в ее глаза. Они разрешали ему все. А дальше все произошло так стремительно и естественно: их поцелуй был по-детски чистым и коротким. Услышав шаги Дениса, Борис быстро убрал руки и ответил, наконец, на тот вопрос Аллы.

– Я очень хочу видеть тебя чаще и буду приходить к тебе в больницу…

Подошедший Денис сообщил, что машина готова к отъезду.

Дома он еще долго вспоминал свое общение с Аллой и их прощальный поцелуй. Этот поцелуй был побуждающим его к дальнейшим действиям. Ее глаза разрешали ему гораздо больше, чем прикосновение к губам, а ее руки, нежно обнявшие его шею, выдавали в ней страстную и темпераментную женщину. Конечно, если бы Алла была чуть постарше, а не на тринадцать лет моложе, то оптимизма у него было бы больше. Разница в возрасте с нею не добавляла ему уверенности. К тому же, его не покидало предчувствие чего-то неожиданного, что помешает их сближению. Так и заснул с этим предчувствием.

В середине следующего дня Андрей с матерью пришли к нему в гости. Усадив гостей в зале, Борис хотел предложить угощение, но мать сказала, что у них мало времени – они спешат к Алле в реабилитационный центр, куда ее сегодня положили, и теперь им надо привезти кое-какие её личные вещи.

– Мы заехали на несколько минут, чтобы выразить свою признательность и благодарность за то, что вы откликнулись на нашу просьбу. Огромное спасибо! Мы решили отблагодарить вас и купить за серьезную цену хорошую скрипку работы какого-нибудь известного мастера и подарить вам, – продолжила мать.

Борис резко запротестовал:

– Мое мнение насчет покупки скрипки, весьма отрицательное. Скрипка у меня уже есть. На ней играю с удовольствием, и другая мне не нужна…

– Борис, мы хотим быть откровенными и ничего не скрывать от вас, – вступил в разговор Андрей, – сегодня из Москвы к нам приехал ее однокурсник по консерватории. Он был на гастролях и только сейчас сумел откликнуться на нашу просьбу. Сейчас с женой он в разводе. Любил Аллу еще со школьной скамьи, и мы думали в то время, что его семья и наша породнятся. Но она тогда влюбилась в другого и вышла замуж. Наш гость сегодня посетил ее в этой лечебнице. Может быть, сейчас у них наладятся отношения… Но наше решение о покупке вам скрипки остается в силе…

Проводив гостей, он взял скрипку, чтобы излить в музыке свою печаль, но играть не смог. «Вот и все. Теперь мне не надо у нее вызывать „желание любить“, – лезли в голову невеселые мысли, – это желание будут вызывать другие, гораздо моложе меня. У ее родных даже мысли нет рассматривать меня, как жениха». Алла стала ему казаться светом далекой планеты из чужой галактики…

На телефонные звонки она не отвечала. «Конечно, причины могут быть разные, но самая главная – визит гостя», – думал он. Ближе к вечеру Борис все же решился проведать Аллу. Собрался. Купил цветы и поехал. Вечерело. Погода была прекрасная. Лечебница находилась вдали от городского шума в тени вековых платанов. Попав на ее территорию, он направился в приемный покой с целью узнать, где находится Алла. Но этого не потребовалось. Прямо перед собой он увидел ее и рядом с ней симпатичного мужчину. Они шли по центральной аллее ему навстречу и о чем-то увлеченно беседовали. Алла Бориса заметила, а он, круто развернувшись, оставив цветы на ближайшей скамейке, направился, не оглядываясь к выходу. Убедившись окончательно в том, что сказанное Андреем – правда, решил порвать все связи с Аллой и ее семьей, включив в «черный список» номера телефонов Аллы и Андрея.

Прошла неделя, а может быть чуть больше. Жизнь у Бориса начала входить в привычную колею, в тот распорядок, который установился за эти три года холостяцкой жизни. «Вот и верь теперь в приметы… Вернулся бы за телефоном и записанным номером машины – душа была бы теперь спокойна», – с грустью думал он. Однако вспоминая последний вечер расставания с Аллой, когда они почти признались в своей любви друг к другу, он грустил еще сильнее. Ему не верилось, что все так быстро закончилось. В один из дней, где-то к вечеру, он услышал сигнал домофона:

– Это Денис. Мы с мамой стоим у подъезда. Можно к вам сейчас войти?

«Интересно, зачем она хочет со мной встретиться?» – подумал он, нажимая кнопку домофона. Хотел оставаться спокойным, но эта «удушливая волна», о которой когда-то писала Марина Цветаева, подкатила к солнечному сплетению.

С самого утра его назойливо преследовали звуки музыки Болеро Мориса Равеля. Так с ним бывало иногда после прослушивания классической музыки, которую он любил и отдавал много времени этому занятию. Накануне он как раз слушал это сочинение французского композитора и бесконечно повторяющийся тягучий ритм танца, в котором доминировал малый барабан, не мешал ему заниматься домашними делами. Но сейчас малый барабан, усиленный духовыми и струнными, буквально парализовал его сознание. Начал прибираться в квартире, но все стало валиться из рук, и когда раздался звонок входной двери, оркестр в Болеро играл уже всем составом…

Под это тутти он открыл дверь и увидел ее. Она вошла так, как будто входит сюда не первый раз – смело и решительно.

– Здравствуй! Это я…

– Добрый вечер. А где Денис?..

– Он ушел… Будем стоять или ты пригласишь меня сесть?..

Когда они уселись на диван, Борис спросил:

– Ты надолго?

– Хотелось бы навсегда!..

Малый барабан в музыке Равеля зазвучал упруго и настойчиво, и поддерживаемый оркестровым крещендо, перешел на фортиссимо…

– А где же твой однокурсник?..

– Это мой друг и не более того. Он уехал на второй день, узнав, что у меня все хорошо. Но мне было очень плохо, когда ты не отвечал на мои звонки. Я хотела тебе все объяснить… Знаю, мама и Андрей тебя очень огорчили. Не сердись на моих родных. Они желают мне счастья… – Хотели выдать меня замуж второй раз за одного и того же человека. Да… Он предлагал мне руку и сердце, как в молодости… – И во второй раз я ему отказала из-за любви к другому… На этот раз к тебе… Надеюсь, ты не будешь возражать, если я сейчас останусь у тебя?..

Утром им подниматься из постели не хотелось. Обнявшись, они молча лежали. Наверное, каждый думал о случившемся, и это случившееся было приятным. Первой заговорила Алла:

– Боря, поиграй мне что-нибудь…

Ни слова не говоря, он поднялся, накинул на себя халат, взял скрипку, и звуки свадебного марша Мендельсона заполнили комнату. Когда музыка смолкла, Борис произнес, может быть, самую избитую, самую неоригинальную, но такую наивную и понятную фразу:

– Алла, давай поженимся!

Конечно же, она ответила согласием. Её ответ привел к тому, что в семье музыкантов родилась чудесная, совершенно здоровая девочка.

Такой вот счастливый конец у этой истории.

Струны моей души

1

Когда мне исполнилось семь лет, родители решили обучать меня музыке. Сами они никакого отношения к музыке не имели, но очень любили её слушать. Правда, мой дед, а мамин отец был известным пианистом. Он погиб на войне. У папы в роду тоже были профессиональные музыканты, но я о них ничего не знал. Мои родители были заядлыми меломанами, часто ходили на концерты заезжих звёзд классической музыки, слушали симфонии по телевизору. Им почему-то из всех инструментов нравилась флейта, и они решили отдать меня на обучение в детскую музыкальную школу—десятилетку. На самом деле это была школа с одиннадцатилетним обучением, где помимо общеобразовательных предметов учили музыке.

Меня привели в школу на прослушивание, но оказалось, что класс флейты уже заполнен. Директор школы, проверив мой слух и чувство ритма, сказал родителям: «У вашего мальчика прекрасные антропометрические данные и отменный музыкальный слух, поэтому предлагаю вам отдать его в класс арфы – у нас там недобор».

Арфу я никогда вблизи не видел, а когда увидел, то слегка испугался. Она была выше моего роста с огромным количеством струн, некоторые из них были окрашенные в разные цвета. Но когда послушал, как играют на ней ученики старших классов, загорелся желанием научиться играть. Пожилая сухощавая учительница с первых же уроков принялась обучать меня правильной посадке за инструментом. Учительница любила повторять, что очень важно усваивать и прорабатывать правильные приемы игры, так как они со временем становятся рефлекторными. Что такое «рефлекторными» – я узнал значительно позже, но тогда понял, что неправильно заученное очень мешает дальнейшему обучению.

Знакомство с первоначальными игровыми навыками мне давалось легко. Я хорошо усваивал механику движений, но что касалось музыкальных пьес, то здесь особо не блистал. Учительница частенько поговаривала, поправляя мою игру и глядя на мои руки: «Бог дал тебе два дара: абсолютный музыкальный слух и чудесные пальцы, но в придачу еще и отменную лень». Пальцы у меня, действительно, были длинными и гибкими с очень развитыми подушечками. Играл мало потому, что не имел собственного инструмента, а ходить в школу на дополнительные уроки было далековато.

Несмотря на лень я окончил два класса с неплохими оценками по всем предметам, и родители решили купить мне арфу. Купили подержанную, но в хорошем состоянии. Отец шутил: «Твоя арфа и моя машина стоят одинаково». Понятное дело, я не мог теперь отлынивать и в третьем классе старался изо всех сил. Из девяти учеников в классе я был единственным мальчиком. Конечно же, не мог допустить, чтобы кто-то из девчонок играл лучше меня. Третий класс закончил в числе лучших учеников.

Арфу полюбил окончательно. Помимо учебной программы учительница приобщала нас к мировой литературе, и я познакомился с творчеством выдающихся арфистов. Особенно мне нравились сочинения Альфонса Хассельманса. С его этюдом «Ручей» выступал на музыкальном фестивале в своём городе. В пятом и шестом классах играл уже довольно зрело и становился лауреатом второй и третьей степени на престижных конкурсах.

В седьмом классе стал обращать внимание на свою одноклассницу – Женечку Ковалёву. Она единственная в классе, кто мог составить мне конкуренцию в учёбе. Свою симпатию к ней я скрывал под необоснованной критикой её игры, отпуская порой издевательские реплики в её адрес. Она отвечала мне в том же духе. Война «алой и белой роз» продолжалась до восьмого класса.

Но в восьмом классе наши отношения вдруг стали не такими ершистыми. Мы повзрослели. Я заметил изменения в её внешности. Она из угловатого подростка превратилось в миловидную девушку с довольно привлекательной фигуркой. Когда она играла, мне казалось, что её руки опускались на струны арфы, как два белых лебедя. В своём воображении я представлял, как эти руки обнимают меня, разжигая в моей груди пожар юношеской любви.

Женя играла превосходно, она обладала исключительно чёткой техникой в исполнении быстрых пассажей и красивой певучестью в медленных пьесах. Я говорил ей комплименты, а она в свою очередь, их мне. Наши музыкальные вкусы всегда совпадали. Нам нравились одни и те же пьесы, как старинных, так и современных композиторов. Однажды она вызвала меня на соревнование – сыграть довольно сложную сонату французского арфиста Шарля Бокса. Она смогла её сыграть без ошибок. Я делал вид, что играю с большим трудом, умышленно допустил ошибку. Мне так хотелось быть великодушным и не показывать своего превосходства над нею в технике игры.

В десятом классе мы впервые поцеловались и признались друг другу в любви. Шекспировские страсти нас не коснулись. У наших родителей были вполне русские фамилии – не Монтекки и Капулетти, а Корниловы и Ковалёвы. Ни враждовать семьями, ни дружить, как-то не пришлось. Её родители были постоянно в разъездах – они концертировали по странам и континентам, как выдающиеся музыканты. Женю воспитывала, в основном, бабушка – женщина весьма строгих правил, которые прививала своей внучке, а та неукоснительно следовала её наставлениям. Как оказалось – до поры, до времени.

Шёл последний год нашего обучения в школе. Нам совсем недавно исполнилось по восемнадцать лет. Под предлогом совместного выполнения домашних заданий стал довольно часто приходить к Жене домой. В присутствии бабушки мы старательно зубрили алгебру, физику и химию, не забывая при этом и музыку. Бабушка старалась не оставлять нас наедине и всегда, уезжая на дачу по выходным дням, брала с собой Женю. Ко мне бабушка относилась недоверчиво и не очень дружелюбно. Она чувствовала, что опасность для её внучки исходит от меня. Но мы с Женей страстно хотели уединения и придумали способ освобождения от бабушкиной опеки:

– Бабушка, сегодня у нас репетиция с оркестром, – «честно» глядя в глаза бабушки, соврала Женя в одно воскресное утро, – я не смогу с тобой уехать на дачу…