Модель

Может, объясните?

– Не объясню, Злата, – я говорил серьезно; и мою серьезность подтверждала улыбка.

– Почему?

Сами не знаете?

– Знаю.

– Что знаете?

– Знаю, что любой человек найдет тысячу аргументов в пользу того, чтобы распять другого человека.

И две тысячи – в пользу того, чтобы не быть распятым самому…

…Ее мысли довольно замысловато побродили по лицу и вылились в вопрос, довольно неожиданный, если вдуматься.

А если не вдумываться – то вполне нормальный:

– Вы целомудренный человек?

– Наверное, – ответил я, – Только в моем возрасте это называется уже по-другому…

…Ее слова заставили меня задуматься.

Когда, не стерпев моего пьянства, все жены по очереди оставили меня, а я бросил пить – мне как-то удавалось обходиться подружками моих бывших жен.

Потом пришло время обратиться к совсем уже посторонним женщинам – самим бывшим женам.

А теперь я, случается, обращаюсь к кому попало.

Кто-то скажет, что это – верх целомудренности.

А кто-то, что целомудрие и я – жители с разных улиц…

…И, помолчав немного, я добавил:

– Злата, возможно, я просто не знаю: что это такое – целомудрие. – И тут же нарвался на ответ:

– А мне что-то и не хочется разбираться в том – знаю я или не знаю, что такое целомудрие.

Вот так и выходило, что ее поколение могло то, что недоступно нам.

Например, задумываться о целомудренности, не тратя время на выяснение того, что это значит…

– … А вы часто рисуете обнаженных женщин?

– Не часто, но рисую.

– Но ведь голая женщина – это зло, – девушка явно проверяла ремонтоспособность моего здравого смысла. – Так говорит религия.

Я оценил эту проверку; и мне не оставалось ничего, как улыбаясь смотреть ей в глаза: «Самое красивое на свете явление – обнаженную женщину – христианство назвало злом.

Уже за одно это – все мужчины должны стать атеистами», – И Злата явно поняла, о чем я думал. Во всяком случае, она укрепила свой аргумент:

– Так говорят все религии; а на них стоит человечество.

И я опять промолчал в ответ: «Один из нас – либо я, либо человечество – делает большую ошибку, утверждая, что обнаженная женщина это плохо.

И так как не может быть, чтобы так сильно ошибался я, то, скорее всего, ошибается человечество.

Я утверждаю, что обнаженная женщина – это прекрасно; и достаточно взглянуть на такую женщину всего один раз, чтобы понять, что право не человечество, а я».

Не знаю, каким образом Злата забралась в мои мысли, но она их явно прочитала:

– А вы не сексуальный маньяк? – Возможно, этот вопрос девушки мог быть простым уточнением диспозиции.

– Думаю, что – нет, – ответил я; и тогда у меня появилась возможность сравнить ее мысли с зайчиками, которые прыгают по солнечной лужайке в поисках то ли пищи, то ли развлечений.

И мне оставалось только моргать – смотреть на нее пунктиром.

Потому что на мои слова о том, что я не сексуальный маньяк, девушка выразилась неоднозначно:

– Жалко…

…Злата посмотрела на меня и тоже заморгала.

Тогда я еще не знал, что под ее ресницами прячутся чертики в таком огромном количестве, что можно организовывать ферму по их промышленному производству с последующей реализацией через розничную сеть по сходной цене.

Я узнал об этом потом.

Как раз перед тем, как узнать, что это совсем не черти, а ангелы…

…Так уже выходило в моей жизни не в первый раз – общаясь с женщинами, я зачастую путал ангелов с чертями.

И – наоборот…

– … Скажите, а разве одетых женщин рисовать нельзя?

– Можно, Злата.

– Почему же вы их не хотите рисовать?

– Потому что одетая женщина – это женщина.

И – только.

– А раздетая?