Короткие смешные рассказы о жизни 2

Одновременно взорвавшись, мы заржали, как жеребцы. Хохот раздавался на весь подъезд. Истерика на максимуме держалась минут пятнадцать. Из квартир первого этажа уже начали высовываться жильцы, угрожая вызвать милицию. Пока мы впопыхах напяливали на нашего героя оставшуюся целой одежонку, он успел надуть прямо в штаны, придав нам этим поступком новый импульс для хохота. Кое-как воткнув обезумевшего Загребу в ботинки на босу ногу, не зашнуровывая, рассовав по карманам плаща его грязные носки, мы волоком вытащили его на улицу.

Дождь продолжал хлестать как из ведра. Не разбирая дороги, прямо по лужам и грязи, мы вели под руки своего вожака к автобусной остановке. Он, бедный, чуть не плача от обиды, еле плюхал без зонта, в брюках с незастегнутой ширинкой, в джемпере, надетом наизнанку. В старомодном плащишке, застегнутом не на те пуговицы, в резиновых перчатках на руках. Широко, как моряк во время шторма, расставляя ноги, он несколько раз терял по дороге застрявший в грязи ботинок. Узнав правду о том, что в резиновой перчатке в его трусах вместо клея было налито растительное масло, густо подкрашенное чайной заваркой, он уже даже не радовался…

В автобусе на меня напала жуткая икота. Домой пришел весь грязный, промокший, хоть выжимай, с горьким привкусом желчи во рту. Я развалился в душистой ванне, а перед глазами продолжал стоять образ плачущего пожилого человека, когда-то лучшего моего наставника. В душу закрался грешный стыд. «Как же я мог? Это же я… я один во всем виноват. Моя идея была, Серега лишь отлично ее реализовал», – корил я себя весь вечер.

Вспомнилось, как год назад, сразу после техникума, попал я в этот цех совсем зеленым салагой, осциллографом даже нормально пользоваться не умел, паяльник в руках не держал. Борис Федорович за неделю меня, дурня, обучил всем хитростям и премудростям. Работа у нас сдельная – сколько сделаешь, столько и заработаешь. Без него бы я до сих пор, может быть, гроши с копейками получал. Вон батя в карьере на самосвале без выходных пашет, а на целых тридцать рублей меньше меня в дом приносит. «Сволочь я неблагодарная!» – душила проснувшаяся вдруг во мне совесть, не давая покоя всю ночь.

На следующий день на работе все валилось из рук. Похожее состояние было и у остальных свидетелей вчерашней трагикомедии. С хмурыми физиономиями мы старались не встречаться глазами друг с другом. Перед обедом к нам зашел мастер.

– Давайте, мужики, поднажмите! Федорович серьезно заболел, впятером вам теперь придется план гнать. Температура у него под тридцать девять, с подозрением на пневмонию. Зашьемся ведь без Бориса Федоровича, – с тревогой увещевал нас непосредственный начальник. – Никого домой не отпущу, даже не надейтесь! Будете пахать у меня, пока норму не сделаете. Иначе в этом месяце вот вам, а не премия будет! – Уходя, индивидуально покрутил он фигой из пальцев перед каждым угрюмым табло.

– Че раскисли-то, как кисейные барышни? – пытался реабилитировать нас Серега, перед концом смены обнаружив в полном составе в курилке. – Жалко стало? Жалко у пчелки, а он сам виноват. Че заслужил, то и получил, и нечего тут. Зато теперь на всю жизнь урок ему будет.

Выйдя с больничного, Борис Федорович около двух недель ни с кем из нас не разговаривал и даже не здоровался. Собраться всей бригадой в первый раз после того кошмарного случая нам снова поспособствовала веская причина для обмывания – очередная месячная премия.

Мы сидели на своем старом месте в лесопарке. Растущий рядом лопух, которым когда-то из принципа грозился занюхнуть великий артист Сырожа, уже порядком завял и покрылся инеем.

Наш Загреба, энергично размахивая бутербродом с родной колбасой в одной руке и огрызком соленого огурца в другой, с животом, забрызганным рассолом, как всегда руководил застольем. Уже без малейшего намека на озлобленность, от души и по-доброму, он взахлеб рассказывал нам о своих ощущениях и чувствах, которые тогда испытывал, помогая себе иногда мимикой физиономии, красной от выпивки. Мы снова громко ржали, как стадо диких мустангов, заливая водкой на дне своих душ остатки греха надсмеяния над чужой бедой, свободные и полностью оправданные бескорыстным старшим другом. Еще больше и теснее сплотились дружбой. Работа снова заладилась, и жизнь нашего маленького общества стала еще радостней.

Но эта эйфория продлилась лишь чуть больше месяца. Вскоре Загреба в присутствии всей команды снова попросил Серегу подстраховать его на проходной.

Что поделаешь, эта неизлечимая болезнь уже засела у него в крови и перешла, похоже, на генный уровень. Ладно, хоть не заразной оказалась.

Светлана Беляева

Коты против!

Это предложение показалось мне просто прекрасным. Необходимо донастроить новейшую систему умных домов на кормление домашних животных в отсутствие хозяев. То есть в определенное время автоматически включается голос хозяина, зовущий питомца, холодильник открывается, и оттуда на специальный коврик выскакивает порция еды. Животное питается, уходит, потом робот-пылесос быстро все убирает и дезинфицирует.

Запихнув в сумку-переноску упирающегося Мурзика, запас кошачьей еды на ближайшую неделю, я отправился на работу.

Охранники с подозрением смотрели на сумку с моим серым полосатым котом, но после нескольких звонков руководству нас сфотографировали. Меня – поставив у специальной стены, а пытающегося сбежать Мурзика – в открытой сумке. Выписали пропуска на меня, на кота и проводили на место работы.

Первый день.

Кошачий пропуск лежал на столе у клавиатуры и веселил меня весь следующий день, пока я настраивал холодильник и робот-пылесос. Мурзик же прекрасно освоился и возлежал на умном диване. Ночью, лежа в кровати, я мечтал о том, как всю работу сделаю за два – нет, за полтора дня – получу гонорар и рвану куда-нибудь в Турцию, к теплому морю.

Второй день.

Проблемы начались, когда Мурзик с наглым видом проигнорировал мой зовущий голос, раздающийся с кухни и записанный специально для него.

На кухне голос, управляемый мною с компа, повторял: «Кс-кс-кс, Мурзик, иди есть», – открывалась специальная дверка, еда выдавалась холодильником, а кот спокойно вылизывал шерстку и поглядывал на меня голодными глазами, причем, когда я шел на кухню, Мурзик бежал, путаясь под ногами, всем своим видом показывая, что хочет есть.

Я решил взять его измором: весь день не кормить, тогда как миленький побежит на кухню и слопает то, что ему выдаст холодильник.

Противостояние началось и кончилось моим разгромным поражением. Он не только не бежал на записанный голос, но и категорически отказался есть из автоматического раздатчика. Когда я звал его с кухни сам, он прибегал, скользя от скорости на поворотах, но есть был готов, только если я при нем делал вид, что это мною поставлена еда. В противном случае кошан подходил к автораздатчику, нюхал и брезгливо отворачивал нос.

Половину ночи, лежа в умной кровати с подогревом и легким укачиванием, я не мог уснуть, размышляя над особенностями интеллекта моего кота, а Мурзик бегал по дому, с голодухи пытаясь поймать несуществующих мышей и игнорируя еду в автоподатчике.

Третий день.

Охранники смотрели на меня с подозрением, когда я после часового отсутствия вернулся на территорию работодателя с кошачьей сумкой, в которой сидел другой кот. Сфотографировали второго кота, выдали на него пропуск, который теперь уже меня совсем не смешил, и пропустили в умный дом.

Мурзик встретил новенького по-хозяйски: выгнув спину, взъерошив шерсть и шипя, но кот, которого я нашел на улице и назвал Васькой, быстро вошел к Мурзику в доверие.

Вид у Васьки был голодный, и я, хваля себя за изобретательность, включил голосовой призыв. Кот резко вскочил, но потом, взглянув на спокойно вылизывающегося Мурзика, улегся обратно, сверля меня голодными глазами.

На кухне история повторилась. Ощущение, что мой кот обучает дворового – есть из раздатчика нельзя, а из рук хозяина можно – было таким сильным, что я вышел и несколько раз обошел вокруг дома, а когда вернулся, еда была нетронутой, а коты разбрелись по дому в поисках мышей.

Всю ночь я ворочался. Укачивание и подогрев кровати совсем не помогали уснуть, бросая меня между сном и явью.

Четвертый день.

Сейчас уже смешно вспоминать, но откуда-то у меня в голове появилась эта мысль:

«Если хочешь, понять, как думает противник, стань им, думай так же, как и он». Почему я решил применить ее к котам – не знаю. Наверное, сказалось нервное напряжение и практически бессонная ночь.

Следующим утром я зашел в гостиную на четвереньках, громко мяукая. Коты смотрели на меня не отрываясь. Для полноты картины не хватало только открытых от удивления ртов. Возникла сюрреалистичная сцена с сидящими на диване котами и ползающим, мяукающим человеком. Через некоторое время они успокоились – как я понял, приняли меня за своего, и начали укладываться. Этого я и ждал! Со своего смартфона я подал команду из кухни с призывом обедать:

– Кс-кс-кс, Мурзик, иди есть, – зазвучала запись, я на четвереньках понесся на кухню, а коты переглянулись и остались спокойно лежать. Мне показалось, что за моей спиной раздалось мерзкое хихиканье, но я отогнал эту мысль и лег с ними на диван. Я ходил по дому в поисках мышей, снова и снова запускал запись кошачьего призыва с кухни, несся сломя голову на зов, показывая наглым животным пример, и в конце дня, совершенно измочаленный вынужденной дрессировкой самого себя, сдался.

Пятый день.

Я вышел в гостиную. Васька с Мурзиком как ни в чем не бывало лежали на диване. Я привычно включил команду; они, как обычно, не отреагировали. Меня не покидало ощущение, что за моей спиной они переглядываются и хихикают. И тут меня осенило!

Я рванул из дома и вернулся уже вечером. Всю ночь и половину следующего дня я перенастраивал технику. Котов не кормил, и сам не ел, чтобы все сполна прочувствовали муки голода.